Тобирама снова повернулся вместе со стулом и вместо того, чтобы усадить Изуну на колени, как тому показалось, что именно это сейчас и произойдет, он несильно пихнул его ладонями в плечи. Вытянутые в узкую полоску губы уже готовы были сказать: Ложись! Я возьму тебя прямо сейчас! — поэтому их пришлось прикусить изнутри. Мужчина отодвинулся от пошатнувшегося и выпятившего нижнюю губу парнишки, от его соблазнительных, манящих, до безумия желанных бледных ягодиц, туго обтянутых прохладным шелком.

— Уйди, дай мне работать, — попросил Тобирама вполне спокойно и отвернулся. — Ты ведь не будешь меня содержать, да тебе и не на что. Когда я захочу тобой воспользоваться, тогда у тебя и будет секс. Не раньше, не позже.

Изуна фыркнул, но не обиделся, снова прыгнул на кровать и подпер голову на локте. Он все так же смотрел на свое отражение, начиная понимать все плюсы зеркала перед кроватью: задирал шелковую ткань, открывая бедра, гладил их, строил смешные рожицы, и, чуть погодя, когда снова высунул язык, чтобы улыбнуться, выдал опоздавшую фразу:

— Фу! Как вульгарно — воспользоваться.

Тобирама не отвлекся от набирания текста, но отвечал уже более охотно. Может быть, что-то на него все же действовало?

— А что не так? Ты — потаскуха, посмотри правде в лицо, — мужчина глянул на его отражение, которое тут же прикрыло голое бедро.

— Это очень грубо.

Мужчина спрятал лицо в ладонях и ожесточенно потер его.

— Это правда, — устало произнес он, будто доказывал это кому-то каждый день. — У тебя даже своего тряпья сейчас нет, я его выкинул. Если будешь хорошо себя вести, то я разрешу тебе надевать носки.

Изуна раздраженно цокнул языком и закатил глаза. Лучше бы кондиционер выключал.

— Скажи, почему ты такой?

Левая ладонь Тобирамы схватила ножницы и сжала с такой силой, что они больно врезались в кожу. Он поклялся сам себе, что если сейчас нахальный мальчишка хоть словом обмолвится об его внешности, то лезвия застрянут у него в глазнице.

— Какой? — сквозь зубы прошипел он, готовый подорваться с места.

— Я ни разу таких не встречал, — беззаботно, будто не слыша скрежета зубов, пожал свободным плечом Изуна. — Ты чересчур правильный, злой от чего-то, но…

Тобирама напрягся, даже не ощущая того, что ножницы настолько вошли в ладонь, что потекла тонкая струйка крови.

— Но?

— Нежный…

Мужчина моментально расслабился, сам от себя такого не ожидая. Ножницы звякнули по столу.

— Забудь, — помотал он головой и незаметно лизнул небольшой порез, больше похожий на дырку. — Ты начинаешь нести чушь, впрочем, ты только на нее и способен.

Изуна снова задрал халат и медленно лизнул губу, видя, как один глаз с малиновой радужкой все же за ним наблюдает.

— Ты так считаешь только потому, что я зарабатываю своим телом? Или есть еще причины?

Снова повернувшись на стуле, Тобирама сжал свои колени так, что ногти побелели. Как же тяжело с этим парнишкой, тот будто не осознает, что заперт в клетке, что стал чужой собственностью.

— Вот скажи мне, — начал он тоном строгого учителя. Не хватало только поправить очки, которые мужчина все же иногда надевал, потому как с ранних лет его зрение стремительно ухудшалось. — Неужели не нашлось другой профессии?

Изуна упал на спину и вытянул руки вверх, демонстративно загибая пальцы.

— Ну-у, — протянул он, закидывая ногу на ногу. — Я довольно симпатичен, без труда нахожу новых друзей, поддерживаю любой разговор, да и в принципе — это легкие деньги…

Тобирама не дал ему договорить и снова вернулся к работе.

— Можешь сказать мне спасибо.

— За что? — встрепенулся парень, повернувшись на живот и едва не свалившись с кровати.

— За то, что тебе больше не нужно подкладываться под мужиков и собирать всякую заразу.

Изуна промолчал, только поднялся на ноги и быстрым движением подобрался к столу. В этот раз он вытеснил своим присутствием лежащую на подлокотнике руку и быстро усадил свою задницу на чужие колени. Рука была небрежно закинута за шею, а ловкие пальчики тут же закопались в волосах.

