– Маленький Шнобель, я же важное спрашиваю, – обратилась я к его разуму.

Маленький Шнобель прекратил на время свои попытки, сел под деревом, подпер кулаком подбородок и стал думать. Я села рядом. Я никогда и никому не мешаю думать, если вижу, что человек правда думает. Потом он повернулся ко мне и сказал:

– Если ты говоришь с плохим человеком, может, можно врать и не говорить правду, если для тебя так лучше. Или убежать. Если ты говоришь с обычным хорошим человеком, ты должен говорить так, чтобы он тебя понял. То есть не выкладывать ему все, что ты знаешь и думаешь, а повернуться к нему понятной и вежливой стороной. Соображаешь?

Тут я стала думать. Маленький Шнобель возобновил усилия по древесному альпинизму. Он залез на мощную нижнюю ветку, уселся, свесил свои ноги и временно явил своим видом полное счастье и довольство. Я подтащила небольшой деревянный ящик, валявшийся метрах в десяти от нас, прислонила его к стволу и с помощью ящика и Маленького Шнобеля тоже забралась на дерево. Там мы сидели, болтали ногами и рассуждали о правде и неправде, о психологах и персональных данных.

– А ты можешь меня познакомить с твоим дедушкой-философом? – спросила я.

– Думаю, да. Я спрошу, – ответил Маленький Шнобель, – с ним интересно рассуждать.

Через пару недель мы посетили дедушку-философа. Маленький Шнобель предупредил, что дедушка-философ не такой веселый, как дедушка-механик. Зато у него оказался очень красивый кабинет. Там были книги до потолка, настоящая картина в раме и три белые головы бородатых мужчин. Они тоже были философами, как объяснил мне Маленький Шнобель.

Однажды нас с Маленьким Шнобелем вернули с прогулки пораньше. Насколько я помню, у Маленького Шнобеля побелел нос на морозе, а я вернулась за компанию, попросившись в туалет. Мы быстренько переоделись и побежали играть в пустую группу. Когда бываешь один в игровой комнате, то сразу же чувствуешь себя королем и властителем всего. Мы как раз хотели покоролевствовать и повластвовать вдвоем.

Однако в игровой комнате нас ожидала чрезвычайная ситуация. На полу, неудобно согнув шею и почти вывернув одну ногу, лежала Аграмена Ивановна. Глаза у нее были закрыты. Она была неподвижна. Лицо и руки, торчащие из рабочего халата, были странного сине-красного цвета.

«Если человек упал и не разговаривает, значит, что-то у него сломалось, – мысль пронеслась у меня в голове, – значит, ему больно и надо звать на помощь».

– Маленький Шнобель, – сказала я, – беги за помощью в медкабинет или за воспитателями прямо на улицу. Скажи, что Аграмена упала и не шевелится. Поторопись.

– А ты останешься? – спросил он убегая.

– Я побегу за льдом на кухню, Аграмена, наверно, сломала ногу или голову, нужен лед. Я точно знаю, – крикнула я ему вслед.

Я рванула на кухню. Повара нигде видно не было. Я подбежала к огромному холодильнику, подпрыгнула и дернула ручку. Ручка подалась. В морозильной камере льда не было, но плотными рядами лежали замороженные тушки цыплят. Они были совершенно заледенелые и для моих целей годились. Всегда важно уметь у разных предметов выявлять общую сущность, которая может быть полезна в конкретной ситуации. Это один из приемов мышления, если вы не знаете.

Я со всей силы выдернула одну куриную тушку, вторая вывалилась вслед за ней. Я успела от нее увернуться, потом схватила обеих куриц, по одной в каждую руку. Ледяные птицы морозили мои ладони, но это было неважно. Я спешила, курицы были тяжелые, но Аграмене было больно. Я должна была ей помочь.

Жаль никто не видел, как пятилетняя девочка с двумя замороженными тушками цыплят бежит по коридору детского сада, чтобы помочь хорошему человеку. Прибежав на место, я пристроила одну курицу у вывернутой ноги Аграмены, а вторую подложила ей под голову. Аграмена не подавала признаков жизни. На всякий случай я сказала в ее ухо:

– Аграмена Ивановна, не умирайте, пожалуйста, если меня слышите. Маленький Шнобель уже побежал за помощью.

Совсем скоро Маленький Шнобель привел воспитателей. Медсестры на месте он не нашел и ему пришлось мчаться во двор садика, чтобы позвать воспитателей. Аграмене вызвали скорую помощь. Нас с Маленьким Шнобелем удалили.

