Это охладило пыл нападающих и дало Борису время добежать до дверей. Он почувствовал, как напиталась кровью тугая повязка на рёбрах и пообещал себе, что спросит с них за каждую каплю.

– Чо там у тебя снаружи случилось? – уставился рыбьими глазами на Бориса Михаль. В прошлом он носил кликуху Сом за безразличный взгляд, но потом стал управителем подпольной арены и сменил прозвище.

– Попросил у пацанов табачку, а они дёрнулись, – с наигранной задумчивостью произнёс Барс, неспеша присаживаясь в кресло. Михаль напротив, а между ними стол. На нём пока пусто, а вот появится ли что-то зависит от хода разговора. – Непорядок.

– Будешь мне предъявлять за порядок, Барс? – дёрнул бровью Михаль.

– Мне пришлось как крысе через всякие щели сюда добираться, – низким голосом и раздельно проговорил Борис, – я думал, что хотя бы вокруг твоего дома можно ходить спокойно. А вокруг бегают какие-то дикие псы.

Михаль ответил не сразу, сначала пристально посмотрев в глаза Барсу.

– Ну может и завелось пару одичалых. Велю разобраться. Только ты сам не забывай, как оказался в таком положении. Не я виноват, что тебе приходится уподобляться крысе.

Борис отвёл взгляд и посмотрел в мутное стекло, из которого виден игровой зал первого этажа, с баром и сценой.

– Других вариантов не было, я тебе говорил.

– Мотал я это твоё “не было” на чём дед Макар лошадей не таскал, понял? – процедил Михаль. – Ты мне нужен пока на тебя ставят. А тут такой финт, что клановские городового спускают, а Мох просит для тебя три месяца на восстановления. С какого хера, Барсик?

И снова Борису пришлось сжимать челюсти потуже, сдерживая гнев.

– Я не твой ручной пёс – помни это. Ну, а насчёт дела, у меня уже есть план. Я хочу драться в панцире из толстой бычьей кожи.

В мёртвом взгляде Михала проклюнулся огонёк.

– Это не по правилам, никто не…

– У меня правая рука висит, Михаль! Это тоже не по правилам. У всех, кто встанет против будет преимущество.

Тот откинулся в кресле и достал кисет со смесью трав и грибов. Макнув подушечку большого пальца, он оттянул нижнюю губу и обмазал с внутренней стороны зеленоватый порошок. Некоторое время елозил языком, растирая. Получив первый кайф, заговорил:

– Ну, допустим. Но три месяца, Барс, это много.

– Две недели, – не задумываясь выдал тот.

– Гонишь?

– Забей на Моха. Он лекарь – работа такая. Через две недели ставь меня в сетку и найди до тех пор панцирь размер в размер.

Взгляд Михаля на короткое время потерял осознанность. Потом он очнулся, снова сел прямо.

– Я могу прям щас за подмастерьем портного послать. Мерки снять.

Борис помотал головой.

– Я ещё не советовался с Мохом. Пусть подумает, как меня быстрее подлатать. У него голова на этих рельсах катается. Дай нам день на всё и шли подмастерье.

– Ну лады, – повёл головой Михаль. – Жрать хочешь?

– Погоди, ещё дело есть. Мне надо где-то схорониться, пока не окрепну. Мох дал несколько дней, но потом сказал убираться.

Михаль хмыкнул, потом сглотнул и говорит:

– Это твои проблемы.

– Чёртов Сом! – выругался Борис. Орлёнок вовсю наяривал яблоко и просто слушал. – Мне теперь как отщепенцу ютится в брошенных забоях? Реально конченый байстрюк! Столько золота на мне заработал, а чуть попросишь – ужмётся.

– Тебе надо научится драться ногами, я думаю, – выдал Орлёнок.

Борис невольно сбился с настроя костерить Михаля, с недоумением уставился на друга.

– Думает он… нет такого стиля, а нет потому что нихрена не работает. Пока будешь махать ими – полную моську напихают.

– Это когда у тебя руки целы, – немного обидевшись, отозвался Орлёнок. – А когда одна? Ты сам-то думай, осёл!

– Мне может ещё гопака сплясать на арене? Очень поможет. Кто увидит, сдохнет со смеху.

Орлёнок призадумался на полном серьёзе.

