Лиля так обрадовалась и засветилась, что Алябьев невольно залюбовался девушкой.

– Пойдёмте куда-нибудь, мсье! – воскликнула она. – Куда хотите!

– Лилечка, я устал, – ответил мужчина, увиливая от согласия «С тобой – куда хочешь».

– Не беспокойтесь, мсье, у меня есть деньги.

– Кстати, они у меня тоже сегодня есть. И, кстати, вот – возьми за квартиру, – он полез в карман пиджака.

– Я не мой папа, и ваших денег не возьму! – Она пронзительно взглянула на него карими глазами. – И тоже, кстати: он ваши деньги складывает в сейф и никогда не тратит, откуда я делаю вывод, что он берёт их от вас лишь потому, что вы ему их даёте, и он не хочет вас обидеть своим отказом.

– Вот как?

– Да, вот так!

– И всё же я устал. И мне надо подумать кое о чём.

– Я вам совсем не нравлюсь как женщина, мсье?

– М-м-м… Отчего же? Ты мне как раз очень нравишься. Но…

– Опять скажете, что старше меня почти на 23 года?

– Скажу, мадемуазель.

– Мсье, тогда тоже мне скажите: почему вы вступились за моего отца, когда на него напали грабители?

– Так получилось, Лиля.

– Вас так воспитали?

Он пожал плечами.

– Две недели назад, – сказала Лилиан, – на бакалейщика Жака Бастьена, живущего на соседней улице, тоже напали. И никто за него не вступился.

– Видимо, этого никто не увидел.

– Видимо! – явно возмутилась она и с полицейской сухостью перечислила: – Пизо, Любен, Дюли, Ривель… Все почему-то вдруг взяли и ослепли! Видимо, потому что это случилось среди белого дня, сразу же после обеда. А на папу напали, когда уже темно было, и лишь вы один это увидели. Видимо, у вас хорошее зрение, мсье!

– Видимо, мадемуазель.

– Так мы идём?

Её настойчивость заслуживала внимания. Недаром Лилиан сказа ему: «Вы хоть и русский, но я – француженка!» И так нарядно она оделась, конечно же, тоже для него одного, и поэтому отказать девушке мужчина более не осмелился.

– Хорошо, – согласился Алябьев. – Куда мы отправимся?

– Только не в кабаре! – запрещающе ответила она. – Там слишком много голых женских ног, и вы забудете обращать на меня внимание.

– Куда же тогда? – улыбнулся Алябьев: голыми женскими ногами его было не удивить. Если его и интересовали чьи-то, то это были… Но он тут же одёрнул свои мысли и запретил себе думать о Лилиан с этой кобелиной стороны.

– Можно в «Белый шар» или же в «Купол». Я там никогда не была, – предложила девушка и задала вопрос: – Почему вы столь оценивающе посмотрели на меня? Я выгляжу как несовершеннолетняя?

– Отнюдь нет, мадемуазель. С косметикой вам вполне можно дать восемнадцать.

– То есть, она меня старит?

Алябьев вздохнул: да чего же она хочет-то? То ли старше быть, то ли моложе?!

– Нет, Лиля, она тебя не старит. Просто ты выглядишь более взрослой.

– Значит, идём?

– Пойдём, только я на минуточку поднимусь к себе.

Лилиан в его комнатушке похозяйничала: пол был вымыт, кровать натянута в струнку, у окна, высунув трубу в маленькую форточку, стояла переносная чугунная печка, называемая в России «буржуйкой». Она была уже капитально протоплена, отчего в комнатке было уже не влажно и холодно, а достаточно сухо и тепло. Бумажного пакета с провизией, принесённого Лилей, на круглом столике не было, но зато на нём стояла бутылка красного вина и высокий стакан. Алябьев убрал на верхнюю полку платяного шкафа Миланин «Смит и Вессон», взял оттуда свой стальной кастет – в Париже в это время суток всякое могло произойти, и вновь спустился в вестибюль.

– Подождём чуть-чуть, – сказала Лиля. – Пока вы отсутствовали, я послала Мари за такси. Вашу еду из комнаты я тоже убрала, а то она за ночь испортится. Ведь вы сегодня уже ужинали у своей Миланы, так? И сейчас тоже перекусим. Завтра утром я вам всё верну.

Алябьев покосился: в хозяйственности Лилиан было не отказать.

Минут через десять к дому подкатил синий автомобиль.

