Захожу в дом, желая проскочить мимо столовой наверх, не столкнувшись с домашними.

‒ Привет. Поужинаешь с нами? ‒ Голос отца заставляет остановиться. И какой идиот сделал вместо двери в столовую открытую арку?

‒ Я не голодна. Мы с Настей в кафе были.

Вру, конечно. После института Илья завозит меня в небольшое кафе, расположенное по пути к нашему дому, я ужинаю и лишь потом отправляюсь домой. Водитель вопросов не задаёт, а я таким образом избавляюсь от компании родственников за ужином.

‒ Даже не помню, когда видел тебя за одним столом со всеми, ‒ чиркает недовольным взглядом, посматривая на Веру. ‒ Совсем отстранилась, словно мы и не семья тебе вовсе.

‒ Ты семья. ‒ Даю понять, что остальные проживающие в этом доме не являются для меня близкими. ‒ Но, увы, такая роскошь, как ужин в кругу семьи, мне давно недоступна.

‒ Ты изменилась. ‒ Вера неспособна промолчать, вставляя свой «драгоценный» комментарий. ‒ Стала более… резкой.

‒ О, это благодаря присутствующим. Особенно одной. ‒ Смотрю на Катю, которая, потупив взгляд, ковыряется в тарелке. Сама невинность, только нимба над головой не хватает. ‒ Некоторые, сами того не желая, поспособствовали тому, что у меня прорезались зубки. А теперь извините, но у меня много работы. Преподаватель внёс правки в мою дипломную работу. Необходимо заняться исправлениями. Хотя простите, ‒ хлопаю себя ладошкой по лбу, ‒ ни одной из вас не знакомо понятие «высшее образование».

‒ Арина! ‒ Отец резко поднимается, отчего стул с грохотом опрокидывается на пол.

‒ Поняла-поняла, ‒ поднимаю руки, ‒ исчезаю. Более не смею нарушать семейную идиллию.

До последнего улыбаюсь, чтобы никто не понял, как обидно быть чужой в собственном доме. Влетаю в свою комнату и, закрыв дверь, наконец расслабляюсь. После неудавшегося брака и скандала на свадьбе Катя ни разу не приходила в мою комнату. Извинений я от неё так и не услышала, но главное ‒ она больше не приближается.

Наслаждаюсь тишиной в своей комнате и мгновенно погружаюсь в работу. Тема диплома, которую я выбрала, безумно интересная и невероятно сложная. Не замечаю, как пролетает время, и лишь негромкий стук в дверь отвлекает от монитора ноутбука, заставляя насторожиться.

‒ Дочка, не спишь? Можно?

Отлично! Вера уже обработала отца, и теперь меня будут отчитывать, будто несмышлёного ребёнка, который позволил огрызнуться на старших.

‒ Можно.

‒ Давно не был в твоей комнате. ‒ Осматривается, словно впервые в этой части дома. ‒ Это уже не комната девочки.

‒ Я уже давно не маленькая. Мне двадцать четыре, но ты продолжаешь ограничивать мои действия, словно мне пять лет и каждый острый угол является явной угрозой.

Отец тушуется, прекрасно понимая, что имеется в виду. Он давно всё понимает, но подсознательный страх, сковавший родителя шесть лет назад, не позволяет отпустить меня в свободное плавание, предоставив свободу выбора и действий.

‒ Ты знаешь почему.

‒ Знаю. Но у тебя было достаточно времени, чтобы увидеть ‒ я другая: не совершаю необдуманных поступков, не лезу туда, где опасно, имею голову на плечах, которую использую по назначению.

‒ И когда ты так повзрослела? ‒ Проводит ладонью по волосам, взъерошив длинные серебристые пряди, и усаживается на край кровати, словно непрошенный гость, которому неуютно в моём присутствии. ‒ Я пропустил этот момент. ‒ Улыбается. По-отечески, по-доброму, как папа, которым он был несколько лет назад.

‒ Просто ты смотрел в другом направлении. Всё внимание перетянули на себя Вера и Катя.

‒ Кстати, о них… ‒ А вот и настоящая причина, по которой отец сейчас в моей комнате.

‒ Если ты пришёл отчитать меня за сказанное несколько часов назад ‒ зря. Я не сожалею. Угрызений совести не испытываю.

‒ Просто прошу быть… мягче. ‒ Опускается передо мной, зажимая ладони в своих тёплых руках. ‒ Самую малость.

