— Когда-нибудь ты меня выбесишь, Чуя, и я выпью тебя досуха, — ехидно пообещал вампир. — Вот оторвусь-то, буду пить, пока от тебя одна сморщенная оболочка не останется.
Арахабаки расхохотался.
— Ты сдохнешь от передозировки в процессе, — простонал он спустя минуту, едва успокоившись. — Аж дрожу весь, так страшно, Осаму-кун, — Чуя легонько щёлкнул вампира по носу и, наблюдая, как тот морщится, хмыкнул: — Ты поаккуратнее с такими обещаниями, поверю ведь и убью, голодом заморю или кнутом забью насмерть.
Осаму коротко фыркнул и поцеловал его в скулу.
— Всё. Повеселились, и хватит, — Арахабаки ловко вывернулся из его объятий. — Пойдём, дам тебе побегать за мячиком, собачка.
— Ещё раз назовёшь собачкой — укушу, — с усмешкой протянул Осаму.
Перебрасываясь колкостями, они медленно пошли по магистрали. И ни один, ни другой не заметил, что всё это время за ними из-за угла, вцепившись пальцами в стену, наблюдал Тачихара.
— Ох уж мне этот Исполнитель… — протянул Мичидзо, глядя на удаляющуюся парочку. — Везёт ему на страстных красавчиков. Но… Что-то не то с этим вампиром. Откуда бы в этой дыре взяться древнему? Я думал, их всех давно уже Орден выловил и поубивал…
Тачихара сплюнул на землю, посмотрел на зажатый в пальцах свёрток с фотографиями, скривился и побрёл по пустынной улице в противоположную сторону. Исполнителей теперь двое, а значит, вдвое больше проблем, и лучше бы не приманивать к себе неприятности и лишний раз не попадаться на глаза этой сумасшедшей парочке.
========== Двойная привязанность ==========
Мелкие горячие капли сильно били по спине, растекаясь тоненькими струйками по коже, заставляя постоянно вздрагивать и поёживаться, как от колотящего озноба. Каждый раз, возвращаясь сюда, в это некое подобие укрытия, после очередной прогулки по Зоне, Чуя быстрее лез под душ — сам не понимая, отчего, он чувствовал себя ужасно грязным, очень хотелось побыстрее залезть под воду и потереться как следует мочалкой. И дело было даже не в крови, которой он частенько под вечер оказывался перемазан просто по уши, раздражала скорее противная мелкая пыль, висевшая в воздухе, она, перемешиваясь с кровью, налипала на кожу и волосы, заставляла постоянно скрести себя ногтями в попытках избавиться от налёта. Арахабаки только удивлялся, как местные люди, которых здесь немало, ухитряются нормально дышать этой дрянью, если даже божество чувствует себя так неважно.
Чуя тихо выдохнул и сильнее упёрся влажной дрожащей рукой в стену. Мокрые рыжие волосы, ещё сильнее закудрявившиеся от влаги, свешивались с опущенной головы и целиком закрывали его бледное лицо, было видно лишь, как он морщит нос и с силой стискивает страшные острые зубы. Голова буквально раскалывалась, словно что-то давило на череп изнутри. И, на свою беду, Чуя знал, что это обычно означает.
— Отвяжись… — прошипел он сквозь зубы, скривившись так, будто разжевал целиком незрелый лимон. По его телу начали медленно расползаться светящиеся красные полосы, которые словно кто-то с остервенением драл изнутри, вызывая противный зуд. — Не выпущу, твоё время не пришло… И не придёт…
Голову опять противно сдавило, Чуя пошатнулся и едва удержал равновесие, переступив на месте ногами. Длинные чёрные ногти бессильно проскребли по белому кафелю, пальцы до того согнулись, что суставы свело болезненной судорогой. Из горла невольно вырвался громкий хриплый вскрик, Чуя резко вскинул голову, глядя перед собой расширенными глазами. Зрачок в них менял форму с невероятной скоростью, круглый, вертикальный, опять круглый, снова сузился до состояния нитки…
— Да отвали, сказал! — прорычал Арахабаки и зажмурил глаза. — Когда до тебя уже дойдёт, что тебе не удастся меня сломать? Достал уже! Будешь безобразничать — запечатаю, и мне похер, что я сам умру от этого!
Странным образом подействовало: боль слегка притихла, откатываясь от головы, узоры поблёкли. Чуя выдохнул и упёрся лбом в стену. Ощущение холода кафеля слегка отрезвило его, заставив вздрогнуть и прикрыть глаза.
