Призыв А. А. Вознесенского в министерство просвещения РСФСР
Безынициативность Министерства просвещения РСФСР, оказавшегося одним из форпостов идеологического фронта, стала тяготить Центральный Комитет. Уже в конце 1947 г. в Секретариате ЦК созрело решение об отставке министра. Замена министру А. Г. Калашникову была найдена А. А. Ждановым и А. А. Кузнецовым в лице ректора ЛГУ А. А. Вознесенского, давно знакомого им по Ленинграду[24]. Особенно убеждала Секретариат ЦК в возможности назначения Вознесенского на министерский пост бурная деятельность ректора ЛГУ на ключевых постах в Общеславянском комитете СССР и во Всесоюзном обществе по распространению политических и научных знаний; по сути, назначения на эти важные должности уже предрекали скорое повышение А. А. Вознесенского.
Для того чтобы сменить руководство министерства, в аппарате ЦК была запущена стандартная процедура: началось выявление недостатков в работе ведомства.
31 декабря 1947 г. на заседании Секретариата ЦК ВКП(б) было принято постановление № 336–8с, которое признало неудовлетворительным опубликованное министерством методическое письмо «Задачи школы по улучшению идейно-воспитательной работы», тираж которого был задержан в типографии. Министр А. Г. Калашников, вызванный после принятия постановления в отдел школ ЦК, направил 6 января 1948 г. секретарю ЦК А. А. Жданову объяснительную записку, где признавал ошибочность методического письма и собственную политическую несостоятельность[25].
Поскольку кандидатура на место министра была уже известна, то для ее укрепления был инспирирован документ, косвенно указывавший на необходимость опыта научного руководства у главы Министерства просвещения. Поводом стала проходившая с 24 по 26 ноября Юбилейная научная сессия Академии педагогических наук РСФСР.
16 января 1948 г. заведующий Отделом школ Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Н. Н. Яковлев подал секретарю ЦК ВКП(б) М. А. Суслову докладную записку «О научной сессии Академии педагогических наук РСФСР, посвященной 30‐летию Великой Октябрьской социалистической революции», в которой обращал внимание на ошибки АПН и министерства:
«Большинство докладов, заслушанных на сессии, не обсуждались. Лишь по трем докладам были открыты прения, в которых приняли участие 8 человек. Это свидетельствует о том, что институты Академии педагогических наук недостаточно подготовились к Юбилейной сессии. Президиум Академии не обеспечил предварительную рассылку тезисов докладов, поставленных на сессии. ‹…›
В докладе Министра просвещения А. Г. Калашникова “30 лет советской школы” были показаны основные особенности и преимущества советской школы и советской системы воспитания. Однако, при характеристике основных этапов развития советской школы, в первой части доклада, т. Калашников, приводя директивы партии в области народного образования, не показал на конкретных примерах роль и значение этих директив в строительстве советской школы. В этой части доклада не было должного анализа основных событий и фактов истории советской школы.
Доклад Президента Академии И. А. Каирова на тему “Воспитание советского патриотизма” также имел существенные недостатки. При раскрытии сущности советского патриотизма т. Каиров допустил ряд нечетких и неправильных положений. Он, например, говорил о “патриотизме партии”, о “семейном патриотизме”. Под “семейным патриотизмом” т. Каиров понимает желание детей “делать для матери и для других членов семьи что-нибудь приятное и полезное для них”. В докладе т. Каирова без каких-либо практических замечаний приводится такое высказывание одного из учителей: “Патриотизм – понятие отвлеченное, абстрактное”. С таким утверждением, безусловно, нельзя согласиться. Советский патриотизм является действенным патриотизмом. Он проявляется в конкретных делах, в борьбе за укрепление и возвеличение Советского государства»[26].
Заканчивал заведующий Отделом школ ЦК свою записку следующим выводом:
«Сессия показала, что научные исследования, проводимые в институтах Академии педагогических наук, плохо разрешают основные задачи, стоящие перед наукой. Работники педагогического фронта не получили четких и ясных установок о периодизации истории советской школы и советской педагогической науки. Богатейший опыт, накопленный советской школой за 30 лет ее существования, не получил надлежащего научного обобщения»[27].
