Изуна приподнял уголки губ в псевдоулыбке, а потом постарался спрятать ее за волосами, склонив голову и подставив шею для ласк.

— Редко, — совсем тихо ответил он спустя какое-то время, а точнее тогда, когда прикосновения перестали казаться ему неприятными.

— Насколько редко?

— Никогда…

— Со мной будет по-другому.

— И много мальчиков тут уже было?

— Ты говоришь, как ревнивая жена, — рассмеялся мужчина. — Тут еще не было никого. Обычно я ограничиваюсь диваном в гостиной. Но ты — другой разговор.

Тобирама встал спереди, прикрыв Изуне его отражение, легко сжал плечи и стал ненавязчиво подталкивать к кровати, смотря ему прямо в чуть испуганные полупьяные глаза.

— Ложись, малыш, — шептал он, мягко надавливая ладонью на грудь. Мужчина чувствовал напряжение в чужом теле, но от этого желание обладать им становилось только сильнее. А еще запах, исходивший от его тела, — пахло доступностью вперемешку с яблочным шампунем. — Давай, ножки шире. Не могу же я все делать за тебя.

Дрожь разливалась по телу жидким опаляющим металлом, добиралась до кончиков пальцев и там замирала, превращаясь будто в застывший бетон. В горизонтальном положении карусель в голове усилилась, и это начинало приносить некий дискомфорт. Изуна закрывал глаза, но становилось только хуже, потому приходилось смотреть в нависающее над ним лицо, следить за шевелящимися губами, которые уже почти неразборчиво что-то просили его сделать.

— Ты испытываешь удовольствие, когда тебя трахают? — продолжал Тобирама, широко раскидывая колени Изуны в стороны и удобно устраиваясь у него между ног. — Тебе доводилось испытывать оргазм от проникновения?

Изуна только зашипел, когда почувствовал прохладные пальцы на сфинктере и то, как легко они скользнули внутрь. Он поерзал на кровати, инстинктивно пытаясь избавиться от постороннего предмета внутри тела, но больно ему не было, что странно.

— Нет, — сдавленно ответил он, чуть поморщившись. — До такого еще не доходило.

— Странные люди, не правда ли? — усмехнулся Тобирама в ответ. — Неужели им нравится, когда под ними лежит бревно? Меня вот такое положение в корне не устраивает. Я люблю отдачу… Во всем. Понимаешь?

Короткий кивок. Конечно, Изуна это понимал. Не понимал он только одного: зачем ему все это надо. Дикий рой жужжащих пчел, который сейчас очень напоминал его мысли, прервала горячая искра, что пробежала по позвоночнику, словно змея, которая затем вгрызлась в голову, на долю секунды выключив в ней звук и вырвав тягучий стон из непослушного горла.

— Красиво, малыш, — елейно улыбнулся Тобирама, который был явно доволен собой. Он еще раз плавно согнул пальцы, повторно добившись сладкого звука, что издавал этот чудесный ротик с едва приоткрытыми пухлыми губками. — Я не единоличник и больно никогда не делаю. Запомни это. По крайней мере, до тех пор, пока ты мне интересен, а чтобы мой интерес к тебе не угас — тебе придется просто меня слушаться и выполнять мои просьбы.

— Я понял, — на выдохе ответил Изуна, когда почувствовал внутри пустоту, которая быстро и ловко была заменена уже не пальцами.

— Ты очень тесный, Изу, — услышав свое имя, Изуна сконфузился, будто оно сейчас стало чужим, будто не к нему сейчас обратились, а к какому-то несчастному малодушному мальчишке, который испугался гнева брата и согласился на все. В какой-то степени — так оно и было. — Обычно мальчики, которые приходят по вызову, растраханы настолько, что даже не нуждаются в механической подготовке.

Учиха слушал эти разговоры о незнакомых мальчиках, чьи имена Тобирама даже не удосужился спросить, не то что запомнить. Слушал и погружался во что-то легкое, похожее на перистые облака. Он действительно не чувствовал боли, а вот пробивающееся удовольствие очень даже чувствовал, но от этого становилось только неловко, ведь раньше он не испытывал такого никогда. Парень повернул голову, взглянул на свое отражение в зеркале, но тут же стыдливо отвернулся. Ему не представлялось приятным смотреть на себя, раскинутым на белоснежной кровати и закинувшим ноги на чужие плечи.

