— Что там красавчик говорил… — бормотал Тачихара, прижимая повисшего в его руках тряпочкой юношу к себе. — На кладбище, под ивой…
Чуя вдруг сипло втянул в себя воздух и захрипел; Мичидзо от неожиданности взвизгнул и уронил его, тут же отскакивая подальше и выхватывая второй пистолет. Арахабаки с грохотом свалился на полированный пол, стукнувшись затылком, и раскинул в стороны руки. Грудь его ходила ходуном, он ужасно хрипел и вытягивал шею.
— Живой? — почти в ужасе прошептал Мичидзо, чувствуя, как по спине побежали огромные мурашки. — Не может быть!
Арахабаки резко распахнул глаза; зрачки в них сузились до размеров ниточек, радужки загорелись ещё ярче обычного. Вокруг раны на лбу запульсировали красные пятна. След от пули затянулся в секунду, превратившись в крохотную точку; по шее и рукам поползли ядовитые узоры, переплетаясь в сеть. Чуя резко сел и наклонил голову, дотрагиваясь ладонями до грудной клетки.
— Неужели проснулся, тварь такая, — он оскалился, демонстрируя жуткие удлинившиеся зубы. — А я уж думал, что ты сдох. Что, понял, что реально помереть можешь, струхнул и решил на всякий случай вмешаться? И как я не догадался, надо было сразу Осаму-куна попросить меня задушить, столько времени впустую.
Арахабаки встал, неловко подвернув под себя травмированную ногу. Тачихара в ужасе вжался в стену. Чуя встряхнул головой и вполне твёрдым шагом, чуть-чуть прихрамывая, двинулся к нему.
— Благодарю, — язвительно протянул он, сверкая сумасшедшими глазами. — Мне этого последнего штриха и не хватало. Сам бы я не решился, я же не Осаму-кун, чтобы мечтать о самоубийстве.
— Твоя рана… — чуть слышно прошептал Мичидзо, вдруг осознав, что он твёрдо наступает на ногу, которая ещё буквально пару часов назад напоминала кровавое мессиво.
Чуя наклонился и задрал брючину. Яркие метки проклятия покрыли всё ещё кровоточащую рану на лодыжке; словно щупальца, они стягивали её края, кожа быстро срасталась. В конце концов на месте ужасающего ранения, от которого Арахабаки ещё буквально несколько часов назад умирал, остался лишь небольшой шрам, окружённый потемневшими узорами. Тачихара ойкнул и зажал себе рот рукой.
— Не ожидал, да? Я тоже, умирать уже приготовился, — Чуя хмыкнул и выпрямился. — Это был совсем уж экстремальный вариант, на случай, когда ничего уже не помогает. И сработал, надо же. Теперь буду знать, как будить Арахабаки, когда он чересчур долго дрыхнет.
Мичидзо вновь схватился за пистолет; выстрел, второй, третий, четвёртый… Пули в обойме кончились, и парень опустил оружие, кусая губы. Чуя теперь уже не отводил от себя патроны, одна пуля влетела ему в плечо, вторая вонзилась в живот, ещё две попали в колени. Арахабаки слегка прогнулся в спине, а раны, не успев даже закровоточить, исчезли. Радужка в правом глазу резко сузилась; оскалив зубы, Арахабаки молнией метнулся к бывшему любовнику. Тачихара даже опомниться толком не успел, как длинные пальцы с острыми чёрными ногтями сомкнулись на его горле.
— Итак, — Чуя, скалясь, как злобная гиена, прибил его к стене, крепко приложив об неё затылком. Тачихара вскрикнул; на обоях за его головой появилось кровавое пятно, тоненькие струйки потекли по шее, заливаясь за воротник свитера. Наблюдая, как Мичидзо морщится от боли, Арахабаки потянулся к нему, широко и медленно лизнул скулу и сощурился. — Напомни-ка мне, моя любовь, на чём мы с тобой остановились? Кажется, на том, что босс обратил Осаму-куна и охотился за ним всё это время, а теперь, с твоей лёгкой руки, моя радость почти у него в руках, м-м-м? — он почти прижался к губам, дыша в них. — Знаешь, что я с тобой за такое предательство сейчас сделаю? — голос резко сорвался на злое шипение, Чуя сморщил нос. — Глаза тебе выдавлю, медленно, по одному.
Мичидзо глянул в его безумные глаза и нервно сглотнул. Не шутит, он на полном серьёзе. Тачихара до этого никогда не видел Чую в таком состоянии; если бы взглядом можно было убивать, от него давно бы уже осталась едва ли кучка дымящегося пепла.
