– Неужели ты вернулась, простив? – тихо спросил Грат, как спросил бы любопытный юноша, слушающий тайну, которую хотел бы знать.

– И да, и нет, – она, не отрываясь, смотрела в его глаза. – Я приезжала только ради одного человека. Ради брата. Симпатичного, веселого юноши, которого любила. Когда меня изгнали, он плакал. Я слышала, уходя. Я помнила весь этот кошмар только из-за него. Я клялась себе, что вернусь за ним… Но не успела. Лучше бы меня растерзали тогда вместе с семьей, как мне снится каждую ночь в кошмарах. Тогда бы в последний момент я была бы с ним. Но меня не было.

Она замолчала, но продолжала внимательно смотреть в желтые грустные глаза, на дне которых плескалась боль. Грат в тот момент тонул в своем собственном кошмаре. Том самом, что не позволял ему стать настоящим вампиром, забыть боль смерти, уйти в новый ночной мир и не оглядываться назад в поисках… Теперь он был в конце своего долгого и трудного пути. Он хотел услышать, не сопротивлялся, просто ждал.

– Прости меня, Малик, – тихо попросила Тари.

Ему нечего было прощать…

А потом они сидели рядом, как-то неудобно обнявшись. Первый советник князя Ночи, в прошлом – обычный мальчишка. И чародейка-отшельница, когда-то – его сестра. Они молчали. Тишина говорила за них. Пока в окна башни не постучался рассвет…

Наконец-то выпал снег. Жидкий и какой-то серый, он сиротливо прикрывал оледеневшие куски земли. Жалкие крупинки даже не хрустели под ногами. Они только сделали воздух тяжелым, а небо – грязным.

Витт шагал дальше. Подгорная провинция давно уже была позади. Вместе с ней растаяли за спиной относительное спокойствие и иллюзорно мирная жизнь. Теперь Витт шел по бесконечному лесному краю, в котором жили одичавшие от страха люди. Сумрачные, хмурые лица, заполненные тревогой глаза. Они дарили путнику печаль и горечь.

Прошлой ночью, которую Витт провел в убогом сарае в какой-то опустевшей деревне, его посещали воспоминания. Снился путнику Тайный Город, братья-монахи, огромные башни из темно-коричневого камня, белизна гор. Снился ему и мэтр Аркис. Седой воин с необыкновенно живыми глазами цвета моря восседал в кресле с высокой прямой спинкой. За спиной мэтра весело трещал камин. Аркис смотрел прямо в глаза Витта и говорил:

– Помни, странник войны, что на тебе, как и на всех братьях, лежит проклятье. Этим проклятьем являются знания. Все мы понимаем и чувствуем природу вещей, мы живем в оборотной стороне легенд и сказок, мы видим, что они сделаны из грязи и крови. А потому мы не имеем иллюзий. Не ты, не я, не братья. Но мы же должны дарить иллюзии другим. Создавать легенды, строить сказки. Помни это…

Дальше рассказывал мэтр о пути, которым предстоит пройти Витту. И этот путь должен казаться сказкой. Другим, но не Витту. Странник войны превратится в героя. Он пройдет через все земли империи, он уничтожит армию врага, и он лично вонзит меч в сердце Зверя. Такой путь подобен чуду, а именно чуда от Витта и ждут. Аркис верил, что все получится, верил в путь, верил в Витта.

Шагая по замерзшей дороге, путник думал о мэтре, о его словах, о его вере. Все это поддерживало его, но… Витт тоже носил на себе это проклятье, он тоже чувствовал природу вещей, тоже знал, что сказки вырастают из крови и грязи. И он понимал, что не верит в себя, понимал, что может не пройти путь, может не стать Героем и Судьей. Хотя так странно и горько было осознавать, что люди из этих мрачных краев уже смотрят на него, как на Избавителя. Они пересиливали свой страх, они становились прежними, пока он говорил с ними, во время редких встреч, выпадавших на пути. Их беспричинная вера пугала, но и поддерживала, как и слова мэтра. Хотя Витт знал, что не все нуждаются в Герое. Когда-нибудь, очень скоро, ему придется пролить чью-то кровь, поддерживая свое знание об оборотной стороне сказок.

