– Садись, посмотрю шов, потом займёмся ногами и всем остальным, – уселся на край кровати и в ожидание замер.

Несмело присела рядом, плотно сдвигая колени и задерживая дыхание. Он, на удивление, аккуратно дотронулся до бедной головы, раздвинул пальцами волосы и… подул? Нежно так, заботливо, с любовью. Тьфу ты, дура. У него в штанах бугор вселенского масштаба, глядя на грудь, вырос, а я животную похоть любовью обозвала.

Зашипела, не ожидая почувствовать болезненное нажатие на раздражённый краской рубец, и дёрнулась вперёд, выныривая из-под, снова ставшими, грубых рук.

– Чшшш, – напрягся Тимофей, обхватывая меня за талию, прижимая к себе и активно переходя в режим вентилятора. – Мне надо было проверить.

Показалось или нет, но его голос понизился на пару октав, а хрипотца прошлась мурашками по шее, ласково стекая вниз и сворачиваясь тёплым клубком между ног. Захотелось выгнуться в спине, потереться о колючую щетину, замурчать, громко, со вкусом.

– И что там? – не дыша прошелестела, склоняя на бок шею и неосознанно подставляя зверю для укуса.

– Подпухло, но так и должно быть, – почти шёпотом произнёс он, и плечо с ключицей запекло не по-детски, а на хребте зашевелились волосы. – Через два дня швы снимем, и будешь как новенькая.

Эти слова меня отрезвили, разогнав искрящийся туман в голове и окатив ледяной водой бегающие мурашки, затапливая тёплый ком внизу живота. Скорее всего это будет болезненная процедура, и лучше в этот момент свалиться в небытие.

– Дальше я сама, – отодвинулась от него, возвращая лебединый изгиб шеи в первичное состояние и перекатываясь на попе к спинке кровати. – С ногами справлюсь.

– Ты плохо обработаешь, – не слушая, схватил за щиколотку и резко потянул на себя. – Надо проверить порезы на отсутствие инородных предметов.

Боже, стыдно говорить, что со мной происходило, пока Тимофей проверял ноги на отсутствие или присутствие каких-то там предметов. Он водил шершавыми подушечками по стопам, отгибал пальцы, сдувал с них соринки и так смотрел, будто собирался облизать каждый, начиная от мизинца и заканчивая большим.

Грубый, чёрствый солдафон вызывал у меня своей нежностью такой разброс эмоций, что собрать их в одну кучу и запрятать подальше не получалось. Страх быть использованной, жажда оказаться под мощным телом, протест к быстро сокращающемуся расстоянию, согласие слиться в извечном танце.

– Надо поспать, – сквозь шум в ушах прорезался голос Тима. – Чертовски устал, а утром надо сделать вылазку в город.

Касания к пяткам пропали, а следом мужчина сдвинул меня к стене, пристроился со спины, уткнулся носом в шею и урчаще засопел, придавив рукой к себе в позе «ложечек».

Тимофей

Сам не мог поверить, что отказался от халявного секса, который плыл прямо в руки. Видел, что Ева поплыла и готова была запрыгнуть на мой член, но в последний момент глянул на её покоцанное тело и сдержался. Неважно откуда она сбежала и сколько таких заведений протащила через себя, глубоко внутри настойчиво сигналило, что русалка никакая не шлюха, и пользоваться ей, как я привык, неправильно.

Скрепя сердцем оторвался от её ног, подтолкнул к стене, улёгся рядом и придавил собой, втирая пульсирующий стояк в мягкие ягодицы, скрытые тонкой тканью сарафана. Грело ощущение, что достаточно порезче двинуть бёдрами, и преграда расползётся под нехилым напором, впуская меня во влажное тепло. С такими мыслями я быстро погрузился в сон, прижимая к себе мягкое тело. Правда, по-другому на этой узкой кровати спать было невозможно. На ней, при желание повернуться на другой бок, пришлось бы делать это на раз-два-три, стараясь синхронизировать движения.

В результате на утро я чувствовал себя выспавшимся, но с деревянной спиной и с каменным стояком, притягивающим к полу. Судя по тому, как русалка постанывала, прогибаясь в позвонке, её мышцы тоже затекли и плохо реагировали на подъём. Ещё одна ночь на этой узкой лежанке, и мой позвоночник напомнит обо всех травмах, полученных во время службы.

