— С чего бы это? Маглор отказался от него тысячи лет назад!

— Когда ты ушел, я спросила у студентов, знает ли кто-нибудь, где обитают обычно гигантские морские сомы. И мне сказали — у западных берегов, вдоль Линдена и островов. А выловили его с камнем в брюхе далеко на юге. И вот я думаю, не к этим ли берегам он плыл…

— Это уже фантазии, дорогая Аэлин.

— Я полагаю, идея, что этот чудесный свет будет мирно светить с Королевского маяка и все, тоже фантазия.

— Мы цивилизованное государство. Даже если в древнем Минас-Тирите в этом сомневаются.

— Древнему Минас-Тириту я тоже его не доверю. И я не знаю, смогу ли выпустить его из рук, подержав в них по дороге.

Стало тихо. Шуршал слабый ветер, лунный отсвет лежал на верхушках деревьев. Глаза привыкли к темноте и уже различали берега ручья и верхние кромки овражных склонов.

— Я жду, что ты попытаешься снова.

— Я сказала все, что могла, дорогой коллега.

Раздался шорох, скрежет мелких камней, и белая рубашка начала неловко удаляться.

— Постой, — сказал он. — Подожди.

Шорох прекратился.

— Если Камень все же окажется на Королевском маяке, что ты будешь делать?

— Любоваться и завидовать.

Он отвернулся. На фоне тропической темноты вставало перед глазами видение — расцветающий под удивительным светом Умбар.

…Негодование богатого и мощного Нового Южного Умбара.

Зависть старого Гондора.

Бешенство безводного, многолюдного Харада.

Зависти будет много. Вскипят все споры и обиды, только-только улаженные. Особенно обиды.

"Нас интересует сокровище, которое вы утаиваете от Королевского Совета Умбара", — скажут ему люди в наглухо застегнутых официальных костюмах. Обязательно скажут.

— Ты сможешь… отдать его?

— Сделай это.

— Кажется, уже не могу, — признался Индиран странно легко. — У меня руку судорогой сводит от одной мысли.

Снова зашуршало, отблеск очков приблизился.

— Возьми, — сказал он, протягивая руку. Левой рукой растер запястье правой — сводило так, словно он без перерыва писал с утра до ночи.

Ее прохладная рука нащупала его руку в темноте, осторожно разжала пальцы. Шкатулка исчезла. Вздохнув, Индиран поднялся с корня, на котором сидел, отчего зад его неромантично заныл, и двинулся за силуэтом Аэлин.

Остановился через несколько шагов, потому что беззвучно возникшего перед ними Маглора и его горящие глаза разглядел и в темноте. Значит, он был здесь все это время.

— Очень хорошо, что вы уже здесь, — обрадовалась тому Аэлин. — Не придется вас отзывать или показывать это молодым людям, они плохо держат язык за зубами. Я надеюсь, вы сможете его увезти… Достаточно далеко.

Маглор не шелохнулся, и Аэлин сама протянула руку и вложила в его ладонь темную шкатулку. Даже в темноте было видно, как тот вздрогнул и отшатнулся.

— А теперь давайте все же вернемся к огню, — предложила она, — иначе от моей репутации вовсе ничего не останется.

— Здесь это не имеет значения! — возмутился Индиран.

— Для моей работы, к сожалению, имеет.

Обойдя неподвижного Маглора, Аэлин бодро зашагала вверх по ручью. Эльф остался стоять статуей, прижимая шкатулку к груди.

Индиран потащился за коллегой, чувствуя себя усталым, словно весь день нес тяжелый груз даже без привалов. Надежда, что груз теперь свалится с плеч, не слишком оправдалась.

"Ты будешь жалеть, отродье эльфийской ведьмы…"

"Я уже жалею, — подумал он. — Я пожалел бы о любом выборе". И вот эта мысль принесла некоторое облегчение.

Они успели выпить остывающего чая и стали готовиться к ночлегу, когда Вельхин все же не удержался. Подойдя к Аэлин, он тихо и недовольно, но так, что Индиран отчетливо слышал, предупредил ее:

— Дорогая коллега, вы подаете молодым людям очень дурной пример… В лесу, в темноте, наедине с двумя мужчинами сразу! Это недопустимо, вы понимаете? Да, это походные условия, но все же…

— Подите вон, — сказала Аэлин, отворачиваясь.

