Хаяши сосредоточенно крутится перед зеркалом, несколько ассистенток помогают ему, навешивая коробочки с микрофоном и поправляя лёгкую серебристую рубашку. Услышав голос, он оборачивается.
— Что, Хиде?
Такой спокойный, будто ничего не случилось. А ведь даже не позвонил ни разу за всю эту неделю. Хиде дулся, надеялся, что у него всё-таки проснётся совесть. Бесполезно, нет у него совести. Пожалуй, Мацумото это понял ещё в тот момент, когда они как-то в очередной раз напились в шикарных апартаментах лидера в Лос-Анджелесе, завязалась весёлая потасовка, и окосевший Йошики, недолго думая, столкнул его в бассейн, где Хиде чуть благополучно не утонул. Конечно, Хаяши в итоге сообразил, что натворил, прыгнул за ним следом и выволок на бортик, но сделал это далеко не сразу, какое-то время со смехом понаблюдав за барахтающимся в воде Хиде — думал, что он, как обычно, придуривается. Так что суть дела от этого особо не менялась.
— Тоши не в своём уме, — тихо произносит Мацумото, сжимая пальцами гриф, и Йошики вскидывает брови. — Что, если он начнёт нести какую-нибудь хрень? Про злую дьявольскую музыку или что там эти сектанты ему втирают? Боюсь, поклонники не оценят.
Йошики делает быстрый жест рукой, и ассистентки, понимающие его без всяких слов, быстро выходят в коридор. А Хаяши садится на диванчик рядом с ним.
— Дельная мысль. Я даже как-то не подумал об этом… А такое ведь может случиться, от него можно ожидать чего угодно. А что ты предлагаешь сделать? — задумчиво говорит он, поправляя свои красивые волосы. Хиде пожимает плечами. — Можно попросить техников отключить его микрофон в случае чего. Думаю, это не так сложно. Если тебя это беспокоит, я поговорю с ними.
— Поговори, лидер-сан. Даже если ничего не случится, лучше их предупредить, — Йошики осторожно дотрагивается до его ладони, и Мацумото злобно отдёргивает её. — Не трогай меня.
Йошики улыбается. Знает, сволочь, в чём причина того, что Хиде окончательно от него закрылся. Но считает, что всё так, как и должно быть.
— Я просто пытаюсь подбодрить. А то у тебя такое лицо, будто ты собрался на своих же похоронах выступать. Расслабься, всё в порядке.
— Нет, не в порядке. Для меня это и есть похороны, — угрюмо сообщает Хиде, подёргивая струны.
— Почему это? У тебя сейчас с твоими группами дела идут гораздо лучше, чем у «X» в последнее время, — Хаяши слегка вскидывает брови. — Можно подумать, для тебя распад означает полный уход из музыки.
— А очень зря ты этому не веришь, Йо. Я раздумывал о том, чтобы послать всё куда подальше. Сольная карьера — это, конечно, хорошо, но «X»… — Хиде морщится и отворачивается. — Это другое. Не знаю даже, как объяснить.
— Не волнуйся. Я тебя вполне понимаю, Хиде. Сам чувствую себя так, будто что-то от себя самого с кровью и мясом отдираю, — вздох, тонкие пальцы касаются его уложенных волос. — Я тоже далеко не так себе этот конец представлял… Тяжело, но что же теперь поделать. Возьми себя в руки, ладно?
— Ты тоже. Нам обоим надо притвориться, что всё хорошо. И сделать вид, что это самый обычный концерт.
Мацумото кидает на бывшего любовника спокойный взгляд. И снова этот блеск в его глазах; точно такой же, как в мартовский вечер восемьдесят седьмого, когда в каком-то баре на окраине Токио Йошики с жаром уговаривал Хиде присоединиться к группе. А Хиде, смущаясь такого внимания к своей скромной персоне, прятал взгляд за шляпой и длинной чёлкой. Десять полных лет, как целая жизнь, по ощущениям. Отдельная маленькая жизнь внутри большой. И это горькое ощущение, что её просто не хватило на всё, что хотелось сделать…
Лёгкое прикосновение к губам, как всё тот же знак ободрения. Хотя, скорее, прощальный поцелуй, просто невыносимо горький и болезненный. И Хиде всё-таки касается пальцами остро очерченного подбородка прильнувшего к нему Йошики, улыбается краем рта. С ним всё будет хорошо. В кармане ярко-красного пиджака уже дожидается своей очереди маленький пакетик с амфетаминами.