— А как же ты? — томно спросил он, щекоча кончиком носа щеку.

Тобирама слегка надавил на подбородок парнишки. Под ладонью ощущалась бархатистость кожи лица, что начинала сводить с ума.

— Открой рот, — мягко приказал он, и Изуна был вынужден подчиниться. Холодный палец нажал на язык, вызывая подобие рвоты. — А со мной тебе нравится. Правда?

Изуна только закивал головой вторя движениям сильной руки. По уголкам рта потекла горячая слюна.

— Ты слабый и ничтожный, как все они… — продолжил Тобирама, но тут же осекся. — Ты не умеешь жить самостоятельно, тебе обязательно нужно сильное плечо рядом, иначе ты скатишься по наклонной, если уже этого не сделал. Тебе нравится быть мальчиком на побегушках, живой куклой, которую можно отодрать в один момент, или избить, если сильно надоедает работать своим жалобным скулением, которого можно выкинуть в любой момент, как ненужный мусор, когда он потеряет свой товарный вид. Что ты будешь делать тогда? — по скользкому языку палец проскочил глубже в рот, почти до самой глотки. Изуна нелепо дернул головой и прохрипел, ощущая, как горлу подступает рвота. — Займись чем-нибудь, пока я не подпортил твое личико.

Когда палец исчез изо рта, парень тут же туго сглотнул что-то холодное и неприятное, вытер ладонью слюни и едва не совершил ошибку, решив дотронуться слюнявыми пальцами до чужой шеи. Вовремя вспомнил. В этот раз.

— Может быть, все же подаришь мне капельку своего драгоценного внимания?

Тобирама подхватил Изуну под коленями, легко поднялся и вернул его на свое привычное место — на кровать, а сам присел перед ним на корточки, мягко оперевшись на острые колени.

— Изуна, когда я не могу сосредоточиться — я начинаю нервничать. И тебе не понравится, если я выйду из себя. Так что, будь добр, подними свою прекрасную задницу сейчас и закрой дверь с той стороны. Когда я закончу работать, то обязательно трахну тебя, чтобы выпустить пар. Хорошо?

Парень вздохнул, почти обреченно, играючи взъерошил светлые волосы и поднялся, плотно прижавшись пахом к чужому лицу.

— Ладно, не кипятись. Пойду, погрызу чего-нибудь.

Тобирама встал на ноги и оценивающе взглянул на криво наброшенный халат, по-отцовски поправил его и туго затянул пояс.

— Даже не думай сбежать. У тебя все равно ничего не выйдет.

— Я и не думал.

И это было правдой. Тобирама зацепился полным надежды взглядом за длинный, стегающий воздух хвост и проводил фигуру парня, пока он не скрылся в щелке двери. Стукнул замочек. Мужчина надеялся, что сегодня этот наглец не повторит вчерашней оплошности, иначе заплатить ему придется гораздо дороже. Вчера за искренний поцелуй Тобирама простил Изуне немытую тарелку. Изуна стал первым, кому он хоть что-то простил в своем собственном доме.

Тобираму в шутку называли психопатом, но только те, кто, видимо, совсем не понимали смысл этого термина. Он не был психопатом. Для психопата реальная и воображаемая власть неразличимы. Он скорее был социопатом-невротиком и в состоянии был осознать эту разницу. Такой склад натуры просто не позволяет человеку думать о предметах, ситуациях, людях, находящихся вне его власти.

Выйдя в коридор, Изуна огляделся по сторонам. По обе стороны уходил длинный коридор, по правую руку, в самом конце — ванная, а слева еще три комнаты, в которых он ни разу не был. Тобирама не говорил ему, что никуда нельзя заходить, говорил лишь о чистоте. Что же. Он оставит все, как есть, только посмотрит, что там.

Оставляя мятые следы на мохнатом белом ковре, парень двинулся к первой двери и подергал ручку. Открыто. В комнате приятно пахло каким-то освежителем и чистым бельем. Ничего необычного: классическая американская комната со светлой мебелью и двуспальной кроватью, блестящий пол, а на полу квадратный черно-белый коврик. Он что, убирается даже там, где не живет? Для чего одному человеку дом с четырьмя комнатами? Более того — для чего на стене большой телевизор, если его тут никто не смотрит? Может быть, Тобирама сжалится и отпустит его хотя бы в отдельную комнату. В такой он бы пожил. Хотя, надежды никакой.