Изуне показалось, что он целую вечность стоял под горячей водой, уперевшись лбом и ладонями в запотевшую кафельную плитку. Вода сбегала от самой макушки до пяток, больно обжигала спину, но ему было все равно. Сейчас важно было одно — успокоить свою истерику, собраться с мыслями и вернуться, ведь вся грязь, что была на нем, давно утекла в слив. Вот бы и от всего остального можно было избавиться так просто. Парень вышел из душа, обернулся предложенным полотенцем, скрутил волосы, положив их на одно плечо, и направился обратно. Проходя мимо лестницы, он еще раз окинул взглядом тяжелую входную дверь, совсем не удивившись такому нагромождению замков.

— Тебе лучше? — Тобирама сидел за столом и что-то записывал в блокнот, который тут же убрал, едва Изуна открыл дверь.

— Немного лучше, — кивнул он, все так же теребя мокрые волосы. — Во что я могу одеться? И где я буду спать?

Мужчина едва не поперхнулся собственной слюной, когда услышал этот наивный дрожащий голосок. Хотелось смеяться, но сейчас он буквально мысленными пощечинами заставил себя войти в положение этого сиротливого бедолаги.

— Присядь сюда, — Тобирама поднялся со стула, на котором сидел, а в его руке показалась расческа. — Разреши мне немного привести тебя в порядок. Пусть это будет, как извинение.

Это больше звучало, как издевательство. «Котик, можно я поглажу тебя в извинение за то, что только что кастрировал тебя?» Примерно так. Но Изуна послушно сел и вынужден был терпеть, как чужой человек заботливо чешет его волосы.

— Ну так где я буду спать? — неуверенно переспросил он снова.

Тобирама криво усмехнулся и перегнулся через плечо для того, чтобы едва заметно коснуться губами щеки.

— Ты будешь спать со мной, — ответил он ровно. — Ты ведь знаешь, что детки любят спать со своими игрушками и часто тащат их в постель. А что касается одежды… Понимаешь, я могу дать тебе спальную рубашку, но мне не в кайф тереться об нее, ведь точно так же я могу тереться и об простыню, так что спать ты будешь без одежды. Всегда… Мне будет очень приятно чувствовать твое тело.

Тихий всхлип. Но слезы, что сдавили горло, Изуна в этот раз сдержал в себе.

Тесно прижавшись к своему мучителю спиной на широкой кровати, парень медленно засыпал, будучи придавленным тяжелой рукой. Он чувствовал дыхание между лопаток — опаляющее и жаркое, а по щекам катились крупные слезы, которые сейчас никто не видел. Он тихо плакал до тех пор, пока и вовсе не провалился в сон.

Выхода отсюда для него пока что нет…

========== 2. Игрушка. ==========

Полуденное солнце разогрело бока свободных патрульных авто, стройно припаркованных возле участка. Хаширама пробрался по узкой дорожке между машинами, опасливо петляя, чтобы не коснуться раскаленных жарой капотов, торопливо поднялся по ступенькам и толкнул тяжелую дверь внутрь. Сентябрь еще не понял, что началась осень, и припекало так, что прогулка по городу оказалась настоящим испытанием для Сенджу.

В холле ему приветственно помахали несколько сотрудников полиции, уже привыкших к тому, что мужчина часто заглядывал сюда в обед. Обдало прохладой кондиционированного воздуха, зашумела офисная техника, печатающая бесконечный поток отчетов. Лениво зевнул сонный от жары патрульный, сдавший смену и теперь поедавший залежавшийся на общей кухне сандвич. Возле рецепции стояла хмурого вида старушка, рьяно пытающаяся доказать, что ее сосед шпионит для коммунистов. Девушка-администратор смирно слушала ее безумные доводы, выстукивая ручкой по исчерканному заметками блокноту, и явно не восприняла посетительницу всерьез.

— Привет! Шеф же на месте? — полюбопытствовал Хаширама, вытесняя своим присутствием навязчивую фанатку теории заговора. Он оперся локтями на стойку администратора и улыбнулся.

Девчонка ожидаемо растаяла, завидев его, и виновато улыбнулась в ответ:

— Да! Но, предупреждаю, он в плохом настроении.

