Некогда воинственно дерзкая женщина превратилась в обездвиженное тело, бесцельно цепляющееся за жизнь. Для той, кто застыл в ненавистной реальности, ел с чужой помощью и постоянно молчал, дом стал подобием склепа с постоянными посетителями.

Он обрастал пылью быстрее, чем Джаки успевала различать время суток, и буквально молил об избавлении. Из всех членов семьи уборка досталась Мелани. Отец покупал еду и бытовую химию, платил по счетам, мать разговаривала с Джаки и читала ей книги, а Тобиасу было совершенно плевать. Он отбывал смену напротив старушки в просевшем кресле, переписываясь со своими дружками и девицами, которые менялись стабильно раз в неделю. Когда очередь доходила до Мелани, дом утопал в грязи от прочих визитеров.

О жизни Джаки до рождения отца (и то того времени, которое он мог вспомнить) Мелани знала лишь то, что она являлась потомком голландских бюргеров9, мигрировавших из Шри-Ланки.

Джаки не была типичной бабушкой, проводящей вечера в детской за книжками, и единственное, что передала внучке за тринадцать лет ее жизни, это гладкие густые волосы цвета горячего шоколада. В редкие же встречи она не упускала возможность дать урок в привычной для себя чванливой манере.

А сейчас лежала на диване и смотрела ввалившимися глазницами в одну точку.

Мелани казалось, что жизнь наказывает Джаки за грехи, совершенные при жизни. И именно страх подобной расплаты заставлял ее переступить через собственные желания и обслуживать фактически чужого человека.

Спустя час она вышла на остановке, перешла дорогу и, поднявшись по ступеням, столкнулась в дверях с отцом.

– Что-то ты задержалась, – недовольно буркнул он.

– И тебе здравствуй, папа!

Он молча кивнул и потер затылок.

– Я не успел вымыть за собой посуду, но покормил Джаки. Переверни ее через час на другой бок и сделай массаж.

– Но, пап…

– Я опаздываю. Если что-то понадобится – позвони.

Эта фраза раздражала Мелани больше всего. Потому что была бесполезной, как мыльный пузырь. Она могла оборвать трубку, но ничего бы не изменилось.

Мелани вошла в дом, оценила обстановку и тяжело вздохнула. В этот раз она надолго застряла. Первым делом убедилась, что старушка находится ровно там, где оставил ее отец. Затем натянула фартук, перемыла всю посуду. Посудомойкой Джаки так и не обзавелась, считая технику причиной бедности африканских детей. У нее и аргументы имелись, вот только она их не озвучивала.

Вытащив из кладовки пылесос, Мелани вычистила оба этажа, заглядывая в каждую комнату. Это было не обязательно, но совесть не позволяла ей оставить за собой грязь. Увидев заляпанные окна, она взялась за тряпку и распылитель. Чувствуя на себе пристальный взгляд старушки, Мелани казалось, что даже в эту самую минуту та смотрит с упреком, мол, делаешь неправильно.

По прошествии часа Мелани подошла к Джаки и с трудом перевернула располневшую женщину. Та не издала ни звука, продолжая редко моргать.

«Господи, если я не сделаю массаж, в старости ты сделаешь со мной то же самое?»

Сочтя молчание Всевышнего за положительный ответ, девочка зажмурилась и протянула руки. Даже сквозь ткань домашнего платья Джаки, она чувствовала вспотевшую рыхлую кожу.

«Молю тебя, Господи, сотри из моей памяти эти воспоминания!»

Но по иронии судьбы, именно эти моменты преследовали Мелани после смерти старушки. Джаки умерла ровно через две недели, не дожив до своего восьмидесятилетия около месяца. И девочка не могла врать самой себе, что не испытывает облегчения.

Жизнь вернулась на круги своя, вот только главную роль в школьном спектакле уже отдали Трейси.

Но поворотной точкой стало другое событие. Мысли о нем грызи сильнее, нежели память о старческой плоти.

Это произошло на втором году ее обучения в институте. Мелани вернулась домой раньше обычного и застала родителей на кухне вместе с братом, который к тому времени пару лет жил отдельно.

