— Подожди… Побудь так ещё… Чуть-чуть… — прошептал он в самое ухо.
— У тебя живот разболится, придурок, — Чуя поцеловал его в уголок губ и усмехнулся краем рта. — А кому-то ведь не нравилось.
— Я передумал… — чуть слышно отозвался Осаму, блестя глазами. — Да и как будто у меня есть другой выход…
Арахабаки лишь ухмыльнулся и подтянул его к себе за бёдра. Два тела сплелись узлом; посильнее вдавив вампира в скользкие шуршащие простыни, Чуя безостановочно целовал его везде, куда только мог дотянуться. Он терзал распухшие пунцовые губы, осыпал поцелуями шею и плечи, оставляя везде яркие укусы. Дрожа, прикладывал прохладную бледную ладонь к своим пылающим щекам и касался её губами. В какой-то момент крепко обхватив вампира обеими руками, Арахабаки резко рванулся вбок, поворачиваясь на спину и усаживая его на себя; провёл обеими ладонями по впалому животу вверх, на грудь, стянул с плеч мешающее кимоно, отбрасывая его в сторону, после чего вновь притянул слегка дрожащего и покрасневшего Осаму к себе. Обхватив рукой шею любовника, прижавшись губами к его скуле, вампир уже сам приподнимался и опускался, сумев выбрать наиболее нравящийся ему ритм. Боль так и не ушла окончательно, но она уже совсем не мешала получать удовольствие, лишь придавала некоторую горчинку…
Синеватый утренний свет медленно, но верно просачивался в комнату даже через плотно задёрнутые занавески. До рассвета оставалось уже совсем немного; хотя казалось, что понятие о времени в этой спальне, и так бывшее весьма странным, сейчас стёрлось окончательно. Арахабаки нежно поглаживал ладонью обнажённое плечо дремлющего вампира, зарывшись носом в его тёмные волосы на затылке. Тлеющие символы на его теле постепенно поблёкли, почти исчезнув, лишь несколько красных разводов на руках показывали, что совсем недавно они там были.
— Такой нереальный… — прошептал Чуя, приподнявшись на локте и заглянув в лицо Осаму. Сейчас, во сне, вампир казался ещё младше, чем выглядел на самом деле, таким нежным, слабым и беззащитным, что сам Чуя едва ли поверил бы, что этот юноша может с лёгкостью раскидать целую толпу напавших на него людей и почти на равных вступить в схватку с божеством вроде Арахабаки. Чуя плотнее прижался грудью к его спине, дыша в самое ухо; от такого движения Осаму слегка поморщился во сне, но до конца не проснулся, еле-еле приоткрыв глаза и разомкнув зацелованные губы. — Я буду любить тебя так каждую ночь, Осаму-кун… И каждый день… Любить, пока ты не умрёшь от изнеможения, — он тихонько засмеялся и поцеловал вампира в шею. — Теперь мы связаны. И рядом с тобой буду только я.
Арахабаки расплылся в недоброй улыбке, сверкая острыми клыками, лизнул шею вампира и опять улёгся на подушку, зарываясь носом в волосы. Почувствовав, что он утихомирился наконец, Осаму медленно разомкнул веки и, скривившись, всхлипнул и подтянул к груди коленки. Слёзы по-прежнему стояли в его красноватых глазах. Всё. Его опутали по рукам и ногам, дороги назад нет и уже никогда не будет. И от представления своих перспектив быть рядом с этим существом юноше захотелось просто завыть. Громко так и безысходно.
========== Мечты о прошлом ==========
Этот большой полутёмный дом уже начинал навевать по-настоящему чёрную тоску. Осаму вроде бы привык существовать в вечном мраке, как создание ночи, однако раньше он видел хотя бы лунный свет и мог время от времени понежиться в его холодном сиянии. Теперь же его лишили и этого, и мир вокруг окончательно потерял для него краски, превратившись в череду множества одинаковых дней и ночей в безрадостной чёрно-серой обстановке.