— Побеспокойтесь о своей репутации, доктор Вельхин, — сказал ему ласково Индиран. — Поверьте, если вы начнете говорить лишнее, я легко найду на ней несмываемые пятна…

— Язык оторву, — сказал из темноты очень хриплый, почти неузнаваемый после суток молчания голос. Маглор вышел к потухающему костру бесшумно и с неожиданной стороны. Доктор Вельхин с обиженным видом вернулся к своему месту.

Тут Индирану пришло в голову решение проблемы репутации, но эту идею он пока отложил.

И вот теперь ему стало и вправду легко.

Дальнейший путь до границы "дурных земель", что удивительно, прошел без приключений. Раны Маглора, по словам Аэлин, заживали удивительно быстро, хоть и не мгновенно, и проводник теперь шел впереди отряда, чтобы предупредить о новых нежелательных встречах. Но пока их не случалось. Патроны они потратили только на дичь, чтобы прокормить своих молодых подопечных.

Ещё по пути Индиран решил, что для сплава по реке они построят плот, ведь даже если спрятанная лодка уцелела, на всех ее не хватит. И возле заветной скалы им удалось справиться с этой задачей. Студенты, передавая друг другу топор, срубили несколько нетолстых деревьев, с которыми легче было справиться, и соорудили длинный узкий плот, скрепив его поперечными бревнышками с помощью лиан. Чудом кораблестроения плот не был, но оказался способен нести их всех по течению, хоть к вечеру они и оказывались неизменно мокрыми снизу. Именно так, на плоту, уже недалеко от лесной деревни, они встретили ещё одну группу искателей сокровищ. Хорошо одетые путешественники на трех нагруженных лодках с изумлением провожали взглядами мокрых и оборванных молодых людей. На торопливо выкрикнутые с лодок вопросы Индиран велел отвечать лишь одно — что они научная экспедиция, сбежавшая от сумасшедших фанатиков темного культа, и больше ничего не знают.

— Когда вернутся другие, к вам придут с вопросами, — сказал ему Маглор с переднего края плота очень тихо, не поворачивая головы.

— И уйдут ни с чем, — отрезал Индиран. Душераздирающую историю для прессы даже не нужно было придумывать, достаточно кое о чем умолчать. И отправить ее в прессу вовремя.

Капитан Симбар честно соблюдал уговор и ждал их в лесной деревне. Правда, он обрушил на Индирана поток жалоб, что пропускает столько великолепных заказов, и добился того, что путешественники пообещали ему доплату по возвращении.

Старейшина Рани даже вышел из хижины, поглядеть на вернувшихся и расспросить их, что случилось. Индиран рассказал ему коротко о поклонниках тьмы, приносящих человеческие жертвы, и что те могут попытаться скрыться в лесах. На это старейшина пообещал разослать гонцов и предупредить о людях, чтящих кровавого бога, всех своих соседей. Индиран надеялся, что это помешает остаткам фанатиков затаиться среди дикарей.

Настала самая спокойная часть пути. Пятнадцать человек и еда для них с некоторым трудом разместились на небольшом катере, и молодые люди усердно помогали капитану обслуживать паровую машину. Им всем очень хотелось вернуться к цивилизации.

Лицо и руки Аэлин постепенно приняли свой естественный цвет после того, как с них сошла клочьями кожа, и даже надоедливые ожоги Индирана на руках и животе под рубахой стали понемногу заживать. А голос Маглора уже не пугал такой потусторонней хрипотой, как в первые дни бегства.

Это не обсуждалось вслух, об этом ещё не было сказано ни слова, но Индиран ясно как день понимал, что после возвращения в Исве живое чудо они больше не увидят. И он жаждал использовать каждый день, чтобы узнать ещё хоть немного, хоть несколько эпизодов из фантастической истории длиной больше дюжины тысячелетий.

Обычно они садились вчетвером на носу катера, на небольшом расстоянии от остальных, чтобы шум парового двигателя заглушал их слова. И принимались мучить живое чудо расспросами.

Маглор рассказывал вполголоса, оберегая горло. Говорил о библиотеке Харадзо-Даро, где под покровительством короля пустынных скотоводов собирали и переписывали древние книги и сказания, а вокруг лежала разрушенная междоусобицами и голодом земля, и разрушения эти тянулись от западного побережья до кхандских джунглей. И как порой туда привозили пергаменты, обрезанные по самый текст, потому что люди варили и ели лоскуты кожи.