Изуна легко прошелся по столику, решив, что обходить его — это лишнее, мягко спустился с него прямо у ног и уселся на колени лицом к лицу. Чужие пальцы, что были едва ли теплее, чем его кожа, тут же коснулись шеи, очертили разлет выступающих ключиц и спустились к паху.

— Не дрожи. Это ведь не страшно, — мягко шептал Тобирама на ухо. Приятно было то, что его дыхание хоть немного согревало.

Парень запрокинул голову, прикрыл глаза и смирился в очередной раз, увы, не последний.

— Не страшно, — чуть подрагивающим голосом ответил он.

Чужой палец коснулся трясущихся губ и слегка смял их на один бок.

— У тебя очень красивые губы, которые хочется ласкать. Редкость для парней — иметь такое сокровище, — а дальше произошло и вовсе невероятное или противоестественное. Тобирама сунул Изуне указательный и большой палец в рот, заставив разомкнуть зубы. — И зубки белые… Такие ровные все. Свои?

Парень усмехнулся, насколько мог это сделать с открытым ртом.

— Угу.

Шлепок по бедрам, вынуждающий вздрогнуть, да так, что Изуна едва ли не прикусил пальцы во рту, но Тобирама вовремя их убрал. Видимо, ожидал.

— Силикон есть? Или может какие пластические операции?

Изуна помотал головой и выпучил глаза, будучи ошарашенным таким вопросом.

— Нет. Все свое.

— На тебе природа точно не отдохнула… Почему ты до сих пор дрожишь? Я пугаю тебя?

— Я замерз…

— Малыш замерз… — от его шепота становилось страшно, но в то же время приятно. Странная смесь чувств. Изуна даже не знал, как реагировать. — Может быть, малыша погреть, м?

— Прямо сейчас?..

— Прямо здесь…

Изуна сполз на диван, зажмурился и покорно ожидал боли, когда Тобирама навис над ним. Но совершенно неожиданно почувствовал только чужие губы на своих губах. Он даже и не думал открывать рот для поцелуя, тот открылся сам, впуская горячий язык. В паху сладко потянуло. Сейчас он сам захотел этого и жадно, будто в агонии, сминал узкие губы, а в голове кружились вчерашние слова: «Это же, как наркотик». И снова нет боли, есть только накатывающее волнами удовольствие. Сейчас он не стеснялся сплетаться руками, ногами и языками. Может быть, позже, когда снова будет стоять в душе и жалеть себя. Но. Не. Сейчас.

— Пока одного раза в день с тебя достаточно, — проговорил Тобирама на ухо, слегка коснувшись его губами. — Можешь остаток дня заниматься, чем хочешь, но всегда помни правило о чистоте.

Парень кивнул и только тогда, когда сбросил потную челку со лба, понял, что действительно согрелся. Что же с ним происходит? Ведь изначально, вчера вечером, он шел в этот дом явно не за этим.

— Я в душ? — робко спросил он, тем самым ненавязчиво прося встать с него.

— Беги, малыш.

Изуна почти скатился с дивана на пол, наспех подобрал сброшенный халат, но отчего-то решил не надевать его и дойти прямо так, под пристальным взглядом сальных глаз.

«Дальше будет проще», — говорил он сам себе, утешая.

========== 3. Боль бывает сладкой. ==========

Шел третий день заточения в мрачной, холодной коробке. После обеда, проведенного в одиночестве, Изуна поднялся в комнату, осторожно заглянул в щелку перед тем, как войти, и только после этого протиснулся внутрь. Тобирама на него даже не взглянул, продолжая усердно набирать текст в документе, чем немного обидел своего заложника. Мягкие выразительные губки надулись, Изуна фыркнул и прыгнул на кровать, продолжая пружинить на ней по инерции.

— Ты чего там делаешь? — улыбаясь, спросил он, сощурившись на один глаз, но после того, как снова не заметил ответной реакции, скрестил на груди руки и плюхнулся на спину. Ткань халата задралась настолько, что даже не прикрывала пах. Изуна плевал на это, все равно на него не обращают внимания, потому закинул стопу на колено и мотал ей из стороны в сторону.

Тишина и звук клавиш начинали сводить с ума. Раньше роль пленника парнишке представлялась по-другому, он и подумать не мог, что придется бегать за своим похитителем и добиваться его внимания. Что с этим человеком было не так?