Сразу скажу, что Аграмена Ивановна выздоровела и неплохо оправилась после удара.

Маленький Шнобель, выскочивший на улицу без куртки и сапог, никак не пострадал от холода. Меня не ругали за вторжение на кухню и изъятие куриц из морозильной камеры. А медсестра даже похвалила. Она сказала, что мы с Маленьким Шнобелем действовали правильно и быстро в сложных обстоятельствах.

Аграмена вернулась на работу как раз перед моим повторным психологическим тестированием. Она немного осунулась, но уже была совершенно нормального цвета. Мы с Маленьким Шнобелем и все в детском саду очень обрадовались ей.

Она удивилась внеочередному прибытию психолога. Еще больше она удивилась, когда выяснила у воспитателей, какое заключение пытается этот самый психолог подтвердить. Но это я узнала позже.

Зато я отлично помню сцену, разыгравшуюся на моих глазах. Аграмена Ивановна появилась в кабинете, где я прилежно и кратко отвечала на вопросы, которые должны были подтвердить мои отклонения. Психолог была дотошным существом. Она расспрашивала меня о том, как сильно я устаю от людей, почему так часто сижу под столом или в шкафу, почему мне не нравится играть вместе со всеми детьми. Это было нечестно. В ее вопросах уже были ответы. И это были не мои ответы.

Аграмена ворвалась в помещение и в беседу с коротким и впечатляющим вопросом:

– Что ж ты, гнида недоученная, жизнь ребенку хочешь испортить? – прогремела она.

У Аграмены Ивановны был роскошный голос. Она могла докричаться до кого угодно как минимум на территории детского сада или даже нашего муниципального округа. Громче Аграмены Ивановны сумели бы кричать только пароходы, поезда и боевые слоны.

Не сомневаюсь, что появление Аграмены произвело большое впечатление на психолога. Думаю, эта психологическая сессия надолго запомнилась всем ее участникам. На шум прибежали воспитатели, просунули носы Маленький Шнобель и Динка, появилась медсестра и даже повар, мама Витька в поварском колпаке, прибыла к месту восстановления справедливости.

Это было очень непривычно и непонятно. Вокруг меня явно развернулась какая-то битва. Аграмена Ивановна оказалась полководцем и не собиралась эту битву проигрывать. Да и силы были не равны. Сейчас мне кажется, что первичной вербальной интервенции Аграмены было бы достаточно. Но живая беседа продолжалась еще несколько минут. Аграмену поддержали другие прибывшие взрослые. Смысл полемики тогда ускользнул от меня, все говорили одновременно, было много неизвестных слов и меня довольно быстро увели.

В любом случае все закончилось благополучно. Дотошный психолог покинула территорию детского сада своим ходом и без видимых повреждений. Я вышла из детского сада через несколько месяцев без каких-либо удручающих записей в медицинской карте, с блестящей характеристикой, грамотой за оказание первой помощи и успехи в чтении и пении.

Однако вопросы в тот день у меня появились.

Неужели из-за того, что ты сидишь под столом или в просто уединенном месте, ты можешь не нравиться другим людям? Это было бы глупо и как-то горько. Неужели некоторым взрослым нравятся только одинаковые дети, которые одинаково играют вместе? Я точно неодинаковая и Маленький Шнобель ни на кого не похож. Значит, всегда будут гниды недоученные, которые нас будут не любить или даже преследовать? Этот вопрос волновал меня.

Второй волнующий вопрос был лингвистического характера. Мне была неясна концепция гниды и гниды недоученной. Что это за вещь и почему она обладает таким мощным поражающим вербальным воздействием на психологов. По горячим следам я проконсультировалась у Маленького Шнобеля, но он, несмотря на свою общую осведомленность, в этом вопросе мне не помог.

Когда за мной пришла моя мама и мы отправились домой, я попросила ее прояснить оба вопроса. Мама не смогла мне ответить. Она расспросила меня о случившемся, но совсем не продвинула в постижении истины. Она перевела беседу на другую тему, заметив, что хотя Аграмена Ивановна действовала из лучших соображений, использованные ею слова мне не стоит повторять. На следующий день она переговорила с воспитателями и, видимо, получила более ясную картину произошедшего. Но и после этого она никак не помогла мне с разрешением лингвистического и концептуального тупика.