За окном висел плотный туман, который, как и облака над головой, сиял перламутром. Подумалось, что там вообще ничего и нет, а само окно – просто имитация… Стало муторно на душе, и захотелось плакать.

Справедливо рассудив, что это успеется, я пошла от окна вдоль стены, противоположной входной двери. Стена была покрыта и на вид, и на ощупь такой же точно тканью, как и постельное бельё, только глубокого изумрудно-зелёного цвета. На ней, ни разу не повторяясь, были нарисованы диковинные растения, с цветами в бутонах и спящими на ветвях птицами. Рисунки были рельефными и выполнены настолько реалистично, что казалось: вспугни птицу – и она взлетит…

Вскоре я обнаружила дверные ручки. Разглядев контур двустворчатой двери, открывающейся вовне. Едва я прикоснулась к ручкам, как дверь открылась сама.

Я очутилась в таком же просторном, но прямоугольном помещении с полукруглым во всю стену эркером. В нём лежал такой же большой круглый молочно-белый ковёр с голубым и синим орнаментом, напоминающим кружево или морозный узор. В эркере по центру ковра стоял круглый стол, покрытый однотонной скатертью интенсивно-голубого, в тон узора на ковре, цвета. Вокруг него были расположены девять мягких кресел с обивкой разных тонов, от почти белого до синего, и тоже без какого либо рисунка. В центре стола стояла низкая полупрозрачная вазочка с давно засохшими и осыпавшимися на скатерть цветами. Их по-прежнему яркие лепестки своего цвета не изменили, и пестрели на столе яркими разноцветными пятнами.

Шторы здесь были на пару тонов темнее цвета скатерти, а тюль на пару тонов её светлее. Стены были так же изукрашены ярчайшими изображениями местной флоры и орнитофауны. Хотя, как мне смутно помнилось, когда я в комнату только входила, стены здесь были однородного тёмно-синего цвета…

Облака над головой почти ничем не отличались от тех, что я уже видела в спальне, разве что были более прозрачными, в просветах открывая лиловое, с яркой радугой в вышине, небо. Обилие разноцветья, тем не менее, никакого отторжения у меня, любительницы сдержанных цветовых сочетаний, не вызывало. И, что было уж совсем неожиданно, даже нравилось своими чистыми и сочными тонами.

Прогулка на подгибающихся от слабости ногах далась мне достаточно тяжело, и я села в ближайшее кресло, подперев голову руками. Мой взгляд упал на засохшие лепестки, и мне показалось, что в их расположении на столе есть какая-то система. Я долго и добросовестно пыталась её разгадать, поворачивая голову то так, то этак, но ничего, кроме головокружения и нового приступа тошноты, это у меня не вызвало. Послание же, а в процессе постичь его тайный смысл я окончательно уверилась, что это послание и есть, осталось мною, к моему вящему сожалению, неразгаданным.

Передохнув, я встала и принялась рассматривать помещение дальше.

Вдоль стен в нишах между колоннами стояли шкафы с посудой тёплого белого цвета. Я подошла ближе к одному из них и, открыв, взяла в руки верхнюю тарелку из стопки. Тарелка была лёгкой и, просвечивая на свет, выглядела, как дорогой фарфор. По её краю был нанесён такой же кружевной узор, как и на ковре. Я бросила взгляд на кружевную ленту в рукаве комбинезона: он был таким же.

Странным казалось и то, что стеклянные на вид створки шкафов предметы отражали настолько смутно, что разглядеть себя теперешнюю ни под каким углом мне даже приблизительно не удалось.

Я открыла выдвижной ящик стоящего рядом комода. Изящное и без всякой вычурности фраже было выполнено из какого-то, похожего на белый матовый металл, материала. В следующем комоде лежали скатерти, напероны, салфетки и полотенца, всех размеров и оттенков, в тон основному цвету тканей в помещении.

Вся мебель в этой комнате, как и рамы окон, были на вид из той самой слоновой кости, что и в спальне.

Я прошла к окнам. Туман к этому времени немного рассеялся, и я увидела, что эркер обнесён широким балконом. Я внимательно разглядывала рамы в поиске замков или шпингалетов, но нашла только какие-то кнопочки. Не рискнув пока экспериментировать, я продолжила искать двери, могущие привести к искомому мною предмету интерьера – зеркалу.

