– Разве у тебя в банде не так? Всё поровну? По справедливости? Или нет?

– Поровну, по справедливости, – согласился Тибо. – Но как? Если на неделе Базиль и Алекс «взяли» сейф, то они и получат поровну с этого сейфа. А если Гюстав и Жиральд на этой же неделе раздобыли только несколько кошельков с мелочью, так они и получат поровну с тех кошельков, плюс премия за честность. Кто больше всех «наработал», тот больше и получает. Справедливо? Справедливо!

– И большая у тебя банда?

– Без меня сорок два человека, мсье. Из них десять женщин.

– Ого! Действительно, целая армия.

– Армия, – опять согласился Тибо.

– Если ещё учесть и их родственников… – намекая, предположил Алябьев.

– Тут выборочно, – пояснил Дюран. – Хотя есть и семьи, включая детей, как у Кролика. А впрочем, все знают, кто и чем занимается, и все оказывают посильную помощь. – И уверенно добавил: – Полиция с нами никогда не справится. Погодите, мсье, придёт время, когда мы уже не будем грабить зазевавшихся буржуа по подворотням и резать у них кошельки. Мы будем в бизнесе, в государственных структурах и в политике. Мы будем работать легально и законно. Мы будем государством в государстве. Нужно только и всего-то: объединить все разрозненные бандитские группы в одну сплочённую организацию и, кстати говоря, такой процесс уже давным-давно идёт. Только некоторые из главарей всё ещё не понимают своей выгоды от этого объединения, а оно будет – поверьте!

– И мокрушники у тебя в банде есть?

– Хр-р! – хрюкнул Тибо-Колотушка. – Если мне потребуется, то я всегда найду тех, кто сделает мокрую работу. – Он помолчал, как-то виновато вздохнул и поделился мыслями: – Если наше с вами предприятие окажется удачным, то я потрачу все полученные от Тетерина деньги на свою учёбу. Эх, мсье, мало я ещё знаю. Вы вон – человек учёный, а у меня за плечами только несколько лет школы да воровское ремесло. В тринадцать лет я уже пошёл работать… – Тибо засмеялся: – И после своего первого рабочего дня впервые выпил вина и получил свой первый сексуальный опыт. И при каждом удобном случае я воровал книги и читал их по ночам … Больше всех я «Граф Монте-Кристо» люблю и ещё «Три мушкетёра». А ещё я учился драться…

И он рассказал Сергею Сергеевичу о себе. Видимо, Тибо тоже так много никогда и ни с кем не говорил. Интересным и весьма начитанным человеком всё-таки был этот парижский грабитель, познавший бедность, тяжёлый труд, понюхавший на войне пороха и не желавший отбирать у писателей, художников и кинематографистов, живущих на левом берегу Сены. Интересным, и в своём роде талантливым.

Наконец, компаньоны благополучно приехали в Столбцы, где и высадились. До польско-советской границы оставалось меньше пятнадцати километров.

Глава VI

Панна Божена

Теперь я на пять секунд отвлекусь от своего рассказа и заранее попрошу прощения у панове и пане за то, что, может быть, далее буду неверно излагать польскую речь в русском произношении. Но поверьте, что если так вдруг получится, то без всякого умысла. Просто, по моему мнению, этого требует моё повествование: ведь как Алябьев слышал на слух чужие слова, так он их и воспринимал. Уж простите меня ещё раз. Я буду стараться не наврать.

Добравшись до церкви Святой Анны, Алябьев и Дюран нашли неподалёку от неё нужный им цветочный ларёк. За ним грустила конная повозка. В гриву белой лошади была вплетена синяя лента – условный знак. Возницей был невзрачный мужчина, чем-то похожий на маленькую серую мышку, спрятавшуюся за веником. Он явно истомился в ожидании своих пассажиров.

Сергей Сергеевич начал простенький пароль, выученный им на польском языке:

– Гдже можна купичь добрэ паперосы?

– Не вем. Не палэ, – отозвался возница, то бишь, не знаю, не курю.

– Жаль! – Алябьев перешёл на русский. – Курить с самой Варшавы хочется.

– Ищчь просто. За рогем в лево (Идите прямо. За углом налево), – ответил тот.

– Дженкуе бардзо, – поблагодарил Алябьев, вновь перейдя на польский.

