— Какие у тебя стереотипные, а главное, наивные представления о том, чем занимается полиция, — хмыкнул Учиха, не оценив шутку.
Хашираму это огорчило. Он пребывал в той стадии влюбленности, когда считал время, оставшееся до встречи с любовником, потому что голова была забита только мыслями о нем, а при встрече превращался будто в глупого мальчишку. Готов был бегать хвостиком за объектом своих воздыханий, требовал повышенного внимания к своей персоне и убалтывал на совершенно невообразимые мероприятия. Учиха, кажется, умел контролировать свои эмоции лучше, и страсть не одуряла его сознание. Он ворчал и ругался, возмущался и отмахивался от навязчивых идей, но у Хаширамы сложилось стойкое впечатление, что просто ломался. Потому что качественные уговоры всегда срабатывали на Мадаре беспроигрышно.
— Не смешно, — тяжело выдохнул Учиха, подтянув к себе стопку документов с замятыми краями. Видно было, что постоянно листал их, пытался найти в строчках важные подсказки. Показались аккуратные квадраты фото, заключившие в себя образы еще совсем юных лиц. — Пропали дети, несколько мальчиков из разных частей города. А я не могу понять, за что тут зацепиться, не клеятся убедительные версии, все рассыпается как-то… Чем больше времени проходит с момента их пропажи, тем больше вероятность, что мы их вообще никогда не найдем, — припечатал он, раздраженно откинув бумаги в сторону, так и не найдя спасительной детали, подтолкнувшей бы ход его мыслей. Слишком устал для умозаключений, которые нужно было делать на свежую голову.
— Может, они просто сбежали из дома? — заинтересовался делом Сенджу, наконец расправившись со своей порцией пирожных. Подобравшись быстрым движением, он оказался рядом и нагло уселся прямо на краю стола. — Кто так не делал, когда был подростком?
— Так и скажешь их родителям, придурок! — оскалился Мадара. — Вот если бы твой брат пропал, представь.
Хаширама скривился, словно пришлось кусать кислющий лимон прямо со шкуркой, и отмахнулся от примера:
— Да он ведь давно уже в четырех стенах сидит. Я всегда знаю, где его найти, если захочу. Только обычно я не хочу.
Мадара вынул фотографии из дела и разложил их на столе. Совсем мальчишки, что на снимках, казались очень беззаботными. Мужчина нервно ткнул пальцем в самого младшего, с забавным растрепанным хвостом лежащем на плече, почти как у Изуны, схватил трубку стационарного телефона и стукнул ей Хашираму по плечу.
— На, вот, позвони родителям этого мальчика, скажи, что их сына — отличника, гения, гордость семьи — утащил в канализацию клоун Пенивайз, — рявкнул Мадара грубо, после чего швырнул фотографии двух кудрявых мальчиков, да так, что они скользнули по полу. — Или родителям этих двух братьев, расскажи им, что их домашние мальчики сбежали в Акапулько на уикэнд да задержались на пару недель, и где-нибудь, в очередной ссаной канаве, мы найдем их вырезанные глаза или отрубленные кисти рук.
— Кто бы говорил о стереотипах…
— Ты невыносим, я вообще не к этому говорил! — рассердился любовник, но вместо того, чтобы отстраниться, наоборот придвинулся ближе, положив ладони на широкие бедра Хаширамы, соблазнительно обтянутые тканью штанов. — Что в твоей голове творится?
Вопрос обоим показался риторическим, и Сенджу поспешил заверить, что все там, в его голове, в порядке, вкрадчиво прошептав на ухо довольное:
— Ничего не могу с собой поделать, там одни непристойности с твоим участием.
— Ты меня сильно отвлекаешь. Очень плохо ведешь себя сегодня, — наконец сдался под напором Мадара, решив сыграть по правилам любовника. Он довольно грубо сжал его подбородок пальцами, изображая недовольство, и повернул к себе его лицо. В глубине карих глаз напротив затаилось волнение и желание. — Мне больше нравится, когда твой болтливый рот занят чем-то другим.
— Я уже битых полчаса и пытаюсь этим заняться! — вспыхнул Хаширама и легонько толкнул собеседника в грудь, подаваясь вперед. Соскользнул со стола, приземляясь на полу, и принялся торопливо расстегивать ширинку на штанах Учихи.