‒ Пап, давай начистоту. Последние пять лет Катя настырно вваливалась в мою жизнь, не принимая отказов. Я мягко пыталась донести, что её дружба мне не нужна, но при этом готова к общению и взаимодействию. Она человек без тормозов, неспособный понять, что на момент её появления моя жизнь, как и круг общения, уже сформировалась и кого-то нового близко подпускать я не желаю. И вот когда я расслабилась, удостоверившись, что её жизненные ориентиры развернулись на сто восемьдесят градусов, она изгадила мою свадьбу. Не надо сейчас её оправдывать, ‒ останавливаю отца, открывшего рот, чтобы встать на защиту Кати, ‒ ты не видел выражения её довольного лица, когда я открыла дверь туалета. И что бы она тебе ни говорила, уверена ‒ всё было спланированно заранее. А Олег, которого ты называл серьёзным и надёжным, так глупо повёлся на провокацию. Я исключила Веру и её дочь из своей жизни. Возврат не предусмотрен.

‒ Вера ‒ моя жена. Просто напомню. И обе женщины живут в моём доме, как и ты.

‒ Тогда отпусти меня. Позволь съехать из твоего дома и построить свою жизнь.

Отец поднимается, недовольно хмыкая. Эта тема поднималась не раз, но результат всегда одинаков ‒ сиди и не рыпайся.

‒ И куда?

‒ Куда угодно. Через полгода я закончу институт, устроюсь на работу и вполне смогу обеспечить себя. Я неприхотлива и спокойно смогу отказаться от многого без надрыва и сожалений. Мне не нужны горы вещей, чтобы чувствовать себя счастливой. В отличие от некоторых.

Задумчиво ещё раз осматривает комнату, останавливаясь взглядом на мне. В глазах плещется тревога, подогреваемая сомнениями и нежеланием отпускать взрослого ребёнка в большой мир.

‒ Из этого дома ты уйдёшь только замуж.

Вполне спокойно реагирую на его заявление, не надеясь на что-либо иное. Этот разговор повторяется снова и снова, вызывая эффект дежавю и устанавливая итог. Ничего нового.

‒ Хорошо, ‒ пожимаю плечами, ‒ в таком случае не стоит мне навязывать общение с твоей семьёй. Максимум, что я могу выдавить из себя ‒ приветствие.

Тяжело вздыхает, опуская руки, повисшие безжизненными плетьми. Мы снова на том самом месте, как и прежде, без подвижек в нужном направлении. Слишком разные у нас с отцом планы и видение моей дальнейшей жизни.

‒ Может, подумаешь насчёт воссоединения с Олегом?

‒ Что? ‒ не могу сдержать эмоции от удивления. ‒ Ты серьёзно сейчас?

‒ Вполне. Несмотря на… ошибку, ‒ делает упор на последнее слово, ‒ Олег неравнодушен к тебе. Мне всё ещё необходимо скрепление сделки браком, а тебе свобода ‒ мы оба в выигрыше.

На глаза наворачиваются слёзы, а обида противным комом подкатывает к горлу, не позволяя дышать свободно.

‒ Ты правда готов пожертвовать счастьем единственного ребёнка ради сделки?! Правда? Выдать за удобного тебе кандидата, несмотря на то, что этот самый кандидат ‒ козёл, изменивший твоей дочери в день свадьбы? Ну давай, скажи, что тебе плевать на меня! Только бизнес ‒ ничего личного? Да?

‒ Арина, дочка…

‒ Уходи, ‒ отворачиваюсь, утыкаясь в текст на мониторе, который расплывается в большое чёрное пятно. ‒ Мне нужно подумать, кого теперь считать своей семьёй.

Отец не двигается, замерев у меня за спиной, и лишь тяжёлое дыхание даёт понять, что ему, как и мне, сейчас тоже непросто.

‒ Ты можешь относиться ко мне, как пожелаешь. Можешь даже ненавидеть. Твоё право. Но замуж тебе выйти придётся. Не прямо сейчас. И лучше бы тебе постараться наладить общение с будущим мужем, а не игнорировать его сообщения. Надумаешь сбежать ‒ верну и запру в комнате, как шесть лет назад. ‒ Голос становится твёрже, едва заметно дрогнув, когда он озвучивает условия. ‒ Без глупостей, Арина. По-прежнему поездки только в сопровождении охраны по заданному маршруту, из общения ‒ Настя. Все остальные лица исключены.

‒ Контракт на охрану оплати, ‒ выдаю сквозь слёзы.

‒ Что?

‒ Контракт моего охранника заканчивается через два дня, ‒ повышаю голос.

‒ Я решу этот вопрос завтра с утра. Когда-нибудь ты меня поймёшь, если, конечно, всё узнаешь. Спокойной ночи.