За неделю девочка прошла две торговые площадки, трёх похотливых уродов и пропала в болоте грязного рынка торговли людьми. Пополнение борделей, девочки вдоль трассы, наложницы и рабыни в домах обеспеченных ублюдков, рабочие на самую тяжёлую и грязную работу. Все эти ниши заполнялись третьесортным товаром, попавшим в руки работорговцев. Обман, похищение, перекуп, отработка долгов – они шли на любые меры ради непрерывной поставки живой силы. Неудивительно, что осведомитель слился, почуяв вонь от этой клоаки.

Страшно представить, что стало с девятнадцатилетней девчонкой, всю жизнь купающейся в деньгах и не сталкивающейся с более жестокой стороной существования. Хорошо, если Черкасову продержали всё это время на наркоте, отключая психику от острых ощущений, тогда папочка обойдётся тремя неделями в специализированной клинике. А если нет…

Лишний раз порадовался отсутствию семьи и незапланированных детей. В наших рядах долгосрочные отношения были не приняты. Отсутствие каких-либо родственных связей гарантировал отбор в подразделение выходцев из интернатов и детских домов, а отказ от любви к противоположному полу прививался в горячих точках на примере рыдающих вдов.

Только одноразовые связи, только сброс напряжения, только механическое трение для выброса излишнего адреналина. После операций нам всегда подгоняли автобус шлюх, закрывая их на пару дней с озверевшими монстрами, кипящими от тестостерона, который сочился из ушей. Проституток увозили выжатыми как половые тряпки, и, нередко, с последующем вызовом к ним врача.

За шесть лет детского дома я чего только не повидал, с какими низменными, человеческими пороками не столкнулся, что очень помогало в дальнейшем идти к цели напролом, не беря в расчёт чувства окружающих. Для меня не существовало мук совести, ко мне не приходили во сне призраки убитых, мой насос внутри не реагировал на слёзы, мольбы и страх жертв. Вот объект. Он в какой-то момент оступился и причинил вред. Его надо ликвидировать. Трезвый ум, денежный расчёт, поставленная цель.

С Черкасовой система надломилась. Мешанина в данных, исчезновение осведомителя, потеря объекта. Последняя ниточка привела меня на юго-запад Турции, где для состоятельных жителей и туристов предоставляли развитую сеть секс-услуг. За два дня обошёл четыре борделя и вереницу шлюх на выгуле, но генеральской дочерью там не пахло. Все потрёпанные месяцами и годами работы, а на пожелание чего-нибудь свежего, пожимали плечами или приводили совсем девочек, у которых даже грудь с бёдрами ещё не округлились. Твари! Если б не задание, подорвал бы их к чёртовой матери!

Остался последний дом разврата, куда простым смертным вход был запрещён. По слухам, туда отправляли надоевших рабынь, наложниц, провинившихся жён и тех, кто по каким-то причинам стал неликвиден на закрытом рынке. Разные женщины, с различными судьбами и обстоятельствами, но всех их объединяло лишь одно – выход оттуда только на тот свет.

Шёпотом говорили, что клиентам там позволяется всё – от насилия и избиения, до истязаний и убийств. И если мои выводы, сделанные ранее, верны, то Черкасову надо было искать именно там. Лучшего способа отомстить несговорчивому генералу и сделать более пластичным, пользуясь страхом за оставшуюся законную дочь, придумать нельзя.

За полночи я облазил округу, ища неприметные подступы к борделю. Скалистая местность, здание на вершине, огороженное по периметру высоким забором с проводами наверху, один доступный въезд с круглосуточной охраной, вооружённой до зубов, и отвесный обрыв, уходящий в море, на восточной стороне.

Напоследок решил проверить подход с воды и возможность использования альпинистского снаряжения, как наткнулся на полуживую русалку, выброшенную на берег. Наряд одалиски, ухоженное, несмотря на повреждения, тело, растрёпанные, длинные волосы. Такие блондинки сводили с ума многих мужиков, но от них избавлялись в первую очередь законные жёны.