– Так проше, – закончил пароль возница и пригласил их в повозку на родном русском: – Здравствуйте, господа. Садитесь. Заждался я вас.

– Поезд запоздал, – кратко пояснил Сергей Сергеевич.

Далее за всё время пути он не обмолвился с возницей ни словом, а Тибо тем более. Да и о чём было говорить незнакомым людям? Они покинули населённый пункт, и возница повёз Алябьева и Дюрана на отдалённый хутор, где им должны были устроить переход через границу. Телега не поезд, поэтому ехали долго, дремали, и добрались до нужного места только к наступившему вечеру.

Не доехав до хутора полсотни метров, возница сказал:

– Приехали, господа. Слезайте. Дальше сами топайте… Но, как подойдёте к калитке, сразу не заходите. Дёрните за рычаг три раза и ждите. Вашего проводника зовут пан Ковальский.

Он развернул повозку и потрусил обратно. Путники осмотрелись: хутор стоял на пологой возвышенности. Его строения опоясывала не какая-нибудь там изгородь, а плотный забор, что было не характерно для таких хуторов. Перед ним и по бокам расстилались поля, сзади лес, как надёжный тыл. Единственная дорога, проходившая вдоль хутора, убегала куда-то вдаль. С оборонительной точки зрения место замечательное. Достаточно справа, слева и на самом хуторе поставить по станковому пулемёту, так надумаешься его без артиллерии брать, если, конечно, лесом не обойти. Но это с военной точки зрения. С гражданской – недостаток. Если что случится, пожар, например, так помощи ждать неоткуда: ближайшая деревня минимум в трёх километрах. И что это пана Ковальского сюда занесло? Ведь тоска же здесь дремучая, особенно зимой. Разве что он волк-одиночка, или разве что работа у него специфическая – нелегалов через границу переправлять.

Алябьев и Тибо подошли к забору и остановились у ворот с калиткой. Действительно, с правой стороны от неё маленьким коромыслом торчал железный рычаг. Сергей Сергеевич дёрнул его три раза и тут же из-за забора раздался лай цепного пса, словно конец того рычага был привязан к его хвосту. Но лай был не нападающим – предупреждающим: тормози! Не ищи себе проблем!

Тибо приник к щёлке в заборе и шёпотом заметил:

– Мсье! Какой здоровый пёс. Больше волка, Загрызёт запросто. Хорошо, что он на цепи.

– Тс-с! – прервал француза Сергей Сергеевич. – Не забывай, что ты немой!

Калитку открыл коренастый пожилой мужчина лет шестидесяти с седыми усами.

– Витай, дзядку! – поздоровался с ним Алябьев, назвав мужчину «дедушкой», как было условлено вторым основным паролем.

– Джень добры, внук, – ответил мужчина, хотя уже и стемнело, но пароль есть пароль.

– Пустите переночевать, дедушка. Заблудились мы с приятелем, – это по-русски.

– Проше вейщч. Ест ещче два вольнэ мейсцэ. (Входите. Есть ещё два свободных места).

– Привет вам из Парижа от папы, – сказал Алябьев. – Мам на имьэ Серж.

– Бардзо ми миуо, – закончил пароль седоусый, дескать, очень приятно познакомиться и протянул Алябьеву руку, назвав себя: – Анджей. Говорите по-русски, я добже розумем.

Он пригласил гостей в дом. Цепной пёс, увидев вошедших во двор чужих людей, залился яростным лаем, готовый выпрыгнуть из своей лохматой шкуры, но Анджей цыкнул на него, и псина скрылась в конуре, высунув из неё голову размером с ведро.

– Не тронет? – спросил Сергей Сергеевич, проходя мимо неё.

– Не, – уверил хозяин. – Пока я не скажу – не тронет.

Войдя в дом, Алябьев заметил: у двери висит большой серебряный колокольчик – это он выступал в роли звонка и был связан с рычагом калитки.

Ковальский представил ему и Тибо свою семью: жену, сына и дочь-красавицу:

– То ест жона – пани Зосия. То ест сын Януш. То ест цурка Божена.

С виду пани Зосии было года сорок три, Янушу примерно двадцать два, а Божене около девятнадцати-двадцати.

– Серж, – назвался Алябьев, вежливо поклонившись полякам.

– А это мой камрад Тибо. Он понимает только французскую речь, потому что он…

Дюран не дал ему договорить, шагнул к хозяевам и представился: