– Остановитесь у следующего дома…
Он не стал спорить, снизил скорость и остановился так плавно, что восхитил бы любого, кто в этом соображал. Но только не Веру. Буркнув «спасибо», она вышла из автомобиля. Что ж, ладно, это не последний их разговор… Филипп уже тронулся с места, но по какой-то счастливой случайности решил проследить за девушкой взглядом. Сейчас она зайдёт в свой двор через арку и…
Быстрыми шагами, беспрестанно оглядываясь, за ней шёл какой-то парень в спортивном костюме, и всё говорило о том, что его намерения не самые дружественные. Недолго думая, Фил нажал на тормоз и выскочил из машины, в несколько длинных шагов оказавшись рядом с ними. И вовремя, парень крепко сжал Верино плечо и замахнулся кулаком, целясь в голову. Секунда – и страшный удар обрушился бы на неё, повредив лицо, но Филипп успел одной рукой перехватить запястье нападавшего, а другой врезал ему в живот хорошо отработанным в спортзалах ударом. Парень отлетел на пару метров, но быстро вскочил и, закрывая лицо локтем, ещё шатаясь, попятился назад. В гневе Филипп шагнул к нему снова, но тот умчался с неожиданной прытью. На поле боя остались только большие, в пол-лица, солнцезащитные очки.
– Ты как, Вер? Испугалась? Всё, я рядом, ничего не бойся.
Заметив, что она едва не падала, успел поддержать, прижать к себе. Сдерживая рвавшиеся из груди рыдания, девушка прошептала:
– Квартира пятнадцать…
Он понял и, не обходя тёплых луж, повёл девушку через двор к первому подъезду. Она ещё дрожала, и мелкие капли дождя, стекая, смешивались со слезами на её печальном лице. Где-то вдали, как отбой, как завершение неприятного события, еле слышно прозвучал прощальный удар грома.
* * *
Домофон щёлкнул, пропуская их в подъезд. Филёнчатая дверь пятнадцатой квартиры была приоткрыта, здесь их уже ждали.
– Вера, заходи, я на кухне, – откуда-то издалека раздался женский голос. – Разделываюсь с котлетами.
– Мам… – слабым голосом позвала Вера, и у Филиппа защемило сердце. Он осторожно снял с плеча её сумку, повесил на крючок и стоял рядом, не зная, что ещё предпринять.
– Дочь, ты не одна? – женщина в фартуке с оборками выглянула в прихожую. – Господи, Вера, ты попала под дождь? Промокла как! – Вглядевшись в её лицо, воскликнула: – Да что случилось-то?
– Какой-то придурок напугал её у подъезда.
Филипп решил объяснить сам, деликатно подобрав нужные слова, потому что Вера молчала, глотая слёзы, которые из всех сил рвались в этот мир.
– Идём! Всё потом, потом, – женщина обняла её плечи, повела вглубь квартиры по маленькому узкому коридору.
Он остался один. Взглянув в висевшее на стене зеркало на своё растерянное лицо, Филипп решил действовать. А, была-не была! Сбросил туфли и отправился на кухню. Там в самом разгаре шло приготовление ужина. Котлеты, жарившиеся на сковородке и издававшие аппетитный запах, рисковали превратиться в угли. Схватив прихватку, он снял с огня сковородку, потом, осмелев, сполоснул руки и закончил резать огурец для салата, сиротливо лежавший на разделочной доске. Мама Веры застала его резавшим приготовленную для салата зелень.
– Филипп, коллега вашей дочери, – он отложил нож в сторону. – Решил помочь, надеясь, что это не слишком нагло.
– Да всё нормально, – женщина с интересом взглянула на результаты его труда. – А я Татьяна Сергеевна.
Она попросила рассказать подробнее, что произошло у подъезда. Фил начал говорить, снова выбирая нестрашные слова. Незачем добавлять стресса этой и без того расстроенной женщине.
– Вот, собственно, и всё, – закончил Филипп свой короткий рассказ.
– Случайное нападение какого-то психа?
– Похоже, так и есть. Вряд ли Вера кому-то перешла дорогу, и это нападение предназначалось конкретно ей.
– Спасибо вам, Филипп, что оказались рядом… Это просто счастье какое-то…
Она благодарно взглянула на него и быстрыми движеньями начала расставлять на столе посуду, достала хлебницу, графин с соком. Фил знал – простые и привычные действия так хорошо успокаивают…
На кухню вошла Вера в голубом махровом халате, и от её домашнего вида на маленькой кухне сразу стало уютнее. Девушка слабо улыбнулась Филу и села у окна.
