Резко сел.

– Кизи…

– Что? – робко посмотрела на него.

– Поллав добрый.

– Неправда! – отвернулась.

– Он кажется злым, но вообще-то он добрый.

– Он тебя сегодня душил!

– Он ненавидит, когда я ему советую при других. Тем более, при тебе. А я его сильно сегодня разозлил.

– Всё равно не верю.

– С Поллавом вообще-то проще поладить, чем с Моханом.

– Мохан добрей!

– Понятно, младший брат тебе понравился больше других, – улыбнулся Садхир.

А я внезапно замерла. То ли слова его, то ли взгляд внимательный, пристальный… что-то во всём этом было не то. Что-то меня смущало. Да и вообще, мы были одни… светильник опять стал гаснуть.

Почему-то мы оба протянули ладони к огню. Заградили с двух сторон. И кончики наших пальцев соприкоснулись. Мы замерли, испуганно посмотрев друг на друга.

– А… – начала я, мучительно пытаясь придумать, что ещё сказать, вообще не про нас.

– Да? – улыбнулся молодой мужчина, замерший так близко от меня.

Пот его пах как-то иначе. Не так резко. Может, потому, что он мясо не ел. Вот и сегодняшнюю рыбу съели Мохан и Поллав вдвоём. Кстати, Поллав её порезал совсем пополам. Хотя себе половину от головы забрал.

– А… это…

– Мм?..

– У тебя пятая чакра тоже яркая?.. Ну, эта… Шукрачарья говорил, что она помогает находить слова.

– Я слишком красноречив? – он усмехнулся. – Ну, прости.

– Нет, ты… Поллав прав: тебе хватает нескольких слов, чтоб совсем ситуацию изменить.

– Но и у тебя Вишудха сильна.

– Вишудха?

– Пятая чакра. Она находится у горла.

Пальцем показал. К счастью, у себя.

– А расскажи про чакры! – оживилась я.

Мы снова сели ровно. Снова ярко вспыхнул огонь. Мне почему-то очень ярко вспомнилось виденье из пещеры: девушка, которая пришла просить священного огня у брахмана-отшельника. Она ведь… она же потом стала женой брахмана?.. Когда её возлюбленный погиб. Хотя в моих снах и виденьях не было дня его смерти.

Сердце сжалось напугано.

Но… мне хотелось узнать. Хотелось понять всё.

А Садхир стал медленно показывать на себе расположения чакр и говорить:

– Первая – Муладхара. Копчик. Пах. Выживаемость и сила, физическая и внутренняя. Цвет красный…

И я его слушала, широко распахнув глаза. Долго-долго он подробно рассказывал про первые три чакры, которые обычно у всех людей работают.

– …И ещё Манипура даёт способность контролировать других, в обществе. Такая, внутренняя сила. Человек с нею хочет жить правильно. Как принято в обществе. У всех свои обязанности…

Зевнув, спросила:

– У Поллава она сильная?

– Да, – улыбнулся Садхир, – у него самая сильная из нас троих. Он – лидер.

Опять зевнула. Страшно хотелось лечь. Но боялась лечь возле него. Тем более, мы только что вспомнили про Поллава.

Мужчина сам зевнул. Растянулся на спине.

– И это… Анахата, четвёртая. Цвет зелёный. У сердца…

И, кажется, уснул. Вот, веки сомкнул и долго ничего не говорил. А обещал меня охранять!

Хотя, немного позлившись, я обрадовалась. Спокойно легла рядом. Но как-то… хотелось проверить. Не знаю, зачем.

Осторожно придвинулась к его плечу. Полежала совсем рядом. Было странно спокойно. Этот покой обволакивал, проникал куда-то внутри… или я просто хочу спать?.. Сильно хочу спать…

Индра прошёл вперёд – втаптывая цветы в землю ещё глубже, раздавливая нежные лепестки ещё больше своими туфлями из парчи, расшитыми золотыми нитками и драгоценными камнями – и остановился перед Сандхьей. Та спокойно дожидалась его, едва приметив. Так сразу и перестала танцевать.

– А хороша! – довольно сказал раджа богов, оглядев её сверху вниз. – Хотя кожа слишком смуглая. А всё остальное… – взгляд его упал на чхоли, вымокшую от пота, прилипшую к пышной груди. – Остальное очень даже… ничего.

Худенькая смуглая девушка замерла, изогнувшись немного назад – одна рука с пальцами загнутыми над головой, а другая – красиво изогнутая – у груди. Вздымавшейся сильно и опускавшейся от волнения.

