Сигарета тлеет, обжигая покрытые шрамами тонкие пальцы. Хиде тушит её в пепельнице и встаёт, кривясь от боли. Сдавив ладонью ноющее плечо, он опять идёт в ванную и склоняется над раковиной. Встрёпанные розовые волосы, безумные глаза. Два пальца в горло. Этот чёртов кусок рыбы не испортит ему остаток без того паршивой жизни.

***

— Хиде, ты в порядке?

Мацумото вздрагивает и посильнее сжимает пальцами гриф ярко-жёлтой в мелких красных сердечках гитары, поднимая голову. Сдвигает со лба шапку, улыбается привычно.

— В порядке. А что, промахиваюсь? Извини, Йо, не выспался.

Ребята не видят в его поведении ничего необычного. На репетициях и концертах Хиде всегда излишне оживлённый, он как юла, которую невозможно удержать на одном месте: весело крутится по залу со своей гитарой, смеётся, даже бросает какие-то колкие шуточки. Они не замечают его расширенных зрачков и дрожащих рук. Или не хотят замечать.

Последние деньки в этом репетиционном зале, подумать только. Хиде никогда и не думал, что такой момент настанет. До концерта, который раз и навсегда поставит жирную точку на группе «X», всего неделя. И настроение у всех соответствующее. Тоши хмуро ходит туда-сюда с микрофоном, молчит и явно считает минуты до того момента, когда ему можно будет наконец отсюда уйти, домой, к жене. Пата и Хис вполне мирно разговаривают о чём-то, стоя возле стены — неудивительно, эти двое всегда на своей волне и со своими темами, им и вдвоём хорошо. Ну, а вечно страдающий декадент Йошики, как обычно, восседает за своим роялем и на ходу ухитряется что-то подправлять в тексте одной из песен.

На него Мацумото старается не смотреть. Больно. И слишком уж противно всё скручивается в животе, стоит ему лишь наткнуться взглядом на красивое крепкое тело, бесстыдно выставленное напоказ. И не менее красивое лицо, занавешенное растрёпанными рыжими волосами.

А это ведь именно Йошики только что с тревогой спросил, всё ли в порядке. Он знает, что Хиде врёт. Но говорить ничего ему не будет. Они уже разошлись. Каждый сам по себе. Ему плевать.

Это точка не на «X». Это точка на них двоих. Которую Хиде сам упросил его поставить. Тогда они ещё были вместе. Вдвоём решали, как им поступить, после того, как Тоши сказал, что хочет уйти. Хиде уговорил Йошики на этот концерт. А теперь получается, что он сам же от этого и страдает больше всех. Просто тогда Хиде даже не задумывался над тем, что Йошики может вот так, в один момент его бросить.

Ты ненормальный, Мацумото. Тебе лечиться надо.

Пожалуй, от Йошики это услышать было обидней всего. Примерно так же обидно, как и те оскорбления одноклассников за полноту.

А теперь Хаяши с невинным видом спрашивает, всё ли в порядке. Нет, далеко не всё, блять, в порядке, сказал бы Хиде, но он вовремя хватает себя за язык. Обстановка и так напряжённая, как перед грозой — тяжело, душно и вот-вот бабахнет. Незачем делать эту адскую неделю ещё более невыносимой.

Краем глаза он видит, как Йошики поднимается с обитой бархатом скамьи, грациозно распрямляя спину и запахивая тонкую серую рубашку.

— Перекур пять минут.

Слава богу, наконец-то можно хоть ненадолго сбежать. Хиде как раз очень хочется как следует поплескать себе в лицо холодной водой, щёки горят. И побыть одному. В тишине.

Вновь зеркало, вновь печальное лицо и злые, обезумевшие глаза, а руки дрожат от льющейся на них ледяной воды.

— Хиде. Ты опять наглотался таблеток?

Йошики тихонько появляется у него за спиной, захлопывая за собой дверь в уборную. Ходит, как кот, неслышно, и пугает этим то и дело, напрыгивая со спины и обнимая. Хиде слышит щелчок шпингалета и ухмыляется. Что ты пытаешься скрыть, Хаяши, все уже в курсе.

— Тебе какое дело?

— Как это какое? Я беспокоюсь за тебя. Может, мы и расстались, но я всё ещё считаю тебя близким человеком, — Йошики слегка пожимает плечами.

— Беспокоишься? — Мацумото бессильно выплёвывает это сквозь зубы и поднимает на него взгляд в зеркале. — Да кому ты врёшь, Йо. Ты только о себе беспокоишься. Что-то я не заметил, чтобы ты волновался, когда гордо сваливал с сумкой и бросал меня одного!

