Что же, умельцы – они умельцы и есть.
Доехав до территории, которая «обслуживалась» его бандой, Дюран предложил заглянуть в одну «точку» и посмотреть, чем именно снабдил их мсье Тетерин. Точка – это квартира, заваленная разными вещами и одеждой, добытыми командой Тибо в ходе своей «трудовой» деятельности. Аванс, находившийся в первом саквояже, компаньоны поделили поровну. Во втором саквояже находились два тугих нательных пояса с разложенными по карманчикам франками, марками, злóтыми и рублями. Это было предусмотрено на тот случай, если вдруг произойдёт кража ручной клади или её утеря, но с другой стороны, насколько было известно Алябьеву, официальный валютный рынок в СССР уже рухнул и был загнан в подполье, и попадаться с валютой на территории страны Советов было больше чем нежелательно.
Отдельная рублёвая пачка, перевязанная ниткой, предназначалась для предстоящих расходов и, надо заметить, для расходов весьма не малых – тут господин Тетерин не поскупился. Он даже о гигиенических принадлежностях позаботился. В саквояже ещё лежали два куска жёлтого мыла, две зубные щётки в жестяных футлярах, две опасных бритвы, два суровых полотенца и банка зубного порошка, а так же до кучи: два бинта в бумажных обёртках, ножницы, катушка ниток, игла, сапожная щётка и банка ваксы. Одежда в вещмешке была старенькой, но чистой, и разложена на две части. Каждая была перевязана шпагатом и под эти верёвочки были подсунуты бумажки с надписями на русском языке: «Манину, вещи с Московского Сухаревского рынка», «Зыбину».
У Алябьева никаких претензий к экипировке не возникло, хотя он и пробормотал себе под нос: «Вряд ли советские механики и грузчики пользуются зубными щётками», зато Дюран, глядя на саквояжи, недовольно поморщился:
– Зачем нам дали два одинаковых? – и приказал хорошенькой женщине его возраста, то ли сторожившей краденое, то ли продававшей его: – Мышка, найди мне точно такой же, только другой.
Мышка юркнула в соседнюю комнату и тотчас, словно он там припасён был, принесла саквояж чёрного цвета, выглядевший даже чуть-чуть больше и новее, чем те, что передал Алябьеву и Дюрану человек Тетерина.
– Это вам, мсье, – сказал Тибо Сергею Сергеевичу. – И не возражайте. Я знаю, что делаю.
Остальную одежду он тоже забраковал, тем более что полупальто, предназначавшееся для него, и френч для Алябьева, мужчинам были слишком тесны. В подтверждение этого Дюран втиснулся в своё полупальто и дёрнул руками крест-накрест: оно лопнуло по шву на спине и затрещало под мышками – всё-таки силёнкой француз был ох, как не обижен.
– Жаклин, – обратился Тибо к Мышке, теперь называя её по имени, – Ты случайно не знаешь, какую одежду носит нынче пролетариат в Советской России?
Женщина ответила утвердительно:
– Знаю. Мадам и мсье Гольдман как-то в разговоре упоминали.
– А-а! Это те, что в прошлом году перебрались к нам из Финляндии?
– Они самые. Они как раз занимались тем, что живя в России, шили и перешивали разную одежду. Надо сказать, что нынешние русские мужчины не очень-то разборчивы ни в тряпках, ни в обуви. Они носят всё то, что может позволить им их достаток.
– Вот и подбери мне и мсье к вечеру всё то, что они носят. – Тибо поднял вверх палец: – Не забудь: что рабочий класс носит, а не буржуи!
– Твои-то параметры я знаю… – губы Мышки тронула улыбка, и в её глазах зажглись объясняющие эту улыбку светлячки. – А мсье… – она смерила Алябьева опытным взглядом той портнихи, о которой с восхищением говорят, что она виртуозно перешивает краденое в антоним этого слова: – Брюки ему нужны одного размера, а френч другого. Вы гимнаст?
– Нет, но гимнастику по утрам делаю.
Ю.юбЖаклин достала из ящика стола сантиметровую ленту, со словами «Перестрахуюсь на всякий случай» сняла с Сергея Сергеевича мерки, уточнила, какого размера он носит обувь и заверила Тибо, что к восьми вечера всё будет готово. Было видно, что она ждала от Дюрана ещё каких-то слов, видимо, личных, но он только кивнул ей и ничего не сказал.
Мужчины вышли на улицу к ожидавшему их автомобилю.
– Жаклин – моя бывшая, – пояснил Тибо.
– Я понял, – отозвался Алябьев.
– Она портниха и швея от Бога. А таких карманных воровок, как она, в Париже по пальцам сосчитать. Я знаю Жаклин пятнадцать лет, и ещё не было ни одного кошелька, на котором бы она споткнулась. Чисто работает.
– Она хорошенькая, – сказал Алябьев, переводя тему «воровка» на тему «женщина».