Глядя на неё, подумал, что вот он, мой шанс узнать про объект и о внутреннем расположение помещений. Взял с собой, несмотря на риск привлечь внимание и поставить под угрозу операцию, привёз домой, нетерпеливо ждал, пока очнётся, изучая ещё раз доступную информацию. Дождался, но понял, что размер задницы со временем может только увеличиваться.

Пара фраз, и выяснилась неприятная неожиданность – русалка либо всё забыла, либо профессионально притворялась. Бегло осмотрел её, оценил масштаб повреждения, и навязчиво зачесалась предательская мысль о подставе. С такой пробоиной обычная девка не смогла бы выплыть, пошла ко дну камнем, а эта выбралась и так удачно разлеглась на моём пути.

– Помойся, и обработаем тебе рану, – оставил девчонку перед зеркалом, закрыв за собой дверь. Мне нужно было несколько минут, чтобы подумать, просчитать риски и понять, куда сплавить свалившуюся на голову русалку.

Если блондинка подставная, то приблизиться к Черкасовой без больших разрушений не получится, а если беглая, то на поиски неё кинутся все полицейские и головорезы. Здесь вступало золотое правило этого гадюшника – выход товара только на тот свет. Оставалось три варианта – убить, вернуть, дождаться возврата памяти или прокола в игре. На профессионального шпиона девочка не похожа, а любая актриса способна допускать ошибки.

Шум воды затих, следом щёлкнул замок, тихий скрип от шагов приблизился к двери. На пороге стояла русалка с обмотанным на груди полотенцем. С мокрых волос стекали капли, звонко собираясь в лужу у босых ног, а пальчики с розовым лаком боязливо подгибались, усиливая слабость и уязвимость хозяйки. Не шпионка, и вряд ли подброшена специально. Нет твёрдости и уверенности в глазах. Она смотрела на меня как мышь на удава, и её взгляд был наполнен ужасом и страхом.

– Садись, – ткнул в сторону стула, проходя по голым плечам и рукам, покрытым синяками и ссадинами. – Даааа… Не хреново тебя приложило. Скорее всего бросило на скалы. Как ещё смогла выплыть от такого удара? Придётся зашивать.

Под волосами приличная рана с рваными краями, которая без пластики оставит грубый шрам. Приходилось неоднократно штопать парней и себя во время задания, не моргнув глазом, а протыкать иглой нежную кожу русалки стало боязливо. Отсутствие обезболивающих и анестезии уверенности не добавляло, так что кончики пальцев заметно подрагивали, а во рту скопилась горькая слюна.

– Вы меня в больницу отвезёте? К врачу? – с надеждой спросила она, пытаясь вывернуться из моей хватки и заглянуть в глаза.

– Дура! У тебя нет документов, потерялась память, а вокруг нескольких десятков километров от места, где выкинуло твоё тело, находится только бордель, куда привозят таких вот идиоток. Какая больница? Какой врач? Ты в Турции, и, скорее всего, твоя мордашка висит на каждом столбе. Так что обойдёмся без операционной и квалифицированной помощи. Я зашью тебя сам.

Никогда не любил изнеженных баб, падающих ниц при виде малюсенькой мышки или усатой букашки, ненавидел их истерики и излишнюю суету. Всегда держался от таких особей подальше, не задерживаясь в их биополе не на секунду, а сейчас в моих ногах валялась такая вот особь, потерявшая сознание либо от слова бордель, либо от вида иголки.

Ева

Я очнулась в полной темноте. Полотенце сбилось узлом под грудью, голова перемотана бинтами, затылок горел огнём. Ощущала себя портновской подушкой, в которую натыкали иглы. Прислушалась к тишине в доме, но ничего кроме стрёкота сверчков, долетающих из приоткрытого окна, не доносилось до уха. Будто вымерло всё, оставив меня в кромешной пустоте.

Слабость вдавливала в матрас, но организм требовал какого-нибудь перекуса. Не могла вспомнить, когда ела последний раз, знала только одно – после выброса на берег во рту не было и маковой росинки. Заставила себя встать и потащилась на кухню. На столе нашлась лепёшка зачерствевшая, не первой свежести, в холодильнике обнаружилось молоко. Казалось, что ничего вкуснее не пробовала, а может не казалось, может раньше приходилось питаться помоями.