— Я испугался. Ты был невменяемый, пьяный в хлам. И лез в драку, как обычно. И потом, я вовсе не собирался совсем уж уходить, кто же знал, что ты посчитаешь это за безмерное предательство.

Хаяши осторожно берёт его за плечи, поворачивая к себе. Наклонив набок голову, тревожно оглядывает лицо, касается его кончиками пальцев. Хиде кривится и отводит в сторону взгляд. Да не посчитал он это за предательство. Его взбесило то, что Йошики открыто назвал его сумасшедшим.

— Я же говорил тебе, завязывай с амфетаминами. У тебя уже зависимость. И алкоголизм твой тебя тоже до добра не доведёт. Я не говорю, что пить совсем уж нельзя, но у тебя уже явно нездоровая тяга к алкоголю.

— Не твоё блядское дело, сказал. Отвяжись.

Мацумото легко мог бы сейчас толкнуть его так, что Йошики отлетел бы от него в ближайшую стену, впечатавшись в неё и сломав свой бесценный хрупкий позвоночник, уже не один раз травмированный на концертах — из-за этого Хаяши теперь вынужден сидеть за ударными в специальном шейном корсете, врачи запретили ему поступать иначе. Но что-то всё-таки не позволяет Хиде этого сделать. Тревога в глазах Йошики. Его тонкие пальцы пианиста, ласково касающиеся лица, совсем как раньше, когда Мацумото, урча, сам подставлялся им. А когда-то эти самые удивительные раскосые глаза и нежные, тонкие пальцы пленили Хиде, влюбили в их владельца едва ли не с первого взгляда…

Нездоровая тяга к алкоголю, вот же лицемер. Они ведь всегда пили на пару. Играли в весёлую игру «кого дольше не развезёт». И Йошики побеждал, он долго оставался трезвым, в то время как Хиде быстро пьянел и начинал крушить всё вокруг себя, и Хаяши уволакивал буяна домой. А наутро Мацумото абсолютно ничего об этом не помнил и делал круглые глаза, выслушивая рассказы о своих подвигах.

И Хиде почти ненавидит это лицемерие в этот конкретный момент.

— Давай уже просто покончим с этим, и всё, — тихо и злобно говорит он, глядя исподлобья на своего лидера. Лидера? Нет, любовника. Бывшего. — Недолго тебе меня терпеть осталось. А потом, надеюсь, больше не увидимся.

Йошики бессильно кусает губу. У него от обиды слёзы в глазах скапливаются. Слишком он привык, что Хидето никогда не говорит ему ничего поперёк и смотрит на него во всех смыслах снизу вверх, с обожанием.

— Хиде…

— Можешь сколько угодно ресничками хлопать, принцесса, не прокатит, — Мацумото щурит налитые кровью глаза и угрожающе сгибает острое колено. — Отвали, пока я тебе яйца не отбил.

В висках стучит. И в голове мечется лишь одна мысль.

«Да чем ты лучше этих уродов, Йошики?»

Не первый раз уже его посещают эти раздумья. Йошики был рядом, лишь когда всё было в порядке, когда Хиде был в порядке, даже почти сумев побороть свою тягу к амфетаминам. А как только что-то изменилось, тут же обозвал ненормальным и предпочёл сбежать, трусливо поджав хвост. Не попытался тогда успокоить, помочь как-то, нет, ринулся свою шкуру спасать. Хотя понять его тоже с натяжкой можно. Мацумото и вправду неадекватный, когда напивается, друзья то и дело рассказывают о том, как он дерётся в пьяном виде и нападает на персонал баров. Он не раз травился алкоголем, не раз ломал себе что-то во время этих пьяных драк. Его как магнитом тянуло на причинение вреда себе или окружающим. Но Йошики до этого никогда не боялся его. Чего ему было бояться, Хаяши сам кого хочешь напугает: только глаза свои раскосые прищурит, губы подожмёт, наберёт в грудь побольше воздуха — и готово, команда и одногруппники спасаются спешным бегством, знают, что их нежный тайшо в гневе страшен. А теперь он сам попросту удрал от Хиде, которого не раз уже видел пьяным и приводил в чувство.

Странно, но, выплёвывая злые слова в лицо тому, кого он, как ему казалось, любил, Хидето совсем ничего не чувствует. Ему просто плевать. Просто он понимает, что терять уже больше нечего. Как и бояться.