Хиде улыбается, когда Тоши подходит к нему и садится рядом. Смотрит на вокалиста бесконечно печальным, укоризненным взглядом, в расширенных зрачках так и написано «ну что же ты натворил, придурок». Но какой смысл теперь пытаться подействовать на него, когда всё уже кончено.
Очередная мелкая слезинка скатывается к губам. Впервые такое, что он плачет с самого начала концерта, не переставая. Самое отвратительное тридцать первое декабря во всей его жизни. И первое января, чувствуется, будет не намного лучше. Если вообще будет.
***
Хиде кажется, что он умирает.
Он старается изо всех сил. Много пишет, и слова, и музыку, записывает треки, работает со своими группами, пытаясь уделять равное внимание обеим, и «zilch», и «hide with Spread Beaver», и планирует множество событий на предстоящее лето и даже осень девяносто восьмого — два дебютных альбома друг за другом, масштабный концертный тур в поддержку. Мацумото делает всё, только бы отвлечься — от «Х», от Йошики, от своей вновь обострившейся зависимости. Сбежать, закрыться, перевернуть наконец эту исчирканную страницу.
Только вот ему всё хуже. Хиде уже машинально кидается к раковине даже после малейшего перекуса, а в пьяные ночи, приехав кое-как домой, и вовсе не может отлипнуть от раковины — Хиде безостановочно рвёт и выворачивает наизнанку, а ещё у него то и дело подскакивает температура из-за постоянно раздражённого, воспалённого желудка, и его мотает от слабости. И таблеток ему для работы требуется всё больше, дозу амфетаминов приходится постоянно увеличивать, иначе — депрессия и невозможность даже встать с кровати.
Друзья и родные видят изменения в нём. Качают недоуменно головами, но не лезут. Никто не понимает, что случилось с обычно весёлым и жизнерадостным Хиде. И никто не задумывается, насколько шаткой стала его психика. Малейший срыв — и конец. А как в шоу-бизнесе без срывов? Людям со слабой психикой там просто делать нечего.
— Хиде, прекрати!
Влетевший в ванную Хироши с силой оттаскивает брата от раковины, перехватывает трясущуюся бледную руку, чтобы не дать запихнуть в рот два пальца и вызвать рвоту. Хидето отчаянно вырывается из его объятий, кричит что-то несвязное, рычит и матерится, но бесполезно — Хироши младше его, но гораздо крупнее, при разнице их телосложений он может легко поднять тощего Хиде, перекинуть через плечо и отнести куда ему надо. Хиде всегда проигрывал ему в драках, а ссорятся и дерутся они в последнее время весьма часто — опять же, всё из-за его пьянства и поведения, которое становится всё более неадекватным.
Мацумото почти в бреду. И только вскрикивает, когда Хироши довольно неаккуратно швыряет его на кровать, явно надеясь, что его это слегка остудит. И смотрит на брата расширенными, безумными глазами.
— Пусти, Хироши. Меня тошнит!
— Нет, ты сам делаешь так, чтобы тебя тошнило, — он пытается приподняться, но Хироши ловко хватает его и почти силой укладывает. — Успокойся, тебе это не нужно…
— Нет, нужно, — рычит Хиде.
— Хиде, ты и так на скелет уже похож! Ты умрёшь, если продолжишь в том же духе, — уже почти с отчаянием восклицает Хироши, садясь рядом и пытаясь его удержать. — Ну хватит уже над собой издеваться. Полежи, тошнота сейчас пройдёт, тебе станет лучше.
Хиде скрипит зубами, переворачиваясь на живот и зажимая себе руками рот. Хироши, похоже, единственный, кому не всё равно. И это плохо. Лучше бы всем было плевать, его оставили бы в покое. Всё равно он рано или поздно себя добьёт.
Обеспокоенный Хироши настаивает на том, чтобы Хиде показался врачу. И всё начинается заново. Как и тогда, когда он был подростком. Затяжная депрессия. Психотерапевт. Прописанные антидепрессанты, от которых на деле становится лишь хуже. Только в прошлый раз за Хиде приглядывала мама, а сейчас вместо мамы — Хироши. Следит, чтобы брат не навредил себе, заставляет нормально есть. Теперь тошнит ещё и от лекарств. Хиде чувствует себя ужасно мерзко: он не хочет никому создавать проблем. И всё равно продолжает их создавать. Неужели убегать вместо того, чтобы бороться с чем-то, что победить тебе явно не под силу — это настолько плохо? Люди любят так говорить. Особенно — когда понятия не имеют, что их собеседнику пришлось перенести. Эгоистично, да. Но Хиде так хочется именно этого. Слишком тяжело.
«Если мне становится лучше только от таблеток, то кто я вообще такой?»
Вся зима и большая часть весны — как одна сплошная агония. Порой, лёжа на кровати в своей одинокой квартире в Лос-Анджелесе и прихлёбывая виски из бутылки, Хидето туманным взглядом смотрит в потолок, а трясущаяся рука невольно тянется к тумбочке, за телефоном. Позвонить Йошики. Хочется, так хочется… Хотя бы просто услышать его голос. Но ладонь тут же отдёргивается — нельзя. Мацумото сам сжёг мосты, он не может вот так просто приплестись с повинной головой. Гордость не позволит. И в итоге он опять хватается за бутылку.