…Ревнует ли Хиде, когда Йошики обнимает Тоши, когда тот, сдерживая слёзы, садится рядом на скамью возле рояля и почти прижимается к нему плечом? Нет. Потому что слишком хорошо видит, как Хаяши раздражённо отворачивается и старается не смотреть на него. Не простил. И не простит никогда. Просто пытается изображать, что всё как прежде. Хотя абсолютно непонятно, для кого. Скандал был громкий, все прекрасно понимают, что к чему.
Когда-то, может, Хидето и ревновал. Ему всегда казалось, что Йошики отводит ему роль второго плана. Мацумото успокаивал себя, тихо повторял слова лидера о том, что они с Тоши оба важны для «Х» и для Йошики, потому как слишком разные — вокалист и лид-гитарист, без одного из них группы уже не будет, друг детства и любовник, с обоими связаны воспоминания и немалая часть жизни, оба единственные и неповторимые. Но это не особо-то помогало. Почему-то Хиде не покидала мысль, что если вдруг случится нечто, и Йошики придётся выбирать, Хаяши в любом случае этот выбор сделает в сторону Тоши. Без всяких исключений. И эти раздумья грызли Хиде, как зловредная опухоль, изнутри. Не покидали даже в те моменты, когда Йошики лежал рядом с ним в кровати. Когда Хаяши целовал его, ласково поглаживая волосы и убирая их с лица. И даже когда Мацумото прыгал на нём, как обезумевший, кривя губы и упирая трясущиеся ладони в плечи.
Замена Тоши, так и не доставшегося Йошики, который, возможно, питал к другу детства какие-то чувства. Так ли Хиде себя воспринимал? Возможно. Замена, попытка просто забыть и отвлечься. Йошики в ответ на эти его мрачные рассуждения смеялся и говорил, что это глупости, что он никогда не воспринимал Тоши как-то иначе, чем как лучшего друга. И что вообще ему парни не нравятся, а то, что он влюбился в Хиде, скорее исключение. Влюбился, как же. Ровно в тот момент, когда Тоши объявил о том, что женится. И убежал в итоге при первом же срыве вместо того, чтобы попытаться помочь и успокоить. А Хаяши бы смог, точно. Ведь он почти всегда выступал в роли укротителя пьяного Хиде; именно его в отчаянии звал менеджер, когда Мацумото сходил с ума. Йошики мгновенно прибегал, нежно обнимал розововолосого забияку и спокойно, без всякого труда увозил его домой — Хиде, даже окончательно окосевший, всегда слушался своего лидера и любовника, Йошики почти полностью над ним доминировал, хотя был младше и со стороны казался слабее. Выходит, Йошики просто не захотел опять возиться с ним, и это, наверное, правильно. Должно же было у себялюбивого, эгоистичного Хаяши когда-нибудь лопнуть терпение…
«Я очень несчастен. Несчастен, даже когда ты спишь со мной! Не любишь ты меня вовсе, Йо. Просто пытаешься убедить себя и меня в обратном. И знаешь, что бесполезно».
Именно это шептал себе под нос Хиде, когда в одну из последних их жарких летних ночей, вдавленный в подушки, содрогался под мощными ударами его бёдер. Секс всегда был очень жёсткий, не так уж и сильно он отличался от того, что случилось в машине неделю назад. Но Хаяши никогда не скручивал любовника и не пытался взять его силой, не настаивал, если Хиде после очередного раунда жарких объятий отворачивался к стенке и устало говорил: «Хватит, Йо. Давай отдохнём немножко…» И лупил только если Мацумото его об этом просил. И сам Йошики теперь либо не понимает разницы, недоумевая, почему Хиде на него дуется, либо делает вид, что не понимает. Это-то и выводит Мацумото из себя больше всего.
Яркие разноцветные софиты слепят глаза, восторженные выкрики из толпы сливаются в один низкий и громкий гул. Хороши они лишь тем, что боль в них абсолютно незаметна. Зал и поклонники видят привычную мягкую улыбку лид-гитариста. А для него они — просто ряд безликих силуэтов. В глазах пусто. А на бледных впалых щеках блестят слёзы.
Ты великолепен, Хиде. Красивое лицо, красивые волосы, красивое тело. Почему ты всё ещё не хочешь признать это?
«Потому что ты врёшь».