— Испугался? — он криво усмехнулся на один бок. — Вот и молчи в тряпочку… Я уже не такой слабый, как был когда-то. Даже существа родом из пробирки взрослеют и становятся умнее, разве ты этого не знал?
Он слегка расслабил спину и пальцы, прислушиваясь к своему сердцебиению. Колотившееся о рёбра сердце начало потихоньку возвращаться в свой обычный ритм, оно уже не ударялось в кости с такой силой. Кровь волной отхлынула от головы, виски перестало так сильно сжимать. Чуя прикусил губу. Похоже, пронесло.
Дверь сзади тихонько скрипнула, Арахабаки дёрнулся и слегка скосил глаза. В заполненную паром ванную заглянул растрёпанный Осаму; тревожное выражение его бескровного лица без слов говорило, что он прекрасно слышал все движения и крики божества, хотя и находился в комнате.
— Чуя, — беспокойно спросил Осаму, — ты с кем там разговариваешь?
— Ни с кем, — Чуя скрипнул зубами. — Всё нормально, иди ложись, сейчас выйду.
Он надеялся, что вампир тут же ускользнёт в комнату и не станет лезть в душу, но не тут-то было — чуткий Осаму мигом отметил его сдавленный голос и трясущиеся пальцы.
— Да нет, что-то же не так…
— Нормально, сказал, не приставай, — Арахабаки с трудом выпрямился, прислушиваясь к каждому своему движению. Повернув голову, он хитро сощурился. — Или, если хочешь, иди ко мне.
Он знал, что это подействует, напарника в постель добровольно не затащить, только в обмен на кровь, и то с трудом. Осаму пожал плечами и исчез в спальне. Чуя вздохнул и приподнял голову, отводя в сторону мокрые волосы. Арахабаки сегодня успокоился на удивление быстро, обычно приступ безумия длился гораздо дольше и был куда разрушительней. Он всегда накатывал внезапно, и всегда это было одинаково: острая, злая боль, прошибавшая всё тело, особенно голову, зудящая кожа, словно кто-то с силой царапает её когтями изнутри, выступающие на теле узоры с нередко вытекающей из них кровью. Чуя как мог пытался бороться с живущим внутри монстром, и большую часть времени ему удавалось с ним справляться, но иногда Арахабаки всё же показывал своё нутро, и юноше стоило больших усилий удержать его.
Чуя невольно подумал о том, что сказал ему когда-то вампир, о злости на судьбу за такие испытания. И вот сейчас он бы смог с точностью ответить на этот вопрос — конечно, злоба у него есть, чёрная, даже удушливая. Он хотел бы избавиться от Арахабаки, жрущего его, как зловредная опухоль, однако за столько времени они уже стали неразделимы, божество можно лишь попытаться запечатать обратно, а это гарантированно убьёт носителя.
Дверь опять негромко заскрипела. Чуя медленно приоткрыл глаза и ухмыльнулся, догадываясь, что за этим последует. Холодные тонкие руки обхватили его за талию, губы прижались к плечу, длинные чёрные волосы защекотали шею.
— Решил всё же присоединиться ко мне, а? — усмехнувшись, Арахабаки накрыл его ладони своими, слегка поглаживая и сжимая. Дотронувшись до рукавов белой рубашки на запястьях, он слегка повернул голову и коснулся губами острой скулы вампира. — Дурачок, намокнешь же, хоть рубашку бы снял.
— Я подумал, что, может, тебе самому захочется это сделать, снять её с меня, — Осаму тихонько фыркнул ему в самое ухо и поцелуями спустился с шеи на плечо, одновременно плотнее стискивая руки на его животе. Чуя застонал, чувствуя, как он легонько прикусил клыками нежную кожу.
— Зубы наготове? — Арахабаки хихикнул и закинул назад руку, сжимая вьющиеся прядки волос. — Ненасытное создание. Кусай давай уже.
Но Осаму явно не собирался пить кровь, он медленно лизнул шею божества и придавил его к себе. Забинтованная рука сползла по животу вниз и дотронулась до ноющего члена. Чуя дёрнулся и прикусил губу; слегка запрокинув голову и подставляя горло прикосновениям, он плотнее прижался спиной к напарнику.
— У тебя пульс участился… — Осаму приложился губами к впадинке под ухом. — Ты нервничаешь. Что случилось?
Чуя заскрипел зубами. Чёрт бы этого вампира побрал, он слишком быстро считывает настроение по пульсу, ловко чувствуя его меняющийся ритм. У самого Осаму ведь такого нет, он мёртвый, поэтому у других он биение сердца и такое пульсирование крови под кожей чует особенно отчётливо.