— Это мы исправим, — пообещал Хаширама и под недовольные вздохи бабульки, на которую перестали обращать внимание, отчалил по коридору в глубину офиса, где располагался кабинет Учихи.

В участке Хашираму любили, потому что после его визитов начальство сменяло гнев на милость, пусть даже на короткие мгновения, и закрывало глаза на всякие мелкие косяки, за которые обычно прилетало как за крупные ошибки. Просто Сенджу умел заставить улыбнуться даже такого, как Мадара, а какими методами — сотрудникам было уже не так важно. Если кто и шептался о личной жизни Учихи, то делал это очень тихо и за закрытой дверью, опасаясь злословить о начальнике в открытую.

— Я здесь, и ты рад меня видеть! — уверенно объявил Хаширама, без стука заваливаясь к любовнику. Кокетливо опустил солнцезащитные очки на краешек носа.

Мадара крутанулся на офисном кресле, повернувшись к посетителю, ничуть не удивился такому его торжественному появлению. Вздохнул устало, кивнув на темные стекла:

— Нахрена они тебе в помещении?

— Чтоб не ослепнуть от твоего гостеприимства, — парировал Сенджу, не растерявшись, хотя очки все же снял. Многозначительным жестом задвинул жалюзи на стеклянной стене, выходящей в общий офис.

Учиха закатил глаза, но не смог скрыть довольной усмешки, тронувшей губы, до этого поджатые в тонкую линию. На лице его заиграли эмоции, так что Хаширама уже внутренне ликовал, будто каждый раз общаясь с ним, бросал себе вызов, сможет ли разбередить его отстраненность и сменить его угрюмую рожу на выражение довольства.

Мужчина услужливо поставил на стол свой подарок, фирменную коробку с эклерами из дорогой кондитерской, а сам устроился в кресле напротив, расслабленно откинувшись на твердую спинку. Достал одно пирожное и принялся с аппетитом уминать, несмотря на то, что погода склоняла скорее выпить холодного пива, но никак не закидываться приторными сладостями.

— Гадость, — скривился Мадара, с неподдельным ужасом наблюдая, как сахарная бомба пропадает во рту Сенджу.

— Я отдал за них сорок баксов, так что жуй! — возмутился Хаширама. — Вкусно очень, между прочим! — облизнулся он, собирая с уголков губ сахарную пудру.

Тихо гудящий на стене кондиционер наконец принес облегчение, пустив по коже приятные мурашки. Футболка перестала прилипать к спине, тело остыло после прогулки под палящим солнцем, и Сенджу себе зевнул, чувствуя, как расслабляется. Нахально раскинул ноги, стаскивая кроссовки, будто оказался у себя дома. Мадара неодобрительно покосился на его обувь, закинутую куда-то под его рабочий стол, но стоически промолчал.

— У вас сегодня тихо как-то. Ничего такого не случилось? Куда брата подевал? Обычно в обед он сидит у тебя на столе вместо чашки кофе, — аккуратно поинтересовался Хаширама. Отчего-то его всегда интересовали дела полиции, ему работа служителей порядка казалась увлекательной и захватывающей и представлялась опасным приключением, но никак не гнетом ответственности за нераскрытые дела. — Даже как-то неловко иногда зайти, он всегда так смотрит на меня, будто подозревает, зачем я прихожу.

— Почем мне знать, — пожал плечами Мадара, явно не обеспокоенный отсутствием младшего брата на его столе в обеденное время. Его грызло иное. — Мальчик взрослый уже, следить за каждым его шагом было бы извращением. Да и чего ему подозревать? А то он не знает? Ты уже почти двадцать лет около меня ошиваешься.

Хаширама хорошо научился читать его интонации и чувствовал, что что-то действительно было не так. Учиха заметно погрузился рабочими вопросами, судя по синякам под глазами, спал он сегодня мало, да и ел плохо, потому что выглядел бледнее обычного. В пепельнице на столе удалось насчитать слишком много окурков, как для обеденной нормы Мадары; шатен нахмурился. Собрав в голове свои нехитрые детективные изыски, Сенджу решил, что у шефа полиции случился завал на работе, причем весьма серьезный. Но не желая нагнетать, попытался шутливо отвлечь его:

— Что тебя так беспокоит, много кошек стало на деревьях застревать, или старухи переходят дорогу слишком медленно?