Дэврадж, высокий, статный, мускулистый, широкоплечий, задумчиво скользнул широкой ладонью по её руке – от запястья хрупкого вниз, до плеча, по жаркой коже, липкой от пота. Он уже её хотел.

– А для людей и вовсе красавица! – ухмыльнулся Индра. – Не удивительно, что тот мерзкий демон, увидев тебя, обо всём забыл. Даже забыл, каких хотел разрушений в моём храме.

– Он не разрушать пришёл! – строго сказала храмовая танцовщица, сердито взглянув на своего бога. – Он пришёл за мной!

– Ужели ты не признала меня? – сдвинул густые изящные брови раджа богов. – Это мой храм! И ты – его дэвадаси – и, следовательно, моя женщина! И, раз уж я пришёл, теперь мои приказы сильнее приказов настоятеля этого храма! А я хочу…

– Вы можете забрать моё тело, но не мою душу! – перебила наглая дева своё божество.

– Что?! – вскричал Индра в гневе. – Я – твой бог! И этот храм – мой!

– Да, этот храм ваш, о дэврадж! – продолжала упорствовать глупая дева. – Но моё сердце я давно отдала другому божеству.

– Кому? – царь богов сердито нахмурился.

Аравинда робко наблюдал за ссорой своего бога и дерзкой дэвадаси со стороны. Он и жалел её, неразумную, и не смел вступиться за неё. А Индру она явно разозлила. А кто из прислужников храма не слышал, как опасен раджа богов в гневе?! Тем более, что храм и все предметы, танцовщицы в нём и правда принадлежали ему. Только обычно дэвадаси танцевали перед изваянием своего божества, а в этот день их бог явился к ним сам. Да ещё и милостиво выбрал одну. Которая почему-то не проявила ни смирения перед своим богом, ни благодарности к оказанной ей милости! Аравинда совсем не понимал, как так?.. Тем более она, опороченная, наверное, молодым демоном, должна была припасть к стопам своего бога и в слезах молить о заступничестве и помиловании! И вообще… она почему-то так ни разу не упомянула того молодого демона, который дерзнул коснуться её. Ведь наверняка же дерзнул?..

«Или не молодого, – подумал грустно юноша. – Демоны владеют майей. А какие они под иллюзией – так и не поймёшь. И, увы, участь у неё тяжёлой будет. Настоятель возненавидел её. Только заступничество нашего бога может её спасти! Но почему же… она не просит его защиты?..»

Эта девушка сегодня дважды потрясла Аравинду: сначала дивным танцем – хотя её, новенькую, почти ничему не успели обучить ещё, даже в храме танцевать не пускали – а потом и непокорностью перед божеством.

«Она даже не выглядит счастливой от явления нашего бога! Хотя некоторые люди – даже сами брахманы – бывает, всю жизнь проводят в аскезах, достойно, но и то не удостаиваются чести видеть своё божество! Почему она себя так странно ведёт?»

– Лет десять назад на мою семью напали разбойники… – ресницы глаз, всё ещё дерзко смотрящих на раджу богов, всё-таки дрогнули, испуганно, но не от него. – Они убивали всех! Отца, братьев, дядей, деда… они за несколько мгновений убили их всех! – по смуглым щекам потекли две дорожки слёз. – А потом стали хватать женщин и девочек, задирать подолы… они резали нам ноги, били лезвиями по щиколоткам, чтобы мы не могли убежать, – она всё-таки опустилась, сняла с щиколоток широкие гхунгру и дрожащими руками приподняла края пышных дхоти.

И Индра, взгляд опустивший, приметил три росчерка узких шрамов у неё на голенях. Вздрогнул невольно, поняв, как больно было ей передвигаться с разрезанными мышцами. А тогда убежать – и вовсе не возможно.

– Они калечили нас… насиловали… смеялись… потом перерезали нам глотки… только отталкивая запятнанных… – ресницы дэвадаси задрожали. – Они насиловали мою подругу передо мной, а потом… – голос её дрогнул. – Когда она уже застыла… кажется, сердце не выдержало. Потом появился он! – взгляд подняла сердитый, залитое слезами лицо, сжала кулаки. – Тот мальчик-демон с жуткими глазами! Золотыми, с узким зрачком. Он был ниже меня… младше меня. Он меня первый увидел… увидел слёзы на моих глазах… Он зарычал вдруг, метнувшись на них. Его испуганно кто-то ударил по руке, раскроив до кости. Он не остановился. Он не кричал от боли. Ногти на руках его отрасли… блеснуло, зашуршало вдруг появившиеся ожерелье из змеиных клыков… потом… – тело её передёрнулось, глаза распахнулись от ужаса, слёзы даже перестали течь. – Потом… – и замерла, оцепенев, вспомнив.