— Не отвлекай меня, — ответил Тобирама, хотя с того времени, как Изуна задал вопрос, прошло уже около получаса. Мужчину это не беспокоило — ответил тогда, когда смог, в тот момент, когда отвлекся почесать нос и мельком взглянуть в щелку окна.

— Да я молчу, — Изуна повернулся на живот, продолжая раздражающе мотать согнутыми ногами, что были видны в отражении.

— Ты думаешь — это раздражает.

В наступившем молчании Изуна вгляделся в его лицо и испугался, ибо не увидел там ничего, кроме пустоты. Если упасть в эту пустоту, то лететь, вероятно, придется очень долго. Перед ним было лицо молодого мужчины, который внезапно утратил всю связь с миром и собственным прошлым, причем сделал это по собственному извращенному желанию. Изуна ясно представил, что разум этого человека стал таким же, как было его тело: твердым, жилистым, лишенным каких-либо каналов и полостей.

— Тора… Можно тебя так называть? Мне кажется это забавным, — аккуратно, но в то же время дерзко поинтересовался он. Изуна сложил руки под щеку и наблюдал за своими движениями в зеркале: за болтающимися ногами, за тем, как из-под халата выглядывает половина задницы, как лежит лоснящийся хвост волос на спине. Тобирама снова не ответил, только промычал что-то невнятное и вероятно нецензурное, тогда парень решил продолжить свой допрос. — А почему у моего сегодняшнего завтрака не такое вкусное продолжение?

— Замолчи, — шикнул на него мужчина и продолжил монотонно стучать по клавишам. — Ты понимаешь, что мешаешь мне?

На что Изуна только наигранно и требовательно простонал, ну точно капризный ребенок, который просит родителя купить очередную безделушку.

— Ну удели мне немного внимания да занимайся своими делами дальше, — игриво закусив губу клыком, он продолжал смотреть за Тобирамой, не сводя с него глаз, даже пробовал задрать халат выше, чтобы оголить поясницу. Но должного внимания это снова не произвело. — Чего ты какой серьезный? Поговори со мной. Я не привык сидеть взаперти, да еще и молча.

Тобирама поставил очередную точку и крутанулся на стуле, он глубоко вздохнул, когда закидывал ногу на ногу, после чего схватился сплетенными пальцами за колено и осмотрел лежащего мальчишку, чье отражение уже давно достало маячить.

— Давай я объясню тебе еще кое-что, если ты этого до сих пор не понял, — почти спокойно ответил он. — Ты — моя игрушка, у тебя нет своих мыслей и желаний, у тебя нет ничего, кроме твоего блядского тела, которым я пользуюсь. Знаешь, что делают игрушки лучше всего?

Изуна сделал вид, что задумался и склонил голову набок, внимательно изучая линию потолка, где она соприкасалась со стеной.

— Успокаивают?

— Молчат, — отрезал Тобирама и снова отвернулся к монитору.

Тишина снова жала уши. Неужели нельзя включить радио или телевизор? Почему в этом доме всегда принято молчать? Изуна почти неслышно спрыгнул с кровати, легкой поступью добрался до стола и только тогда понял, что все его действия транслирует зеркало. Парень тихо посмеялся, зажав ладонью рот.

Тонкие руки, обтянутые шелковой тканью чуть ниже локтя, дотронулись до сведенных напряжением плеч, чуть сжали их, от чего Тобираме пришлось передернуть ими, чтобы убрать нежелательный контакт.

— Изу, я не люблю, когда меня трогают.

На поделенном пополам мониторе было два текста: один на испанском, второй, где быстро бежала полоска черного текста — на английском. Понятно. Работает.

— Ты нервничаешь, — Изуне, как могло показаться, не было до этого совершенно никакого дела, хотя он помнил, что брат тоже всегда нервничал, если его во время работы донимали рядовые сотрудники. — Можно я тебя утешу?

Его прохладные пальцы подняли волосы на загривке и слегка помассировали голову, но Тобирама и тут одернулся, повернувшись лицом.

— Изу, я тебе не плачу. Откуда столько альтруизма?

— Ошибаешься, — нагнувшись, прошептал он в висок. Руки снова сжали чужие плечи. — Ты платишь мне оргазмами. Ты был прав, это совсем не больно.