Хиде очень скучает. Как бы ни пытался отрицать. Пытается найти замену. Несмотря на все свои отвратительные привычки, Хидето по-прежнему хорош собой, поэтому трудностей с поиском партнёров у него не возникает. Он подцепляет абсолютно левых парней везде, где только повезёт — в клубах, на работе, с кем-то он даже на улице знакомился. Все они значительно моложе его, на пять, на десять лет, и это в том числе способствует недолговечности таких отношений. Хиде тридцать три, и хоть он может со стороны казаться почти подростком из-за своей хрупкости, небольшого роста и розовых волос с прикрывающей лицо чёлкой, но стоит лишь приглядеться — и становится понятно, что это не так: бледная кожа, многочисленные морщины, тёмные мешки под глазами и потухший взгляд дают понять, что он взрослый мужчина, причём ещё и весьма потрёпанный своими похождениями. И что хорошего может получиться у такого с парнями чуть за двадцать? Да ничего. Разве что секс. А Хиде, собственно, ничто другое в них и не интересует, он с ними даже не разговаривает обычно. Послав куда подальше все свои принципы, он раздевается перед ними, отдаёт своё тело на разврат, позволяя покрывать его поцелуями и укусами, трахается с ними чуть не до потери сознания, до безумия, до тумана в глазах, до сорванного голоса, до скрученных мучительными судорогами мышц. Почти каждый вечер заканчивается тем, что в хлам пьяный Мацумото мечется с воплями по кровати, цепляясь за расцарапанную спину очередного любовника. Ему почти хорошо в эти моменты, Хиде забывается, кричит, закатывает глаза. Но спустя пару часов всё это выветривается без следа. Эти одинаковые свидания на одну ночь — всего лишь похоть, попытки забыть. Они не приносят никакого облегчения, лишь оставляют горькое послевкусие и ощущение фальшивости; утром, выпроводив партнёра с угрюмым «созвонимся как-нибудь потом» и вытерев с живота чужую сперму, Хиде раздражённо курит на смятой постели и в полной мере осознаёт, насколько всё это пусто, что на деле он даже во время оргазма абсолютно ничего не чувствует, кроме покалывания в паху. Хидето устал считать, сколько же таких мимолётных парней у него уже было. И не помнит ни одного имени и ни одного лица.
Йошики, Йошики. Ну почему ни с кем больше не получается, почему только он? Как так произошло, что он приручил Хиде, заставил так прикипеть к себе? Они были знакомы десять лет. И встречались лишь два года из них. Мало, просто до безобразия мало… Но с другой стороны — чёрт, какие насыщенные были эти года! Запись последнего альбома, тур в поддержку. Травмы Йошики, поселившийся на его горле корсет, который Хиде в гримёрке часто стаскивал с него и целовал, целовал его шею без конца. Мимолётные и страстные взгляды на выступлениях, едва уловимые нежные жесты, понятные только им двоим — вроде манеры держаться за руки перед выходом на сцену и щекотки. Ссоры, порой по ерундовому поводу — а у кого их нет. Даже драки временами — Мацумото был пьян, Хаяши тоже, и в итоге выяснение отношений становилось излишне бурным, они легко могли разгромить комнату в очередном отеле и уснуть в обнимку на полу среди обломков. Ночи в крохотных и холодных номерах в гостиницах, где единственной возможностью согреться были объятия. Секс, такой грубый, дикий и безумный, их сливающиеся в один хриплые крики, стёртые в кровь и распухшие от бесконечных поцелуев губы, переплетённые на подушках пальцы, смятые простыни, влажные розовые волосы, спадающие на шею Йошики, когда Хиде упирался в неё горячим мокрым лбом и тяжело дышал, отходя от очередного мощного оргазма, а Хаяши нежно улыбался и целовал его вздрагивающие пушистые ресницы. Те забавные моменты, когда они кидались друг к другу в перерывах на концертах, не в силах бороться со своими желаниями, зная, что у них всего несколько минут, а потом быстро одевались и старались не выглядеть излишне взъерошенными перед Тоши, Патой или менеджером, искавшими их. Когда они занимались сексом на заднем сидении «Ягуара», припаркованного на одной из улиц Лос-Анджелеса, прихлёбывали пиво из одной банки, хохотали и игнорировали возмущённые звонки от коллег. Или когда Хиде, одно время всерьёз увлекавшийся БДСМ, предлагал немного поиграть, а Йошики, охотник до всего нового, соглашался, позволял ему связывать себя; и Хаяши выглядел таким потрясающе эротичным с завязанными глазами и руками, стянутыми ремнём, задыхавшийся от прикосновений Хиде. Влюблённые, опьянённые, получившие друг друга в полное распоряжение, они были так счастливы, так упивались своей любовью, что абсолютно не замечали ничего вокруг… Всё это ведь было на самом деле, не приснилось. Но Йошики, судя по всему, не видел в этом ничего серьёзного. В то время как Хиде совершенно незаметно прирос к нему всей кожей, с мясом — не отодрать.