Дверь обнаружилась прямо напротив той, в которую я вошла сюда, и я открыла её, в этот раз слегка потянув за ручки. Желая проверить свою смутную догадку, я, не переступая порога, медленно заглянула в комнату.

Меня в данный момент интересовали стены. Они, как я правильно и предположила, были абсолютно однотонными, а облака под потолком – обычного белого цвета.

Цветовое решение этой комнаты выполнено было в гамме шартрез, от пресловутого цвета слоновой кости в рамах окон до интенсивно-зелёного оттенка на полу. Ковер с высоким ворсом скорее напоминал травяной газон, упруго пружинящий под моими босыми ногами. Мебели не было.

Само помещение было меньше предыдущих раза в два и, наряду с такими же высокими окнами, в нём с противоположной от них стороны располагались пять отчётливо просматривающихся дверей. Я сделала пару шагов вперёд, внимательно наблюдая за реакцией стен. На них, по мере моего продвижения внутрь комнаты, проявлялись те самые рельефные рисунки. Я оглянулась – рисунки на стенах столовой соответственно исчезали. В облаках над головой загрохотало и они радостно заискрили. Теперь я окончательно убедилась, что всё это великолепие кочует по залам вместе со мной.

Я открыла первую дверь. Ту, из пяти, что находилась посередине.

Это была ванная комната. То-есть, прямо перед дверью в комнате стояла прозрачная ванна с какой-то субстанцией, переливающейся, как бензиновое пятно на воде. И это первое, что бросилось мне в глаза. Уже потом я рассмотрела всякие другие удобства. В глубине был виден довольно живописный бассейн с небольшим водопадом, срывающимся с очень реалистично выглядящей скалы, по которой взбирались цветущие лианы, тянущиеся к падающему откуда-то сверху свету.

Прислушавшись к себе, вернее к новому телу, я решила удобства пока по назначению не использовать. Но мне захотелось принять ванну… не эту, конечно. Её я обошла стороной и направилась к бассейну.

Но желанию моему сбыться было не суждено. Я натолкнулась на невидимую преграду, которая, при моих попытках преодолеть её, пружиня, отталкивала меня назад. При других обстоятельствах это, наверное, могло бы быть даже весело. Но не теперь.

Я снова огляделась в поисках зеркала, но здесь его тоже не оказалось.

Я вернулась назад, затворив эту дверь, и открыла следующую, которая вела, судя по нескончаемым рядам вешал и полок, в гардеробную. И те и другие, правда, пустовали, но зато открывающаяся наружу дверь представляла из себя сплошное зеркальное полотно, которое, множа само себя, начало раскладываться, как слайдер. Слившись в одну плоскость, оно в итоге заняло всю стену до самых окон.

Я выдохнула и, подойдя ближе к окну, где было гораздо светлее, взглянула в зеркало.

Тощее тельце в саване, с дрожащими от напряжения ногами, едва держало кажущуюся непропорционально огромной, из-за венчающей её гигантской копны растрёпанных волос, голову. Мертвецки бледное лицо без малейших признаков подкожного жира, оттеняло зеленоватые потрескавшиеся губы. Чуть ли не в пол-лица глаза с тускло-серыми зрачками были обведены чёрно-фиолетовыми кругами. Панды бы обзавидовались.

Узрев всё это недоразумение, я испытала просто непередаваемую гамму ощущений.

Ну что сказать – я, возможно, и была почти готова к тому, что увижу. Или я так думала. Но не моё новое тело, точно. Оно не перенесло моей сногсшибательной на него реакции и просто хлопнулось в обморок.

…В этот раз я очнулась от звука, который можно было бы охарактеризовать, как победная песнь торжествующего хищника. Начавшееся звучание от тихого утробного рыка закончилось запредельным фортиссимо. За окном полыхнуло сиреневым, неистовая песнь резко оборвалась и все звуки стихли. Меня снова оглушило тишиной.

И тут прямо в голове возник скрежет столь премерзкий, что, казалось, внутри неё как будто роились не менее сотни поющих цикад. И от этого конкретно мутило.