– Хорошенькая, – согласился с этим Тибо, – но ревнует меня к каждой юбке. Надоело. Да и не люблю я её. Может быть, вечерком сходим в ресторан?
– Нет, – отказался Алябьев. – Меня ждут. У меня к вам просьба, Тибо.
– Говорите, мсье. Хотя я догадываюсь, о чём: присматривать, чтобы у мадемуазель Мартен не приключилось неприятностей. – Он кивнул в сторону автомобиля: – Клод вам сгодится? Если да, то я дам ему подробную инструкцию на этот счёт. Каланча не подведёт
– Уже не раз поражаюсь вашей догадливости, – похвалил его Алябьев, – Каланча сгодится, – и напомнил: – Если пойдёте сегодня куда-то гулять, то не забывайте, что вы немой. Чёрт его знает, где могут оказаться люди Тетерина.
– Я помню, мсье. Ваши вещи вечером вам привезут – будьте у себя. Завтра я за вами заеду.
Новенький чёрный «ситроен» отвез Сергея Сергеевича к доходному дому мсье Мартена, высадил его у подъезда, клаксфонировал ему дутым резким сигналом в духе «Ты не бойся, девочка, я мальчишка в шортиках», и укатил в неизвестном направлении.
Лиля Алябьева действительно ждала. Она мерила шагами свой крохотный кабинет – три шага вперёд, три шага назад, беспокойно шевелила пальцами рук, сцеплёнными в замок на животе, и когда Сергей Сергеевич вошёл, радостно кинулась ему на шею:
– Я думала, что ты уже уехал!
– Меня плохо не воспитывали, – сказал он, ответив своим на её поцелуй.
Потом он открыл саквояж, выложил на стол свою долю аванса, полученного от Тетерина, и попросил девушку сберечь деньги до его возвращения из России. Лилиан заперла их в железном ящике, прибитым к стене и служившим ей сейфом, позвонила отцу и попросила его приехать. Он обещал прибыть через час. Алябьев и Лиля сходили в кафе, пообедали, купили в магазине вина и фруктов, и вернулись как раз в тот момент, когда к дому подкатило такси, привёзшее господина Мартена.
– Мсье, надеюсь, что вы никого не ограбили, – сказал папа Лили, увидев пачку банкнот.
– Яблоки в детстве у соседа воровал, но грабить мне ещё пока не доводилось, – улыбнулся Алябьев, – хотя во время войны и приходилось лошадей реквизировать. Видите ли, завтра я должен уехать, думаю, что не меньше, чем на месяц. Не могли бы вы сохранить мои деньги?
– Сохраню. У меня надёжный сейф, – обнадёжил мсье Мартен. – Я напишу вам расписку.
– Не стоит, – отказался Сергей Сергеевич. – Я вам верю. Но если вы решите открыть счёт в банке и положите на него мои деньги, то я возражать не стану. Насчёт порядка в вашем доме в моё отсутствие не беспокойтесь. За ним присмотрит один мой знакомый. Он знает вашу дочь и ему вполне можно доверять.
– Я вам верю, – согласился домовладелец, пожал Алябьеву руку и, убрав деньги в саквояж, вышел из дома.
На вопросительный взгляд Лилиан Сергей Сергеевич пояснил: – Помнишь того верзилу из «Ротонды»? Клода Ришара? Он и присмотрит.
– Серж, но ты же совсем его не знаешь?!
– Зато я знаю того человека, приказа которого он не посмеет ослушаться.
Не забыв вино и фрукты, Лилиан и Алябьев поднялись в его комнатку и заперлись там.
В девять вечера в дверь постучала консьержка Мари и сообщила, что для мсье принесли баул. Доставив его в свою комнату, Алябьев вытряхнул на кровать содержимое: полупальто, ботинки, френч, брюки, свитер, косоворотку, рубашку, несколько пар носков, нижнее бельё и кепку. Была ли эта одежда истинно советской – кто его знает? вряд ли, но смотрелась она вполне пролетарской: не новая, грубоватая, добротная, и сидела на Алябьеве прекрасно, словно пошитая на его фигуру. И хотелось бы придраться, да не к чему было. А на подкладке полупальто, чуть выше внутреннего кармана, был даже пришит мягкий затёртый ярлычок с различимой надписью «Ателье И. Карасёва «Октябрина». Видимо товарищ Карасёв активно перенимал рекламный опыт американцев, давно снабжавших ярлыками популярную одежду широкого потребления типа джинсов. Особенно Сергею Сергеевичу понравились кожаные ботинки – удобные и крепкие. Повесив в шкаф нательный пояс с деньгами и нужную ему на завтра одежду, Алябьев убрал в саквояж остальные необходимые вещи. Плотно упаковался – почти под завязку получилось. Осталось взять с верхней полки шкафа «маузер», и он готов.