– Пожалуйста, в «Ротонду» – сказал Алябьев таксисту, решив, что в такие заведения, как «Ля Буль Бланш» или «Ле Дёмма» его спутнице ещё пока рано, и она тот час заметила это: по-кошачьи мягко стукнула его ладошкой по локтю, но более не возразила.

И что она в нём нашла? Ведь он ей в отцы годится!

Алябьев вспомнил их первую встречу, когда он с подачи мсье Мартена впервые пришёл в его доходный дом на улице Лепик. Войдя в вестибюль, он увидел с левой стороны открытую настежь дверь. За ней в крохотном кабинете за маленьким столом, со стоявшим на нём телефонным аппаратом, сидела молодая девушка, подперев ладонью щёку. Увидев Сергея Сергеевича, она встала и вышла ему навстречу. Он поздоровался и назвался.

– Здравствуйте, мсье, – ответила она. – Значит, это вы спасли моего отца от грабителей?

– Да, мадемуазель.

– Папа рассказал мне об этом, а поэтому вы будете жить здесь бесплатно. Жильцы этого дома, в общем-то, вполне спокойные люди, однако скрывать не стану: порой некоторые из них устраивали скандалы. Если опять кто-нибудь станет нарушать надлежащий порядок, и вы будете оказывать мне помощь в его восстановлении, то 10-го числа каждого месяца папа будет выплачивать вам по двести пятьдесят франков или же больше, в зависимости от того, что произойдёт. Вы согласны на эти условия?

– Согласен, – кивнул Алябьев.

– Хорошо, – в ответ кивнула дочка домовладельца. – На третьем этаже есть две свободные комнаты. Выбирайте любую. Пойдёмте!

Девушка Алябьеву сразу же приглянулась. Он любил таких худеньких и стройных, ростом ему по переносицу. Особенной красоты в её лице не было: тонкие губы, тонкий носик с чуть горбинкой, и треугольные карие глаза, но всё это было сложено в такой привлекательный рисунок, какой сразу же привлекал к себе внимание мужчин и привораживал взгляд. Идя следом за Лилиан по лестнице, смотря ей в спину и на то, что ниже её, он тогда честно подумал: «Встретилась бы она мне лет двадцать назад – не упустил бы ни за что!»

Алябьев выбрал маленькую угловую комнатушку и пояснил:

– Предпочитаю спартанскую обстановку. Я по жизни аскет, не люблю ничего лишнего. Шкаф, кровать, стол, стул, зеркало… Что ещё нужно мужчине?

– Любимая женщина, – рассудительно ответила Лилиан.

– Но с этим-то, мадемуазель, я как-нибудь и без вас разберусь. Теперь вопрос: сколько вы берёте в неделю за эту комнату?

– Я же сказала: для вас бесплатно.

– И всё же? Спрашиваю из любопытства.

– Семьдесят франков. Да, она маленькая, но здесь капитальные стены, соседей не слышно, недавно сделан ремонт, нет блох, клопов и тараканов, наводнивших пол-Парижа.

– А были? – вновь полюбопытствовал Алябьев. – Я их страсть как не люблю.

– Были, мсье. Но полгода назад я их вытравила, и до сих пор нет ни одной мерзкой твари.

– Замечательно! Мне у вас нравится. Даже не думал, что так хорошо устроюсь.

– И вы мне понравились, мсье, – вдруг сказала Лилиан. – Когда вы надумаете сделать мне предложение, вспомните, что я сегодня первая призналась вам в любви.

– Что-что?? – изумился Алябьев.

– Что слышали, мсье: я признаюсь вам в любви, – и это было сказано уже безапелляционно.

– Мы с вами знакомы пятнадцать минут, – напомнил Алябьев.

– А мне их достаточно, чтобы успеть разглядеть и узнать вас.

– Это как же? – спросил он, гадая: если она шутит, то это глупо, если говорит серьёзно, то у неё явно не в порядке с головой.

– Не считайте меня сумасшедшей, – сказала она, глядя ему в глаза. – Я серьёзно. Я знаю, что говорю. В середине нынешнего октября мне исполнится семнадцать, а через год я буду совершеннолетняя. И, верьте или не верьте мне, мсье, придёт тот день, когда и вы скажете мне, что любите меня. Тогда мы с вами сядем на большой пароход и поплывём в Америку. Я никогда не плавала на большом пароходе. А вы?

– Довелось, – ответил он, всё ещё обескураженный её словами.

– Много раз?

– Три раза.

– И какая поездка вам больше всего запомнилась?

– Из Крыма в Константинополь.