Витт почувствовал, что за ним наблюдают, и отвлекся от своих мыслей. Пока никого не было видно, но воин знал, что несколько пар глаз настороженно следят за ним откуда-то справа из глубин спящего леса. Он остановился прямо посреди дороги и вынул меч. Клинок блеснул в неровном сером свете, ожили на нем руны. Витт прислушался. Где-то хрустнула ветка. Потом еще и еще. Они приближались.

Первым на дорогу вышел невысокий крепкий мужчина с хмурым лицом, испещренным морщинами. В его глазах не было страха, только настороженность воина. В руках он держал меч. Витт улыбнулся. Он был рад, что не все еще сломлены войной. За мужчиной выступили из леса два молодых парня. Похоже, они приходились сыновьями своему вожаку.

– Здравствуй, – сказал Витту старший.

– Здравствуй, – отозвался он.

– Судя по твоему плащу и по тому, как острижены волосы, ты монах горного монастыря, – рассудил незнакомец. – Но разве монахи ходят с оружием?

– Нет. Они его не любят, – опять улыбнувшись, ответил Витт. – Я был гостем в монастыре. Целых пять лет.

– Тогда понятно. Но почему же ты спустился с гор?

– Война, – Витт пожал плечами. Это слово объясняло все.

Стоящие чуть поодаль пани скупо улыбнулись и закивали. Воины всегда понимали друг друга.

– Если ты не спешишь, странник войны, – уже более приветливо сказал вожак. – Загляни в наше селение.

– Хорошо, – согласился Витт. – Но прежде скажи, для чего ты зовешь меня?

– Помнишь обычаи? Когда вершится суд, то нужен судья. Прохожий беспристрастен, потому что он чужак и не имеет выгоды в нашем деле. Мы пришли на дорогу за судьей.

Витт помнил обычаи. Он кивнул и вложил меч в ножны. Кому как не герою становиться судьей.

Еле заметная тропинка вывела отряд к лесному селению. У этих людей и правда не было страха. Они могли себя защитить. Вокруг деревни возвышался частокол. Толстые бревна стояли плотно, зазубренные концы их вздымались вверх и выглядели довольно внушительно. Стена охранялась. В маленькой лесной крепости было многолюдно и шумно. Люди ждали суда.

Староста Олим вместе с сыновьями провели путника в избу. Тут их ждал обед. Поедая со здоровой жадностью похлебку, они рассказывали Витту о преступлениях, о деле, достойном суда.

Все началось чуть больше седьмицы назад. Петух уже пропел, но было еще темно. Несколько женщин с детьми пошли к ручью за водой. Одна девочка отстала от отряда, занятая какой-то ей одной понятной игрой. В лесу крик ребенка был хорошо слышен. Все поспешили вернуться к ней. Огромный зверь, похожий одновременно и на волка и на медведя, набросился на девочку. Позже ее тело нашли в лесу. Две ночи после этого вся деревня слышала вой чудовища. В вечер третьего дня монстр загрыз молодого охотника, возвращающегося в селение. Позавчера погиб еще один ребенок. Староста отправил отряд на охоту за чудовищем. Проходили по лесу весь день, а в сумерках зверь сам нашел их. Сын мельника, хороший лучник, успел ранить монстра. По следам крови отряд дошел до старого кладбища, где стоит изба ведара…

Суд проходил на площади в самом центре селения. Витта усадили в высокое кресло. Справа от него стоял Олим, который должен был выступать обвинителем. Было видно, что эта роль его слегка смущает. Слева встал маленький толстый человечек с редкими волосами и злыми круглыми глазками. Это был отец девочки, убитой у ручья. Он сам вызвался быть защитником. Витт подумал, что этим двоим стоило бы поменяться местами, если кто-то хотел честного суда. Толпа с любопытством и нетерпением смотрела на двери огромного сарая, где держали ведара. Витт тоже смотрел туда, ожидая появления обвиняемого.

И вот его вывели. Со связанными руками, высокого, седого мужчину с длинными спутанными волосами. Ведар слегка задержался у двери, давая глазам привыкнуть к свету дня, а потом обвел взглядом селян, всю площадь, посмотрел на обвинителя и защитника. Потом старик встретился взглядом с Виттом. Судья удивился ясности и спокойствию, застывшим в глазах ведара. Слишком осмысленным и прямым был этот взгляд, не было в нем даже намека на безумие оборотня, не было ни капли ненависти.