Мадара бросил быстрый взгляд на дверной замок. Конечно, защелка была предусмотрительно повернута, преградив путь незваным посетителям, еще когда Сенджу залетел в его кабинет.
— Пять минут, — снисходительно озвучил он отведенное время, наблюдая за стараниями своего бесстыжего гостя. — Но… Пальцы свои липкие только убери, все же в сахаре, твою мать! Руки за голову! — скомандовал мужчина и запустил пальцы в мягкие пряди волос на его загривке. Вздрогнул, когда горячий язык наконец прочертил влажную дорожку в паху, обещая сочное продолжение.
Хаширама заелозил, возбужденный одним только тоном произнесенной фразы.
— Ты усложняешь задачу, — улыбнулся он, жадно облизнувшись, но покорно отвел ладони в сторону и опустил голову под нажимом чужой ладони.
Пяти минут было более чем достаточно.
Время относительно, даже относительность относительна, как сказал Эйнштейн. И если где-то оно неумолимо бежит, то в четырех стенах мучительно тянется.
Проснувшись ближе к обеду, Изуна уже чувствовал, как припухло и осунулось лицо от ночных слез, его затекшая рука, что всю ночь пролежала под щекой, тут же провела по влажной подушке. Обстановка в комнате ничуть не радовала плотными задернутыми шторами, полумраком, что они дарили, да и прохладой в целом. Пришлось невольно поежиться, озноб пробрал даже под одеялом. Парень боязно повернул голову и даже позволил себе кисло улыбнуться опухшими щеками, когда увидел, что он лежит один.
Пока раздраженные глаза изучали помещение, нос уже уловил знакомый запах хлора и еще чего-то съедобного. Но, справедливости ради, нужно сказать, что пахло приятно. На крючке в стене, что предназначался для одежды, висел темно-синий халат, и по бликам ткань напоминала шелк.
— Холодная ткань в холодной комнате, — проговорил Изуна вслух, поднялся и набросил на себя предложенную вещицу.
Он еще полчаса ходил взад-вперед по комнате, так и не решаясь выйти. Может быть, даже так хотел убежать от суровой действительности. А действительность такова — он пленник, игрушка в чужих цепких лапах, что без труда поймали легкую добычу. Возникал вопрос, вполне логичный: смириться с этим или пытаться бороться?
Изуна спустился вниз, боязно заглянул в столовую, но не успел и рта открыть, как ему тут же указали на место за столом.
— Присаживайся, будем завтракать, — почти безразлично пригласил Тобирама, уже расставляя полные тарелки рядом со стаканами с соком и какими-то салатами. Он был уверен, что парнишка сейчас спустится, поэтому так подготовился, или слышал нервный ритм, который тот отбивал ногами, вышагивая по комнате?
— То ли завтрак, то ли обед, — Изуна пожал плечами, еще раз посмотрел на своего странного приятеля, который от чего-то так заботился о нем, но желудок тут же жалобным воем позвал за стол. — Может быть, на улицу сходим? У тебя дома так холодно, а на улице вон какая погода. Я обещаю, что не сбегу.
Изуна жевал за обе щеки, сильно нервничал, но голод был сильнее, да и еда вкусной. Он старался не смотреть на собеседника, который так и не ответил на его вопрос.
— Я не хочу гулять, — отозвался Тобирама лишь тогда, когда подошел к раковине, чтобы вымыть за собой посуду.
В длинные окна холла проглядывало солнце, высвечивая желтые полоски на светлом паркете. Как должно быть хорошо сейчас погреться в последних сентябрьских лучиках, ведь скоро наступит холод, что будет покалывать пальцы без перчаток, цепляться за щеки, за кончик носа; а дождь будет портить волосы, потому что Изуна всегда забывает зонт дома. Сейчас его самого забыли дома.
Парень тряхнул головой, силясь отогнать мысли о теплом солнышке, и с новой силой стал налегать на завтрак.
— Может, хоть во дворе посидим? — без особой надежды снова спросил он, поглядывая исподлобья, как Тобирама заглядывает в шкафчик, вынимает оттуда какую-то баночку, вытряхивает на ладонь пару капсул, после чего ставит обратно.
Изуна занервничал, но нервозность выдавали только глаза, которые, словно завороженные, пытались рассмотреть этикетку. Это предназначалось ему?