Арахабаки ушёл давным-давно; ещё до того, как за плотными шторами спальни забрезжил синеватый свет. Вампир сквозь сон почувствовал, как Чуя встал с постели, услышал шуршание его одежды, уловил, как юноша, наклонившись, нежно поцеловал его в нос и, слегка повернув в сторону его голову, медленно лизнул шею, после чего до ушей донёсся скрип захлопываемой двери. Однако звука поворачивающихся в замочной скважине ключей, как раньше, за этим не последовало, что несколько удивило. Чуя всегда уходил вот так, стараясь не разбудить спящего Осаму, он пропадал невесть где целыми днями и возвращался только к ночи. Арахабаки явно всё ещё не до конца верил в связавшие их кровью узы и, хотя совершенно явно планировал превратить вампира в своего напарника, с собой его пока что не брал. Да Осаму и не горел желанием; не зная толком, почему, он пугался реального мира, того, что может ждать его за стенами этого неуютного мрачного дома. И при одной только мысли о том, что на него скоро, возможно, в прямом смысле слова наденут ошейник с цепью и будут таскать при себе, как сторожевую собаку, вампира начинало тошнить. Эти перспективы оказались слишком уж унизительными для гордого юноши.
Осаму медленно раскрыл глаза, убрал со лба руку, глянул на занавешенное окно и осторожно сел на постели, длинными тонкими пальцами пытаясь разделить спутанные чёрные волосы. Свесившись с края кровати, вампир принялся подбирать в беспорядке разбросанные по полу вещи, мягкую чёрную водолазку и узкие джинсы. Эти вещи пару дней назад принёс Чуя — он просто швырнул на подушку свёрток и, увидев удивлённое лицо Осаму, отвернулся и хмуро бросил: «Надень». Вампир только повёл плечами, но возражать не захотел, решив, что если Арахабаки сочтёт нужным, он объяснит желание переодеть будущего напарника.
Осаму недоверчиво оглядел себя и одёрнул водолазку. Вещи так непривычно облегали тело, что от этого становилось даже не по себе, словно этой одежды не было вовсе. Обхватив себя за плечи, вампир вышел из комнаты, спустился на первый этаж, миновал тёмный холл и подошёл к входной двери, медленно надавив на ручку. Обычно запертая створка неожиданно поддалась; Осаму с силой толкнул её вперёд, распахивая настежь. Сильный холодный вихрь с густым солёным ароматом дунул прямо в лицо, всколыхнув кудрявые волосы, красновато-карие глаза изумлённо расширились. Прямо перед вампиром, насколько хватало его взгляда, до самого горизонта простиралось бескрайнее море. Тёмная, почти чёрная вода, едва отражавшая собой синеватый дневной свет, с тихим плеском ударялась в тонкую кромку белого песка, над покрытой рябью поверхностью громко завывал ветер. Осаму осторожно вдохнул и тут же закашлялся — несмотря на то, что вода была так близко, воздух казался сухим, в нём словно витали крохотные частицы пыли и песка, мигом забиваясь в ноздри. Вампир живо натянул на нос высокий ворот водолазки, прошагал немного вперёд и медленно опустился на холодный сухой песок, подтягивая к лицу обтянутые джинсами худые коленки. Уткнувшись в них подбородком, Осаму прикрыл глаза и решил оторваться на время от созерцания прекрасного моря и оглядеться по сторонам. Пейзаж был отнюдь не радостным. Вдоль берега выстроились в ряд почти одинаковые дома, мало чем отличавшиеся от того, из которого только что вышел Осаму, вдалеке по правую сторону торчали силуэты каких-то высотных домов, почти теряясь в густом тумане, а слева оказался довольно крутой утёс, на самом краю которого красовался полуразрушенный маяк. Вампир чувствовал, что сейчас день, но странным образом этот день больше напоминал вечерние сумерки — полутьма, чёрно-фиолетовое небо, затянутое густыми тучами, с трудом пробивающийся сквозь них свет, смахивающий на небольшие синие огни. На таком фоне острая скала с отвесным обрывом и грязно-белая башня выглядели откровенно зловеще, напоминали кадр из какого-то фильма ужасов, которые, как знал Осаму, с восторгом смотрят многие смертные.
— Как странно… — пробормотал вампир, прищурившись и опустив длинные ресницы, и сжался в комочек, пытаясь сильнее натянуть на ладони рукава водолазки. — Сейчас ведь день… А я спокойно сижу под светом, хотя он должен обжигать меня… И где он, этот свет? Что вообще творится с этим дурацким миром? Я не понимаю…
Сзади вдруг послышалось шуршание песка, знакомый хриплый голос, явно насмехаясь, произнёс:
— Я же тебя спрашивал — когда ты солнце последний раз видел, Осаму-кун? Его здесь уж лет десять как нет, одни тучи, день и ночь почти неотличимы друг от друга. И никто не знает, почему так получилось, почему свет вдруг стал синим.