– И спляши! Только не гопака, а так, чтобы не достать было. Скачи, прыгай, крутись. Свилю-то делаешь.

– Вредно тебе яблоки жрать, – заключил Борис. Его мысли целиком занимала проблема где жить.

Возвращаться пришлось другим путём и значительно дольше. Причин тому нашлось аж несколько: во-первых, на переходе с четвёртого на пятый ярус Борис спуститься не сможет – с одной здоровой рукой велик риск сорвать и хряпнуться на гору неисправных крепей; вторая причина – ядовитые пары, что концентрируются в некоторых частях пути после обеда; а в третьих, друзья решили, что из-за стычки возле притона Михаля, их могут поджидать на прошлом пути. Кто-то, что-то мог видеть и спешно доложить главарям шаек за щедрый куш.

Орлёнок поделился, что пару раз подрабатывал на Изобретателя. Вообще, его зовут Вольф Карл Германович, но прославился он не немецкой фамилией, а тем, что изобрёл “благодетельницу” – безопасную шахтёрскую лампу. Одна из самых страшных напастей преследующая киевских шахтёров, стоило им зарубиться глубже в недра – гремучий газ. Далеко не всегда удавалось успешно вентилировать выработки и это провоцировало взрывы. Изобретатель постоянно что-то выдумывает и прослыл блаженным, но после создания лампы стал народным героем. Больше уже никто не ругается на него за растраты и эксперименты.

Такому человеку всегда что-нибудь нужно. Большую часть поставляет клан Земли, которому приходится выкупать основные материалы у Огня, владеющего всей добычей угля, железа и других руд. Если бы не коксование и сушка, принадлежащие Земле с Воздухом, то быть беде, а так, кланы всегда договариваются.

Изобретатель – человек далёкий от мирского, потому расходует материалы беспечно. За это, а также за угрозу жизням и здоровью живущих поблизости людей, он получал общественное осуждение. После изобретения “благодетельницы” настроения изменились.

Орлёнок был нужен Изобретателю по двум делам. Первое это узнать, в какой части Нижнего Киева можно разместить новый испытательный цех, чтобы он был близок к воде, углю, и в случае аварии не навредил большой массе народа. Борис с удивлением выслушал, что Орлёнок облазил все нижние ярусы, где располагаются плавильни, кузнечные мастерские и переработка угольной породы. Вместо платы он получил первоклассные ботинки, которые спрятал и пока не решается носить – боится, что отберут.

Второе задание было – найти два особых порошка, которые, как узнал Изобретатель, используются для приготовления дурманящих веществ. В Верхнем Киеве такое производство существовать не может, ибо порядок соблюдается намного лучше, а в Нижнем, действительно, есть.

Так как Орлёнок уже давно якшался с самым отборным бандитским отребьем, то знал, где подобное можно достать. Борис, конечно же тоже, но ему всё это сильно не нравилось и только воля Михаля не давала просто прийти и разнести там всё. Либо хотя бы попытаться.

За второе дело Орлёнок несколько месяцев хорошо питался у Изобретателя, пока не разгневал его и до сих пор ходит в опале.

Орлёнок успел узнать всё, например, что дом у Карла Германовича в Верхнем Киеве, но из подземелий он практически не выбирается. Главная лаборатория на третьем ярусе, ближе к краю, а всякие экспериментальные цеха, в количестве четырёх штук, на нижних. Новый путь было решено проложить как раз через главную лабораторию, потому что Изобретателю, в виду частых спусков, оказалось неудобно пользоваться шахтёрскими клетями и общими лестницами, вот он себе и оборудовал личный лифт – Орлёнок знает, как им пользоваться и друзья смогут сразу спуститься на нужный ярус.

Понятно дело, Борис возмутился, почему же они сразу не поехали на нём.

– Это тебе не по щучьему велению и твоему хотению работает, – фыркнул Орлёнок. – Господин Изобретатель же для себя сделал. Его можно запускать либо с третьего яруса, либо с тех, куда клеть лифта прибыла и висит.

Друзья уже почти подобрались к главной лаборатории, которую слышно за много зданий до. От креплёного стальным двутавром потолка отражаются скрипы, треск и гул механизмов. Иногда по каменному полу проходят колебания. Орлёнок с Борисом взволнованно переглянулись: не разрушится ли каменное перекрытие между ярусами?