Чуя медленно приподнял свободную руку. Почти нежно провёл по лицу задрожавшего парня кончиками пальцев, задержав их на губах, уцепил рыжую прядку волос, слегка подкручивая её, скользнул подушечками по скуле… Мичидзо прикрыл глаза, стараясь унять бешено колотящееся сердце и не показать охвативший его ужас. А Чуя вдруг зло поджал губы и резко вонзил ему в глаз длинный заострённый ноготь.
Воплю, изданному парнем, позавидовала бы труба, от которой пали стены Иерихона; едва не оглохнув от своего же крика, Тачихара выгнулся и изо всех сил вцепился пальцами в тонкое запястье, пытаясь вырвать руку и отвести её в сторону. Боль была невыносимой, в глазное яблоко словно воткнулся раскалённый нож, который постоянно ворочался и травмировал ещё сильнее.
— Что, плохо? — равнодушно бросил Арахабаки, наклоняя набок голову. — Больно, да?
— Вот же тварь бессмертная… — всхлипывая, сквозь стиснутые зубы прошипел Мичидзо. Чуя резко отдернул руку прочь; юноша, всхлипывая, осел на пол, прижимая ладонь к повреждённому глазу. Он так и чувствовал, как по лицу текут струи крови; в этой области пульсировала тупая боль, прокатываясь к вискам и лбу. — Зачем… Зачем ты так, Чуя?.. Неужели у тебя совсем не осталось никаких чувств ко мне, что ты ради своего красавчика вытворяешь такое?!
Чуя с брезгливостью осмотрел его.
— Не осталось никаких чувств? — зло спросил он. — А они должны были? Как может остаться то, чего никогда не было? Они умерли уже давным-давно, практически сразу после того, как появились. Я же тебе ещё тогда сказал — ты меня интересовал исключительно как существо, с которым можно потрахаться пару ночей без всяких обязательств. И я на тебя внимание обратил только потому, что никого получше не нашлось. Да, может, я и относился к тебе неплохо, но поверь, этому отношению до любви, как до Луны пешком. Откуда ты вообще взял, что я что-то к тебе чувствовал?
Мичидзо изо всех сил стиснул зубы.
— Но ты же сам сказал, что хотел защитить меня, когда просил уйти подальше перед нападением на мафию!..
Чуя захохотал.
— Господи, и на этом что, вся твоя теория о моих чувствах к тебе строится?! Да, я предупредил тебя, потому что ты был мне симпатичен, и я не хотел терять партнёра и полезного информатора в одном лице. Да только половина моего хорошего отношения к тебе испарилась после уничтожения того отряда, а вторая — сейчас, после того, как ты к Ордену тайком, за моей спиной, метнулся, и сдал ему существо, которое я, может, всю свою жизнь ждал… — Чуя захлебнулся от гнева и злобно плюнул на пол: — Да меня тошнит от тебя!
— …А как ещё ты предлагаешь выживать в таких условиях?! — взвыл Тачихара. — Ты хорошо устроился, кайфовал под тёплым крылышком босса-папочки и ни о чём не думал, ты ведь даже не знаешь, что это такое, когда ты мотаешься по трущобам, еле волоча ноги от слабости, когда у тебя от голода и холода темнеет в глазах, когда ты не знаешь, доживёшь ли вообще до завтрашнего дня! Нам только и оставалось, что пойти в мафию и работать на неё, а потом появился Орден и отнял последнюю надежду на нормальное существование! А в Зоне как выживать? Ты мечтал, чтобы я тут свернулся и сдох где-нибудь в помойке, когда меня сюда вернули?! А не дождёшься, я живучий, я из любой западни вылезу, и насрать, какими методами! — он вцепился в глаз пальцами и стиснул зубы. — Ты сам-то что без босса, Чуя? Всего лишь неудачный лабораторный эксперимент, вся твоя мощь, как и ты сам, родом из пробирки. И где бы ты был сейчас, если бы босс не подобрал тебя тогда? Да обслуживал бы за бесплатно клиентов в подвале борделя, ни на что большее ты бы не сгодился!
Чуя с силой пнул его ногой в живот; изо рта брызнула кровь, Мичидзо поперхнулся ей и закашлялся, сгибаясь чуть не вполовину.
— Неудачный эксперимент? — Арахабаки ухмыльнулся. — Да, так и есть, я не пытаюсь это отрицать. Только вот знаешь, в чём заключается моя неудачность? В том, что я живой, только и всего. Я знаю, босс и те ублюдки-учёные хотели навсегда меня оставить в куклах, я должен был быть послушной игрушкой с чудовищной силой в их руках, да только не получилось, кукла проснулась, у неё появились собственные мысли и желания. Не знаю уж, благодаря Арахабаки это случилось, или же у меня и до этого были задатки личности. Они бы усыпили меня, но босс решил, что я ему ещё пригожусь. А чтобы я был полностью им парализован, доверял ему и делал всё, что он скажет, он устроил весь этот цирк, пожертвовал целой лабораторией.
