Он с трудом отодрал напарника от своей кожи и легко прибил его к стене; Осаму с силой упёрся в неё руками и сморщился, чувствуя, как Арахабаки прижался к его спине, пристраиваясь, облизнул палец и с силой надавил им на сжатый анус, с удовлетворением прислушиваясь к тому, как вампир вскрикнул и зажмурил глаза.

— Знаешь, что мне в тебе нравится?.. — прошептал Чуя ему в ухо, вытянув шею. — То, что сколько бы я тебя ни трахал, ты всё равно как девственник…

— Аккуратнее, коротыш… — сквозь зубы прошипел Осаму, стойко терпя усиливающееся жжение в низу тела. — Будь нежным хоть раз в жизни!

— О чём ты? — Чуя легонько укусил его за мочку и назло резко пропихнул второй палец. — Я сама нежность, Осаму-кун.

— Не-е-ет, — простонал, выгибаясь в ответ на его движение, вампир, вскинув голову и глядя в стену перед собой расширенными глазами. — Ты грубый! «Сама нежность» совершенно не так себя ведёт!

— Да что ты говоришь, — с вожделением протянул Арахабаки, поглаживая свободной ладонью его живот. — Ты не знаешь, что такое «грубо», Осаму-кун… Но я тебе покажу, если не веришь в мою нежность.

Зарывшись носом в мягкие чёрные волосы на затылке и прикрыв глаза, он вытащил пальцы, пододвинулся чуть ближе и неожиданно резким и жёстким толчком вошёл в него сразу и до конца.

Осаму кричал, пока в лёгких не закончился воздух; под конец он уже захрипел, скривившись и опустив голову, сжал в кулаки руки, упирая побелевшие костяшки в мокрый кафель. Чуя, хмыкнув, опять наклонился к его уху.

— Ну, понял разницу? Думаю, это не то, чего ты хочешь, — он потихоньку подался бёдрами назад, потом вновь вперёд, уже аккуратнее и мягче. Осаму с хрипом втянул в себя спёртый влажный воздух, которого отчаянно не хватало, и царапнул стену длинными ногтями. — Ты можешь обманывать кого угодно, Осаму-кун, но только не меня. Всё-таки ты очень нежное создание, этим и привлекаешь, — он лизнул затылок любовника, обхватил его за талию и начал двигаться, сначала медленно, а потом всё быстрей и быстрей, вбивая его в стену, упиваясь каждым громким стоном, удушеньем и царапаньем. Осаму напрягся и судорожно сдавил пальцами его запястье, из горла вырывались сдавленные стоны вперемешку со всхлипываниями, мелкие слезинки невольно скатывались по щекам, смешиваясь с текущей из душа водой.

— Чуя… — прошептал он едва слышно, встряхнув головой, пряча глаза за мокрыми волосами. Арахабаки прижался к нему, касаясь губами шеи под ухом.

— Что, моя радость?..

Осаму вскинулся и, невероятным образом вывернув длинную шею, уткнулся губами в висок.

— …Я тебе уже говорил, что ты чудовище?.. — прошептал он с лёгкой усмешкой, сдавив его руку на своём животе. — Милое маленькое чудовище.

— Вот как? — Чуя хмыкнул и, схватив его за волосы, наклонил голову к себе, жадно целуя розоватые губы. — А что ты скажешь, когда милое маленькое чудовище задушит тебя кнутом? Или рукой, что ещё проще, — он скользнул ладонью на покрытое шрамами горло и слегка сжал пальцы, придушивая, одновременно опять с силой толкнувшись бёдрами вперёд. Осаму закашлялся, прикрыв полные слёз глаза.

— Не задушишь, не задушишь, — протянул он с усмешкой, опустив ресницы, — я слишком тебе дорог, хотя бы в том плане, что тебе ещё придётся побегать, чтобы найти кого-то, кто заменит меня в постели.

— В постели ты пока что так себе, так что не обольщайся, — Чуя фыркнул и с силой дёрнул его поближе к себе. — Двигай сюда свой зад, хватит выскальзывать уже!

— М-м-м… — чувствуя, как к телу начинают приливать первые волны удовольствия, оттеснив боль на второй план, вампир застонал, запрокидывая назад голову. Руки божества, казалось, были везде — они то оказывались сверху, поглаживая нежную шею и пощупывая чувствительные соски, то спускались вниз, по напряжённому животу, лаская и без того возбуждённую плоть любовника. Арахабаки продолжал размеренно двигаться, постепенно увеличивая темп и глубину толчков. Осаму сильнее упёрся руками в стену, стараясь устоять под быстрыми движениями парня. Длинные чёрные волосы, намокнув, облепили его лицо и шею, изо рта вырывалось тяжёлое дыхание вперемешку со стонами.

— Ах!.. Ааах! М-м… Чуя!.. Я сейчас… Чёрт!..

Чуя по-своему понял его стоны и, прикусив клыками плечо, обхватил свободной рукой стоящий колом член, с нажимом поглаживая в такт движениям. Осаму стал задыхаться, вскинув голову и отчаянно хватая воздух распухшими губами.

— Давай вместе… — прохрипел Арахабаки ему в ухо и поцеловал впадинку под ним.

