Кайрис скачет взглядом по его напряженно изогнутым губам, по лицу, по протянутой руке. Алесий ее младше, однако он хоть и маленький, но мужчина. А значит – опасный. Кайрис рвано вздыхает, пытаясь успокоиться, когда парень легко наклоняется, будто собираясь схватить ее своей широкой ладонью. Кайрис мигом оказывается на ногах и, пихнув Алесия в бок, выскакивает за дверь. Парень так и остается стоять, пока Кайрис быстрым шагом идет по деревне, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Уж лучше пусть Крия оторвет ей голову и сделает из нее чучело, чем оставаться рядом с распускающим руки Алесием. Хотя скорее уж Крия ее на снадобье пустит.

695 год, Земляничник, 15

Кожа горит огнем. Кто-то хватает ее за руки, таща сквозь густую темноту, и прикосновения обжигают. Кайрис ворочается в пространстве, пытаясь вырваться, но тело ее не слушается, а чужая фигура сбивает с ног, и они падают на землю, продолжая возиться уже там. Вокруг ничего не видно, а над ухом виснет чужое тяжелое дыхание. Кайрис уворачивается – ее сил хватает только на то, чтоб выгнуться, как готовый сломаться ивовый прут, уходя от прикосновений. Чужая фигура давит на грудь, и, когда это становится нестерпимо, Кайрис широко распахивает глаза, дергаясь вперед, и ее рот искривляется, чтобы застыть на выдохе.

В глаза брызжет яркий свет. Сперва Кайрис кажется, будто она ослепла. Зажмурившись и стерев выступившие на лбу капли тыльной стороной ладони, она вытирает рот. Спина вся взмокла. Привыкнув к свету, Кайрис понимает, что сейчас раннее утро. Меж запертых ставен просачивается золотистая полоса, падая аккурат на ее лицо. Кайрис все еще дышит часто-часто и глубоко, грудь ее дрожит, как у загнанной лошади. Заснуть больше не выйдет. Она порывисто встает на ноги и подходит к окну. Распахивает ставни. Пару минут она стоит, высовывая голову, чувствуя, как ветер холодит взмокшую кожу, а потом неохотно идет к столу.

Крия, как и всегда, оставила там деревянную кружку, над которой поднимается едва заметный пар, источая сладковатый запах. Все-таки в чем-то ворожеей быть хорошо – коровы нет, а молоко ей все равно носят. Кайрис берет кружку в руки, чувствуя слабое тепло – молоко еще не успело остыть. Она осторожно, чтобы не расплескать, подносит ее к губам.

С низа живота вдруг поднимается тошнотворная волна, прошибая до слез. Кружка выпадает из рук Кайрис, но та только зажимает рукой рот и сглатывает подступившую горечь. Кружка с грохотом закатывается под стол и останавливается, а молоко растекается неровной белой лужей. Кайрис сглатывает, растерянно глядя себе под ноги, и ее медленно охватывает осознание. Когда в последний раз у нее была «женская хворь»? А когда должна была быть? И этот едва намечающийся животик – он потому, что Кайрис поправилась, или…

Мысли все сильнее мрачнеют с каждым мгновением, будто небо, на которое набегают грозовые тучи, закрывая собой все.

Первые пару дней она уговаривает себя, что это просто совпадение. Просто не желает верить, но мысли просачиваются тонкими щупальцами, незаметно укореняясь в сознании. На третий день сила воли, удерживающая сомнения, дает трещину. Кайрис начинает мутить от одного лишь запаха любой еды – молока, сыра, супа. Намного сильнее, чем поначалу. Весь день давясь сухими лепешками, она доходит до того, чтобы хотя бы обдумать мысль о просьбе помощи у Крии. В то мгновение Кайрис как раз катает эту идею так и эдак, перебирая горох, когда ворожея возвращается, и не одна.

Следом за Крией, придерживая сползающую косынку, входит девица. Кайрис узнает Давию. Гостья взволнованно мнет край темной юбки. Крия кивает Кайрис и машет рукой – выгоняет, значит. Кайрис поднимается, но задерживается, разглядывая лицо Давии. Не то чтобы оно было каким-то особенным, но… У Давии есть все, что она потеряла. Дом. Семья. Красота. Даже муж. Кайрис украдкой сжимает кулаки, и перед ее глазами вдруг мелькает картинка: рука, впечатавшаяся в румяное женское лицо. Кайрис вздрагивает и, мотнув головой, выходит вон.

