С его крутым дипломом найти работу будет легко. Так и случилось, Камалов, не раздумывая, взял Филиппа к себе. Он именно сюда и хотел попасть, выбрав «Гранд Сити-отель» за его высокий рейтинг и адекватного управляющего. А ещё девушка на ресепшен так мило улыбалась ему…

Вера… Он только что отвёз её домой и выслушал очередную порцию благодарностей за утренний совместный поход в полицию. Жаль, что на юного дознавателя рассказ Веры о нападении не произвёл никакого впечатления. А её предположения о виновнике аварии он назвал бездоказательными. «Но буду иметь в виду», – добавил парень, увидев недоумение на её лице.

Повернув под светофором влево, мимо сквера с умытыми, но слегка потрёпанными дождём клумбами, он подъехал к дому. Здесь у родителей большая, не так давно купленная квартира, отделанная по вкусу хозяина. Да, хозяина, отец во всём главный в их семье. Фил внутренне ахнул, впервые зайдя в отцовский кабинет, оформленный в стиле барокко, пышном и величественном. Ничего себе расклад! Потолок и стены вверху с лепниной, с ракушками-завитушками оформлены в едином стиле, пышные шторы с шёлковыми кистями и ламбрекенами украшали высокие окна, множество картин и гравюр в золочёных рамах, богатые люстры и светильники дополняли общую картину. В центре огромный письменный стол с креслом, вдоль стены резные стулья, демонстрировавшие изящное совершенство линий и изгибов. Иранский шах мог бы позавидовать такому роскошному интерьеру.

Нашарив сиротливо валявшийся в бардачке ключ с брелоком-самолётиком, Филипп одним махом взлетел на второй этаж. Только сейчас он понял, как соскучился по матери, а ведь они всегда были настоящими друзьями. Беззвучно повернув в замке ключ, вошёл в прихожую, больше напоминавшую просторный холл и, осторожно ступая, направился к кабинету. Родители были там, он слышал их голоса. Кажется, говорили о нём, во всяком случае, явственно прозвучало его имя.

– Раньше, раньше надо было это сделать, – голос отца звучал на высоких нотах, он, как обычно, не особо церемонился со своей супругой. – Сейчас Фил взрослый мужчина, а не запутавшийся в жизни подросток, которому сильно нужен отец. Зачем тебе вдруг приспичило рассказывать ему правду?

Правду? Какую правду? Филипп замер, стоя у белой, с золотыми вензелями двери, которая не была прикрыта и позволяла хорошо слышать их разговор. Странный разговор уже не нравился ему, жди от него потрясений в отлаженной, хоть и далёкой от идеала жизни.

– Я всегда хотела это сделать. Ты запрещал мне, – раздался мамин голос, слабый и нежный.

Она спорила с мужем? Бесполезно. Не борец она, как хочет отец, так всё и будет. Впрочем, как всегда. Ничего не изменилось в этом доме…

– Да, запрещал, – раздражённо продолжал отец, – но это было в твоих же интересах, Эля! Забыла, из какой дрянной истории я тебя вытащил?

– А ты забыл, что сам предложил мне этот брак, зная, что я в положении? Сам дал неродному сыну свою фамилию.

Неродному? У Филиппа ёкнуло внутри и тут же гулко застучало сердце, словно пыталось вырваться из грудной клетки. Оно всегда так стучало, когда Фил находился на пороге больших неприятностей или когда сильный стресс испытывал его на прочность. И сильно заломило в висках, словно чья-то тяжёлая рука страшно, по-изуверски, сжимала их. Словно заторможенный, Филипп сделал шаг назад. Кажется, ему надо уйти и переварить услышанное: эти страшные слова матери, которые звучали фантастически неправдоподобно. Неродной сын… Он не ослышался, именно так и сказала его правильная, любящая мать.

Филипп вышел на лестницу, беззвучно запер дверь и быстро направился вниз, стремясь вырваться из круга собственных бессвязных мыслей, которые толкались в гудевшей голове и пытались выстроиться в логическом порядке. Наконец, определилась одна, здравая и чёткая мысль: а где тогда его родной отец? Очень своевременный вопрос… Фил стоял на улице под палящим, равнодушным солнцем, еле сдерживаясь, чтоб не закричать во весь голос. Пусть этот крик разнесётся вокруг так мощно, что вздрогнут шедшие рядом люди и в испуге повернутся к нему.