В совокупности такой груз недостатков и упущений уже не должен был оставить у Сталина сомнений в необходимости смены руководства Министерства просвещения. На этот важный идеологический пост А. А. Жданов и А. А. Кузнецов предложили проверенного, вполне самостоятельного и инициативного человека, зарекомендовавшего себя долголетней успешной работой, знающего не понаслышке вопросы науки и образования. Сталин внял доводам секретарей ЦК, и вопрос о назначении нового министра был решен. Им стал ректор Ленинградского университета, профессор политэкономии А. А. Вознесенский, старший брат «арифмометра страны» Н. А. Вознесенского.
С рассказом о том, как в конце 1947 г. проект документа о переводе брата в Москву был представлен Н. А. Вознесенскому, знакомит нас заведующий секретариатом начальника Госплана СССР В. В. Колотов. По-видимому, прозорливый Николай Алексеевич не ждал ничего хорошего от административного соседства с братом – уж очень такая семейственность была вызывающей:
«…Вознесенскому, как члену Политбюро ЦК ВКП(б) и заместителю Председателя Совета Министров СССР, прислали на согласование проект решения о назначении министром просвещения РСФСР Александра Алексеевича Вознесенского, его брата…
Александр Алексеевич прочно осел в Ленинграде, руководил одним из старейших русских университетов. Встречались они редко, но это не мешало им сохранять друг к другу по-настоящему братские, теплые и дружеские чувства. Последняя их встреча произошла совсем недавно, в дни отпуска – Александр Алексеевич отдыхал в сентябре 1947 года неподалеку от Сочи, в Гагре[28]. ‹…›
Николай Алексеевич Вознесенский был совершенно чужд кумовства. Занимая все более и более ответственные государственные посты, доверяемые ему партией, он никогда не тянул вслед за собой “своих” людей.
И вот теперь перед ним лежал проект решения о назначении его старшего брата министром… Министром просвещения…
Подняв трубку аппарата правительственной АТС, Николай Алексеевич набрал номер телефона одного из руководящих работников.
Поздоровавшись и назвав себя, сказал:
– Зачем вы срываете моего брата с интересной для него работы? Он профессор политической экономии, ректор одного из крупнейших в стране университетов, а вы хотите оторвать его от научной работы ради того, чтобы он занимался школьным делом. Прошу доложить товарищу Сталину, что я категорически протестую против этого назначения.
Положив трубку, Вознесенский какое-то время сидел, задумчиво глядя на лежавший перед ним проект решения. Потом взял ручку и написал поперек проекта: “Категорически против. Н. Вознесенский”.
Неизвестно, докладывали Сталину мнение Вознесенского на этот счет или нет, но через несколько дней решение ЦК партии и правительства вошло в силу – А. А. Вознесенский был назначен министром просвещения РСФСР»[29].
Сын А. А. Вознесенского так описывает это назначение:
«Еще до войны, когда Николай Алексеевич стал снова работать в Москве, между братьями состоялась договоренность о том, что Александр Алексеевич раз и навсегда остается в Ленинграде. Это совершенно устраивало обоих, и на неоднократные предложения занять тот или иной пост в Москве отец отвечал отказом, а если дело вопреки его желанию, с которым тогда не очень-то считались, доходило до подготовки решения, Николай Алексеевич как кандидат в члены, а позднее член Политбюро всегда накладывал свое “вето” (для этого ему было достаточно написать на опросном листе без всяких объяснений одно слово: “Возражаю”). Так этот механизм и действовал до тех пор, пока Жданов и Кузнецов не согласовали со Сталиным назначение отца на пост министра просвещения. Тут “вето”, а оно на этот раз было выражено еще более жесткой формулировкой “Категорически против”, сработать уже не могло»[30].
