Все эти мысли неизбежно втягивают его в мастурбацию каждый раз. Хиде трогает себя, когда остаётся в одиночестве. В кровати, в ванной. Ворочаясь под одеялом, запускает руку за тугую резинку пижамных штанов, с отвращением чувствуя каменный стояк. Или стоит под почти кипящими струями, ведя ладонью по мокрой, воспалённой коже, задевая остро выступающие кости. Проталкивает в себя пальцы, кривясь и кусая руку. И пытается хотя бы на секунду забыться от всей этой безумной боли. Не получается. Только хуже. Потому что Хиде от всего этого так противно. Противны эти грязные желания тела. И противно от самого себя.
Бессонница. Мацумото опять хватается за амфетамины. Он не может без них. Начинает буквально умирать на ходу от усталости, и его тошнит от мысли, что он слишком слаб и ничего не способен толком сделать. И его самоненависть в эти моменты возрастает почти до критической точки.
Совсем сдаться не позволяет только мысль о том, что он не может бросить ребят — они возлагают на него свои амбиции, на то, что они закончат альбом и пробьются. А ещё есть слабая надежда, что хоть работа сможет немного вытянуть его из этой чёрной ямы.
Пол Рейвен нервно посмеивается и говорит, что Хиде просто слишком напряжён из-за многочисленных записей, отсюда и его странное поведение. А Мацумото улыбается смущённо другу и одногруппнику — переходит на английский, «yeah», так оно и есть. Пусть все считают так. Никому лучше не знать о его зависимости и быстро прогрессирующем безумии.
Двадцать седьмое апреля, а всё ещё так холодно. Альбом почти закончен, и Хиде возвращается домой, в Японию. Вечером первого мая — премьера «Pink Spider» в популярной передаче.
Больное плечо, которому абсолютно не помог сделанный Хироши массаж. Опять. Хиде всё время неловко поворачивается и хватается за него. Ведущие, впрочем, ничего не замечают. Зато потом наверняка вспомнят, утром, во время выпуска новостей. А после съёмок — ставшие уже привычными посиделки в баре с ребятами, чтобы отметить успех. Мацумото обещал не пить. Себе самому и Хироши. Но начав, так трудно остановиться. Хорошо хоть брат поблизости, с ним Хиде чувствует себя более безопасно, знает, что Хироши, если вдруг что, сумеет совладать с ним и отвезёт домой. И так оно и происходит. Салон машины, мелькающие фонари, а он почти ничего не соображает, полулёжа на диванчике. Плохо, опять тошнит. И голова кружится.
— Знаешь, о чём я подумал, Хироши?
Уложив мертвецки пьяного Хидето в кровать, Хироши заботливо укутывает его в одеяло, садится на минутку рядом. Улыбается краем рта.
— Лучше не думай ни о чём и спи. Ты пьян, опять наговоришь глупостей и завтра будешь жалеть.
Хиде слегка морщится, поднимая на него затуманенный взгляд.
— …А может, вы с Йо правы, — полусонно тянет он, — и мне нужно полечиться? Я так плохо себя чувствую… Не могу больше так…
Хироши вскидывает брови. Он ведь не раз предлагал брату лечь в наркологическую лечебницу. Но Хиде всегда только отмахивался и злобно кричал, что с ним всё в порядке.
— …Может, я и впрямь всего-то алкоголик… И наркоман, в придачу… — совсем уже вяло бормочет Хиде и сжимается в комочек. — Больно. Я бы даже согласился лечь в диспансер на время… Ты же можешь помочь мне с этим, правда?
Хироши вновь мягко улыбается, Хиде из-под ресниц наблюдает за ним.
— Ты так переживаешь из-за Хаяши-сана? — он дёргается и прикрывает воспалённые глаза. — Не беспокойся… Я уверен, что вы с ним помиритесь.
— Нет, Хироши, не помиримся. Всё кончено. И я сам так решил…
Тяжёлый, горький вздох вырывается из груди. Даже если бы Хиде хотел сейчас помириться, Йошики всё равно далеко, за океаном и на семнадцать часов назад от него. О том, что Хаяши почти сразу после финального концерта «X» улетел в Лос-Анджелес и не возвращался оттуда, Мацумото знает от Хиса, который ухитрился сохранить со всеми бывшими коллегами хорошие отношения и по старым привычкам порой звонит старшему другу поболтать.
— Ну, ну, Хиде, не раскисай. Помиритесь. И всё будет хорошо.
— Лучше пообещай, что устроишь меня в больницу…
Собственный голос кажется таким сиплым, Хиде слабо шепчет, закатывая глаза.
— Ты просто устал. Переутомился. И опять с таблетками переусердствовал, — Хироши качает головой. — Ну плохо тебе после них, кончай уже лопать эту дрянь!
— Не могу, в том-то и проблема… Когда я их не пью, очень хочу умереть.
— Вот что. Ты давай эти свои мысли прекращай, — брат бессильно морщится и гладит его по больному плечу. — Давай сделаем так. Ты сейчас как следует выспишься, отдохнёшь. А завтра, на свежую голову, мы с тобой обо всём поговорим. Если ты почувствуешь, что плохо по-прежнему, подумаем о больнице. Хорошо?
Хиде успокоенно вздыхает и закрывает глаза.
— Спасибо, Хироши… Как же хорошо, что ты у меня есть, что бы я без тебя только делал…
Тёплая ладонь мягко гладит его встрёпанные розовые волосы. И ему невольно хочется горько усмехнуться. Ну в какой ещё семье может быть заведено так, что не старший брат заботится о младшем и опекает его, а наоборот?
— Спи, Хиде. И ни о чём не думай. Я с тобой. И мы со всем справимся, обещаю. Слышишь меня?
Хироши продолжает что-то говорить, а Хидето уносит всё дальше от спальни.
Завтра. А проснётся ли он завтра?
…Невыносимо болит забинтованное плечо. Даже сквозь сон. Мацумото морщится и медленно садится на край постели, растирая его ладонью. О помощи просить некого, рядом нет ни Хироши, ни Йошики, ни даже какого-нибудь случайного любовника. Он остался совсем один. Придётся самому. Это же просто — связать в петлю полотенце и накинуть его на ручку двери, чтобы потом пролезть в неё и размять ноющие мышцы. Раздирая на две части махровую ткань, Хидето улыбается самым краем рта и слегка щурит безумные глаза. Они с Йошики часто делали так в турах… Отработанная операция. Разве может что-то пойти не так?