Резкий и сильный удар по ягодице заставил вампира взвизгнуть, проскрести ногтями по стене и с силой податься бёдрами навстречу напарнику. Это оказалось последней каплей — оргазм накрыл, как цунами, сразу обоих. Осаму обмяк в руках божества, шумно дыша через рот и закатывая глаза, и Чуя, повернув его к себе лицом, устало поцеловал закрытые веки и дрожащие ресницы.

— Не смей засыпать. Мы ещё не закончили, — бросил он с усмешкой и потянулся за полотенцем.

Как они добрались до кровати, Осаму уже не помнил; сознание будто отключилось в какой-то конкретный момент, и когда вампир толком осознал, что происходит, он уже лежал на шёлковых простынях, раскинув руки, а Чуя жадно выводил языком какие-то узоры на его шее. Возбуждённый Арахабаки окончательно перешёл в режим «порчи», голубые глаза со зрачками-ниточками горели безумным огнём, метки расползлись по всему телу, подсвечиваясь и даже слегка сочась кровью. Осаму наблюдал за ним замутневшим взглядом. Именно в такие моменты он начинал всерьёз осознавать, как же правдивы его собственные шутливые слова насчёт чудовища — находясь в таком состоянии, Чуя и впрямь самый настоящий монстр, которым движут лишь инстинкты, желание овладеть своей добычей. Но каким же красивым он сейчас казался — горячий, влажный, с горящими на теле проклятиями и сверкающими глазами, Чуя походил на прекрасного, сильного хищника. У Осаму даже в глазах закололо, он с трудом приподнял руки, обнимая его за шею.

— Моя горячка, моё безумие… — он вздрогнул, услышав срывающийся хриплый голос прямо над ухом. Это была ещё одна немаловажная вещь — Осаму не мог не отдавать себе отчёт в том, что ему безумно нравится голос Арахабаки, что он временами даже повергает вампира в нечто вроде транса. Хрипловатый, с резкими перепадами высот, возможностью в секунду перейти на истеричный визг, он буквально сводил с ума. А особенно вот в такие мгновения, когда обезумевший Чуя шептал слова, которые в обычное время не сказал бы никогда. — Никому не отдам, моё…

С глухим рычанием он яростно зацеловывал дрожащее влажное тело, оставляя яркие засосы везде, где только мог. Его горячее дыхание чувствовалось где-то на ключицах и плечах, и это была не только страсть. Это была уверенность. Сила. Непоколебимость. Необходимость идти вперёд, что бы ни случилось. То, чего так не хватало вампиру, то, за что он всегда цеплялся со страшным отчаянием. Сильно прикусив без того ярко-пунцовые точки сосков, Арахабаки с рвением впился в рот напарника страстным, почти грубым поцелуем. Чуя покусывал его губы, облизывал шершавый язык, ответно лезущий к нему в рот, проворно ласкал нёбо и белоснежную эмаль острых зубов, уже не боясь пораниться об них. Осаму не возражал, охотно отвечая и обнимая руками за шею. Лишь когда перестало хватать дыхания, он с трудом отлепился от юноши и провёл языком от уголка губ до основания шеи. Пульсирующие под кожей выступающие синие вены так и завораживали своим видом; не справившись с соблазном, вампир с силой вцепился в его шею, высасывая буквально кипящую кровь, которая, обжигая всё на своём пути, потекла в горло. А Чуя этого, казалось, и не заметил, он уже поглаживал ладонями бёдра напарника, слегка разводя их в стороны, потирался об него всем телом, кожей по коже.

— Осаму-кун… — прохрипел он чуть слышно, запрокидывая голову. Осаму прикрыл потемневшие глаза, сделав вид, что не расслышал; но дальше наслаждаться кровью ему не удалось, Чуя вдруг с силой дёрнул его за волосы, заставляя поднять голову, сорвал с распухших губ ещё один поцелуй. Сжав пальцами костлявые бёдра, он резко подтянул вампира к себе, устраиваясь между его раздвинутых ног и сразу же мощным толчком оказываясь в нём. Осаму застонал, понимая, что они уже занимаются сексом, закинул ноги на его поясницу, сдавливая её острыми коленками, сильнее сжал его обеими руками. Шепча какие-то глупости, они целовались как ненормальные, всё крепче сплетаясь телами. Ни один не отводил глаз от партнёра; Осаму видел жадность во взгляде Арахабаки и понимал, что сам, наверное, даже отдалённо не может себе представить, как выглядит со стороны — весь мокрый, частично от воды, а частично от пота, с почти развязавшимися бинтами на руках и кучей засосов, а ещё у него наверняка заплывшие слезами глаза и влажные всклокоченные волосы. Вампир уже не чувствовал боли, она оказалась полностью вытеснена абсолютно безумным удовольствием, от которого хотелось кричать во весь голос, срывая его до хрипа. Обрывки лишних фраз буквально утонули, растворились в прикосновениях, таких властных, грубых, жарких…обоим было уже не до всяких там правил или запретов, страсть и похоть затмевали все мысли, а два тела намертво переплетались в безумном сочетании, окончательно сводящем с ума.