– Приготовь пожрать и поедем в город, – кинул девчонке, кряхтящей над наклонами вправо и влево, а сам отправился в уличный душ.

Со вчерашнего дня в нём осталось немного воды, и я с чистой совестью забрался под прохладные струи, освежающие и снижающие напряжение в паху. Зайдя в дом, почувствовал запах жаренных яиц и дерьмового кофе. Никогда не жрал такого количества яичниц и омлетов. Не удивлюсь, если после командировки начну кукарекать.

– Молока нет, а лепёшки зачерствели, – окинула меня взглядом Ева, ставя тарелки на шатающийся стол. – И надо что-то делать с кроватью. До сих пор с трудом разгибаюсь.

Ничего не стал отвечать, сел на стул и взялся за вилку.

– Не досолила, – буркнул недовольно, прожевав кусок. Наверное, надо помягче, но моя грубость единственное, что позволяло держать её на расстояние.

– Соли тоже нет, – безразлично пожала плечами, взяв засохшую лепёшку и с хрустом впив туда зубки. – И яиц больше нет.

Дальше мы в полном молчание закончили скудную трапезу, русалка сполоснула тарелки и чашки, повозмущалась на помятое платье, которое я, грубиян, не дал ей снять, прежде чем уложить спать. Через час мы сидели в нанятом у хозяина лачуги автомобиле, глотали пыль через незакрывающиеся окна и мчались навстречу оазису, пахнущему солью, водорослями и развлечениями.

Выглядели как среднестатистические туристы, копившие весь год денег на отдых и позволившие себе лишь самый дешёвый тур в Турцию. Узнать в миловидной брюнетке в лёгком сарафане и в большой, широкополой шляпе вчерашнюю шикарную блондинку, отрабатывающую косяки в борделе, было невозможно, а в цветастой рубахе, в свободных шортах и сланцах во мне сложно признать спецагента, с лёгкостью перерезающего глотки.

Туристические городки вблизи побережья ничем не отличались друг от друга. Утопающие в цветах на центральных площадях и базарах, и засранные в глубине узких переулков. Этакая яркая обёртка, но стоит сделать два шага в сторону, как сталкиваешься с пережитками прошлого века.

Погуляв по таким улочкам и перекусив с открытых лотков, мы свернули к главному скоплению игровой индустрии и приличных бутиков. Ева рассматривала ветрины и вульгарные вывески, восхищаясь, будто видела впервые, а я замечал и отслеживал подозрительные лица, причастные к незаконной деятельности.

Немногочисленные отдыхающие, рискнувшие выползти на набирающий обороты солнцепёк, лениво слонялись по удушающей жаре, останавливаясь у каждого прилавка с холодными напитками и с освежающим мороженом, закупались копеечными безделушками и бесполезными сувенирами. Умиротворённые, с ленцой, копящие силы для ночных, бурных приключений.

Ева выглядела как француженка, по ошибке севшая не в тот самолёт и оказавшаяся здесь. Даже дешёвое платье не портило впечатления и не мешало мужикам шарить по ней похотливыми взглядами. Поймал себя на мысли, что нешуточно раздражаюсь от чужих поползновений, хоть и на расстояние. Руки чесались достать нож и пустить кровь самым наглым ублюдкам, умудряющимся пялиться, несмотря на мою озлобленную тушу рядом.

Русалка же, казалось, не замечала повышенного интереса к своей персоне, крутила головой, восторженно хлопала ресницами и лизала мороженое в рожке, рождая в моём сознание совсем нескромные фантазии. Представлял её на пляже, на самой кромке белоснежного песка и набегающих, пенных волн, стоящую на коленях, утопающих в воде, и обхаживающую пухлыми губками Тима младшего. Дружбан был счастлив от таких видений и нетерпеливо подёргивался в штанах, посчитав мои мечты прелюдией к обещанному развлечению.

– Посидим в кафе? – обломал самый финал голос Евы. – Смотри, какая красивая веранда, и запахи оттуда одуряющие.

Как телок на верёвке пошёл за ней, продолжая фонтанировать красочными картинками. Зад тоже был зачётный, это я приметил и раньше, но под струящейся тканью он преобразился ещё больше. Евка ступила на ступени, юбка красиво обогнула бедро, а я пришёл к окончательному выводу, что если не натяну вечером шлюху, то просто так русалка от меня не уйдёт.