Кажется, Филиппу может помочь только хорошая порция виски. И даже не одна. Он остановился у ближайшего бара, оказавшимся шумным заведением, переполненным молодыми людьми, жаждавшими праздника, общения или просто хорошей тусовки. Музыка, обрывки чужих слов и восклицаний, звон посуды и выпивка… Самое то! Сегодня здесь ему самое место…

Уже через полчаса захмелевший Фил изливал душу подсевшей к нему даме в зелёном платье со смелым декольте. Судя по лихорадочно горевшим глазам, дама здесь давно, и алкоголь уже проник в её кровь, настроив на романтический лад.

– Ты разберись во всём, как следует, парень,– громко говорила она пьяным голосом, сочувственно поглаживая его руку и пытаясь перекричать лившийся из динамиков мощный голос Рианны. – Разберись, не паникуй сразу! Может, не понял чего?!

– Чего не понять-то?! Я ж не глухой! Мать так и сказала – неродной.

– Ну, что ж теперь, утопиться? Взгляни на это с другой стороны: ты уж большой мальчик, да? И никакие, даже самые расчудесные родители тебе не нужны.

Её глаза горели, дама явно была настроена на долгий разговор по душам.

– Обидно же, – знаком он попросил бармена повторить. – Обидно, что врали столько лет…

– Не обида это, Филя, обидка. Малюсенькая! У меня, знаешь, какие счёты с жизнью? Как она мне накостыляла, за-ра-за! Вот где настоящие обиды… И давай уже поедем ко мне, а? – Она уронила голову на стол и затихла, утомлённая длинной речью.

Алкоголь – похититель рассудка. Так или примерно так переводится с арабского это слово. Рассудок Филиппа отказывался дальше анализировать случившееся, признав его страшную непоправимость. Завтра же поговорит с матерью, потребует разумных объяснений, хотя вряд ли они его удовлетворят.

– Пока, моя пьяная подружка. И спасибо тебе…

Как иногда бывает нужна такая случайная встреча! Фил осторожно коснулся тёмных завитков волос на её затылке и направился к выходу. Джастин Тимберлейк что-то пел ему вслед. Может, желал удачи. С трудом найдя в телефоне кнопку вызова такси, Филипп присел у входа на скамейку в ожидании машины. Выплеснутые эмоции совсем лишили сил.

Этот день лучше б вычеркнуть из памяти навсегда. Или, что ещё лучше, прожить заново, и в том новом дне гнать из головы дурацкую мысль ехать к отцу. Зачем ему знать семейные тайны, с которыми теперь не поймёшь, что делать.

Сегодня он получил урок, который запомнит надолго. Никогда не открывай двери в бывшие квартиры своим ключом. И никогда не стой у дверей, за которыми говорят о тебе…

Она умерла, эта женщина с пронзительными синими глазами. Вера узнала об этом утром, когда позвонила в больницу. Расстроилась очень, хоть и человек этот ей совершенно чужой. Но как несправедлива жизнь… Ушла… Молодая и красивая, ей бы жить и жить…

Вера села на диван в гостиной, безвольно опустив руки. Любая смерть неожиданна, и в эти минуты откуда-то появилась обида на врачей, что не спасли, не сумели. А если спросить их о причине смерти, расскажут про раны, несовместимые с жизнью… Сейчас Вера ненавидела весь мир. Он ужасен, он жесток. Женщина бы не умерла, будь жизнь чуточку справедливей.

Возникшие вдруг пустота и растерянность, такие незнакомые прежде чувства, охватили её. А в открытую дверь балкона струился тёплый воздух, слабый ветерок играл тюлевой занавеской. И совсем не пахло горем… Намечался ослепительный летний день, солнце, словно смеясь над печалью человека, нещадно било лицо. Солнцу всё равно, что происходит на земле…

Найдут ли убийцу, того, кто протаранил машину Марины Черемис и оставил её умирать на дороге? Что-то пока не очень заметны усилия следователя Матвеева. Позвонить? Нет, лучше она заедет завтра утром, после ночной смены.

День прошёл кое-как, с маетой в душе, но на работе её печальные мысли были отодвинуты в сторону. Что бы ни случилось, придётся забыть о переживаниях и выполнять свои обязанности. У Веры ночная смена, которую никто из её коллег не любил, но ей не в тягость. Обычно ночь проходит спокойно, заселявшихся совсем мало. Вот и в этот вечер, ожидая только двоих гостей, она заполняла отчёты, углубившись в это не самое приятное занятие. Рядом вечная чашка кофе. Кофе и ночная смена – неразделимые понятия.