— Давай, маленький мой, спой мне колыбельную, — подстегивал его Тобирама, одаривая шлепками по бедрам. Изуна почти не слышал его, полностью погрузившись в прислушивание к своим ощущениям и своему телу. Все это было для него ново. Очередной звонкий удар, от которого парень вскрикивает, выгибается гибкой спиной, но потом снова ложится обратно, придавленный широкой ладонью. — Не сдерживайся. Ты очень сладко стонешь.

Медленные движения становились все быстрее и нетерпеливее, от чего неизбежное удовольствие накатывало все сильнее. Боль так и не пришла, вопреки всему, а монотонные вбивания в кровать заставили Изуну обхватить чужое тело ногами, прижаться к нему, как можно крепче, запрокинуть голову, издать протяжный стон, перемешанный с хрипом, и наконец излиться себе на живот. Почти в то же мгновение он ощутил, как внутри стало липко и мокро, но это его уже не беспокоило. Изуна только дышал открытым ртом, рвано выдыхая пары алкоголя.

— Молодец, малыш, — прозвучало, как издевательство, но парень проглотил и это. — Тебе понравится кончать подо мной. Ты сам будешь просить меня сделать это. Ведь секс, как наркотик. Ты согласен со мной?

Изуна только кивнул, поддавшись навстречу руке, что нежно размазывала сперму по его плоскому животу.

— Как так? — только и спросил он вслух, сам того не заметив.

— Да ты не врал, когда говорил, что не испытывал этого ни разу, — с надменной усмешкой последовало в ответ. А рука все так же скользила по гладкой коже. — Сейчас бы еще одного такого красивого мальчика, который слизал бы все это с тебя.

— Что? — Изуна приподнял голову, чтобы взглянуть на себя, но чужая липкая ладонь на лбу уложила его обратно.

— Я подумаю над этим, а пока отведу тебя в ванную.

Несмело ступая по коридору, будучи одетым лишь в чужую белую рубашку не по размеру и только, Изуна думал, что он очень похож сейчас на девочку-подростка, которая осталась дома у своего парня, а тот во время неумелого полового акта испортил ей всю одежду, потому и одолжил свою — большую, нелепую, которая, в конце концов, тоже пострадала, прилипнув к грязному телу.

— Запомни, — нарушил тишину Тобирама, когда щелкнул выключателем в ванной комнате и толкнул дверь. — Я люблю чистоту. Ты моешься после каждого акта, и это не обсуждается.

Мужчина обернулся, слегка подтолкнул в спину, заставляя войти, и только тогда заметил зависшие слезинки на длинных черных ресницах и в уголках глаз. Он взял лицо Изуны в ладони и приподнял его, слезы тут же скатились по раскрасневшимся щекам. Парень всегда знал, что алкоголь действует на него не так, как должен, — ему не становилось весело и беззаботно, наоборот, его пожирала жалость к себе, из-за чего текли неконтролируемые слезы.

— Что это такое? — просюсюкал Тобирама, стерев большими пальцами мокрые дорожки. — Ты чего придумал? Плакать не нужно. Я ведь тебя не обижаю.

Изуна всхлипнул и зажмурился, спрятав лицо на широкой груди. Слезы потекли ручьем. Только сейчас до парнишки дошел смысл всего произошедшего. Его тело дрожало от немых рыданий, рубаха распахнулась, сделав вид в целом еще более жалким.

— Ты бы сказал раньше, что после секса у тебя начинается истерика, — мужчина почти сочувственно прижал голову Изуны к себе, пригладил его спутанные волосы, расщедрившись даже на поцелуй в маковку. — Если тебе не нравится, чем ты занимаешься, то зачем тогда ты это делаешь?

Но парень только мотал головой, растирая слезы по груди в белом халате. Он понимал, зачем делает то, что делает конкретно сейчас, но не мог ответить. Просто потому, что не мог.

— Так, давай прекращай это, — Тобирама оттолкнул Изуну от себя, пихнув того в плечи. Пара раздраженных глаз с покрасневшей склерой больно впилась в его собственные, заставляя смотреть на них, не позволяя отвести взгляд. Что-то было в этом парнишке необычное, но мужчина не мог понять, что. — Иди, быстро прими горячий душ, а потом возвращайся в комнату.