– Всем привет, – поздоровалась она и опустилась на стул. – Меня вызывали в бухгалтерию, сказали, что оплаты за следующий семестр нет. Я заверила, что все в порядке. Вы, наверное, просто забыли.

Родители странно переглянулись, а Тобиас ухмыльнулся. Сердце сдавило недоброе предчувствие.

– Мам? – еле вымолвила она, пытаясь разглядеть в глазах женщины ответ на свой вопрос.

– Милая, дело в том…

У Мелани перехватило дыхание. Всякая дурная весть начиналась с этих простых слов. Дело в том…

– Мел, мама хотела сказать, что мы больше не сможем оплачивать твои счета, – вмешался отец, заканчивая неприятный разговор. Отрубил с одного удара, так сказать.

Тобиас окинул победоносным взглядом сестру, словно только что чужими руками одержал победу всей жизни. Словно дал хлебнуть заранее отравленный напиток и теперь наблюдал за действием яда.

Глаза жгло от слез. Мелани смотрела на семью и не понимала, почему они так жестоко с ней обошлись. Не из-за того, что так получилось с оплатой, можно было найти выход. Но потому, что сообщили это так и при человеке, который больше всех радовался ее поражению.

Она отпрянула от стола и схватилась за горло.

– Мне очень жаль, доченька, но папа говорит правду, – мама протянула руку. – Его отправили на пенсию, а я…

Следующие слова остались неразборчивым эхом позади, ведь она выскочила из-за стола и убежала из дома.

Сначала бежала, не разбирая дороги, потом села на автобус и доехала до Кэмпбелл Парейд, преследуя одну цель – потеряться на Бондай-бич, пока сердце не найдет свое место.

Ступив на мелкий золотистый песок, Мелани прошла еще метров двести и бессильно рухнула у воды. Море ласково смеялось, приглашая на свидание, и она вытянула уставшие ступни навстречу набегающим барашкам. Теплая вода ласкала пятки, целовала пальцы и, подбираясь к икрам, отступала назад.

Мелани всматривалась в небо, пытаясь спрятать стоящие в глазах слезы, и судорожно вздыхала. Кто знает, сколько бы она просидела так, выплескивая свою горечь внимательному слушателю, но вернуться все равно пришлось. На улице начинало темнеть.

Покинув пляж с северной части, она заплутала и двинулась, как учил отец, по направлению толпы. Больше всего в этой идее ее привлекал не поиск нужной дороги, а возможность рассмотреть нарядно одетых женщин, что прогуливались под руку со своими кавалерами. Все они направлялись в роскошное здание, соседствующее с таким же роскошным отелем.

Мелани пригляделась к мерцающей вывеске и прочитала «Казино». Она тогда прошла мимо, но, обернувшись, увидела с торца табличку, которую уважающий себя владелец не посмел разместить на респектабельный лицевой фасад.

«Требуются девушки-крупье. Обучение за счет казино. Достойная оплата и премиальные».

Мелани записала номер и вернулась домой. Тобиас исчез, наверняка он являлся из корыстных побуждений. Просто так он родителей не навещал.

В гостиной царил мрак. Дом спал. Мелани поднялась к себе и, набравшись смелости, позвонила в казино, чтобы узнать об условиях.

Утром она сидела перед кабинетом директора вместе с другими молоденькими девушками. Среди них Мелани выделялась колоритной внешностью и умением себя подать.

В кабинет на собеседование приглашали по несколько человек. Мелани оказалась в последней тройке. Когда они вошли, мужчина на кожаном кресле опустил голову, подперев лоб ладонью. Судя по его позе, он отчаялся найти то, что искал.

– Здравствуйте! Меня зовут Алистер Холл…

Мужчина не успел договорить, как его глаза торжествующе заблестели.

Он откинулся на спинке и приступил к собеседованию – разыгрывал ситуации, которые девушкам предстояло решить.

Мелани прекрасно справилась с конфликтным гостем, проигравшимся в пух и прах, и Алистер довольно улыбнулся.

Холл относил себя к городской элите, но, разумеется, ничего общего с интеллигенцией у него не было.

– Всем спасибо. А вы, мисс…

– Тейлор, – помогла Мелани.