– Ну, что, давайте спокойно поедим, – Татьяна Сергеевна выделила слово «спокойно», как бы накладывая табу на разговоры о происшествии. – Филипп, присаживайтесь. Представляешь, Вер, он спас мои котлеты, – раскладывая по тарелкам картофельное пюре, говорила Татьяна Сергеевна. – И салат – его рук дело. У тебя хороший друг.
Ужинали не спеша, перебрасывались взглядами и словами, хвалили котлеты и салат.
– Не буду злоупотреблять вашим гостеприимством, – быстро расправившись со своей порцией, Фил встал. – Спасибо за ужин.
– Как, а чай? Или кофе? У меня эклеры в холодильнике…
Кажется, Татьяна Сергеевна не хотела его отпускать. Фил надеялся, что это так и было, и он не слишком самоуверен в своём предположении.
– Мам, я провожу.
Вера встала и направилась к двери. Раскланявшись с Татьяной Сергеевной, Фил шагнул за ней. В тесном коридоре они стояли рядом, так близко, что Филипп чувствовал цветочный запах шампуня от её непросохших волос. Захотелось поцеловать, забрать в кольцо рук и не отпускать эту милую девочку.
– В последний раз на меня нападали в третьем классе, – вдруг рассмеялась Вера. – Одноклассник Лёшка сделал это от большой любви.
– А сейчас? Случайность, или что-то за этим стоит?
– Не случайность. Это предостережение. Хотели хорошенько напугать. Я не стала рассказывать маме… – Вера понизила голос. – Подбегая, тот тип, замахнувшись, выкрикнул «забудь об аварии».
– О какой аварии?
– Долгая история. Если в двух словах, то на днях я стала свидетельницей аварии. Пострадала женщина, которая была за рулём одной из машин. Я была там одна, на этой пустынной дороге… Немного погодя подъехала машина, такси, пассажир через окно спросил, как тут дела. Потом уехал. А недавно я увидела этого мужчину, узнала. Он не случайно ходит за мной, – девушка вздохнула и подняла на него зелёные глаза. – Именно этот тип аварию устроил, точно он. И вот сегодня было от него послание, понимаешь? Думаю, парня этого он подослал, – привычным жестом Вера отбросила назад волосы. – Завтра в полицию пойду…
– Я с тобой, – заволновался Филипп. – Мать честная! Теперь буду за тобой присматривать. Давай так – я утром заеду. И без меня ни ногой, ладно? Всё, ушёл, отдыхай, любительница попадать в истории!
Он быстро поцеловал её в щёку и вышел, не дожидаясь Вериной реакции на эту маленькую наглость. Но раз уж они незаметно перешли на ты, то поцелуй при прощании вполне уместен. И никто и никогда не разубедит Филиппа в обратном.
Есть люди, которые делают нас лучше. Это теория его матери. Этой теории можно верить или не верить, но, кажется, тут есть рациональное зерно. Поздно вечером, спускаясь по лестнице дома, где жили Шагины, он чувствовал, что так и случилось. Хотелось защищать слабых, делать добро и исправлять собственные ошибки. Кстати, об ошибках. Пришло время помириться с отцом. Никто не идеален, и не такое уж он чудовище, его отец. Столько лет растил его, вкладывая силы и средства в его воспитание… Да, не стоит откладывать. Завтра вечером Филипп заедет к нему, они поговорят, мирно и не спеша, разопьют бутылку вина и простят друг друга.
И может быть, расставаясь, им захочется обнять друг друга. Очень может быть…
* * *
Езда успокаивала. По просохшей дороге, словно вчерашний ливень Филу приснился, мягко шуршали шины Мишлен, тихим басом урчал мощный мотор. Кабина хорошего автомобиля – вот место, где мир всегда будет в порядке.
Он ехал к родителям. После суетного дня Филипп надеялся на хороший ужин, которым угостит его мама, обрадованная появлением сына, и на балконные посиделки с отцом, которые поставят точку в их разногласиях.
Не поладили на работе, бывает, но это не причина для разрыва с близким человеком. Больше года Филипп проработал управляющим в гостинице, принадлежавшей отцу, и не было ни дня, чтоб Раевский-старший был им доволен. А то, что он учился гостиничному бизнесу в Швейцарии, на признанной всем миром родине профессионального образования в этой сфере, что-то да значит? Но отцу плевать на его престижный диплом, за который отвалена куча денег, все нововведения сына консервативный папаша встречал в штыки. В итоге после очередного скандала Фил написал заявление об уходе и бросил его на стол, прихлопнув ладонью. Он больше не намерен терпеть бесконечные придирки!