В коридоре она прижимается к холодной стене спиной, растерянно глядя на подрагивающие руки. Что это было только что? Видение меркнет, и ему на смену приходит усталость. Взгляд сам собой утыкается в дверь кухни. Поколебавшись пару минут, Кайрис так и не может перебороть любопытства. Она опускается на колени, стараясь не шуметь, и заглядывает в щель – похоже, Крия прикрыла дверь не очень плотно.

Часть разговора она успела пропустить – Крия показывает Давии глиняную посудину, похожую на кружку без ручки, и говорит:

– Опорожнись сюда и добавь каплю сока ластоцвета. Если станет красным, значит, ты носишь дитя.

Давия не спешит брать предложенное.

– Это точно сработает?

– Давай решай быстрее, у меня еще много дел, – Крия говорит таким безразличным голосом, что не понятно, волнуют ли ее эти дела хоть самую малость.

Но Давия быстро хватает посудину и направляется к двери. Кайрис отпрыгивает, как ошпаренная, и заскакивает за угол, чтобы быстрым шагом пройти во двор. Сердце грохочет в ушах, не желая успокаиваться после такого открытия. Неужели – так просто? Тогда и с Крией общаться не придется – надо только найти листья ластоцвета.

На плечо ложится мягкая ладонь. Кайрис вздрагивает и оборачивается. Крия глядит своими пронзительными глазами, и от проницательности в них становится не по себе. Неужели догадалась? Да нет, откуда бы?

– Ты что-то хотела?

Кайрис делает шаг, чтобы ладонь соскользнула с плеча, а потом медленно качает головой.

– Нет.

Ластоцвет – довольно часто встречающаяся в лесу трава, поэтому в кладовую лезть не приходится. Кайрис разглядывает разделенные натрое листочки, похожие на ласточкины лапки. Она бы не рискнула искать их сама, если б Крия не показала ей до этого целую полянку ластоцвета – он на многие зелья идет. И сейчас, пока ворожеи нет, Кайрис быстренько выжимает листки над глиняной чашей. Сок – прозрачный и липкий – течет по пальцам. Попала ли хоть капля – не видно, поэтому Кайрис на всякий случай как следует трет листки подушечками пальцев. Закончив, она подставляет чашу солнечным лучам и задерживает дыхание.

Цвет не изменится. Он просто не может. Он не изменится, и все будет хорошо. Слова, как молитва, слетают с губ, пока Кайрис считает до пятнадцати, непрерывно глядя в чашу. Сперва ничего не происходит, и Кайрис успевает выдохнуть, когда замечает странные бурые капельки, расплывающиеся по ровной глади. Она приглядывается. В мутной желтой жидкости прорастают прожилки, расходятся вширь и вдруг словно вспыхивают. Кайрис держит в руках чашу, будто полную крови – светлой, разбавленной водой, но крови. И лучше бы это правда была кровь.

Сознание словно пропадает, и в голове остается только звенящая пустота. Кайрис медленно, одеревеневшей рукой, ставит чашу на подоконник. Решение вдруг становится для нее кристально ясным – как прямая дорога – и остальные движения Кайрис выполняет механически, словно заведенная игрушка. Несколько шагов, поворот, за угол, маленькая дверь с черной ручкой, ящик прямо впереди, схватить нужные травы, повернуться, закрыть дверь, выйти. Какой-то другой человек, не она, делает все это быстро и по-военному скупо.

На кухне Кайрис достает ступку и растирает сушеную медянку в деревянной миске, все так же не говоря ни слова. Будто смотрит со стороны, как пальцы в ссадинах и мозолях методично перетирают порошок. Когда он становится однородным, заливает водой, которую принесла для обеда, и в голове будто щелкает. Эмоции прорываются, как вода сквозь плотину.

Руки начинают мелко дрожать, и Кайрис подносит их к глазам, сжимая и разжимая пальцы. Она носит ребенка. Нет, не так. Это не ребенок, это чудовище, которое надо уничтожить. Рука сама собой дергается к животу и останавливается, так и не касаясь. Кайрис стискивает плечи, внезапно ощущая себя грязной, и тянется к чаше. Хорошо, что Крия пыталась учить ее по началу. И как делать яд, способный вытравить этого монстра, тоже показала. Все будет хорошо. Главное – выпить все. Кайрис подносит чашу к губам и открывает рот. Это может убить ее, но чудовище не выживет тоже. От чаши пахнет резко и остро – дыхание перехватывает. Обхватывая край губами, Кайрис думает только об одном: не пролить бы ни капли. Но она не успевает сделать и глотка.