— Не хочешь со мной поговорить? — нерешительно начал он и чуть кашлянул.

— Когда я задавал этот вопрос, вы все отмахивались от меня… — неоднозначно ответил Тобирама, даже не взглянув на брата, все так же свесив голову и уставившись в пол. — Вы считали меня чудовищем… Я им стал… Довольны?

Это вряд ли. Хаширама покачал головой и поджал губы. Становилось немного не по себе. Тело начала сотрясать нервная дрожь, она рвала его на части и делала все, что сама хотела, даже предательски стучала зубами, но мужчина пытался это скрыть. Интересно, каково было мальчишкам, когда они находились с ним взаперти один на один? Сейчас Хаширама ощущал себя абсолютно беспомощным. Ему было страшно. В голову словно вкручивалась спираль из невидимой тонкой проволоки.

— Хватит, — отрезал Тобирама, заставив брата еще больше задергаться. — Больше не надо мне твоего общения. Я для тебя потерян, а ты для меня не существуешь. Мне чужой человек дал больше, чем ты.

— Чужой человек? — встрепенулся старший. — Изуна?

И в наступившем молчании снова стало неловко. Было только слышно, как Тобирама гулко сглотнул и шикнул от боли. Хаширама не решался продолжить, отчего-то начав думать, чем же брата так заинтересовал младший Учиха, но Тобирама ответил сам, будто прочел мысли.

— Он ни разу не сказал ничего о моей внешности, — он поднял взгляд на брата, но теперь уже Хаширама сверлил взглядом пол. — Ему будто было все равно. Я долго над этим думал…

Тобирама замолчал на полуслове, мысленно возвращаясь к тому их первому утру, к сексу на диване в гостиной. В памяти всплыл тот искренний поцелуй… Скользкий язык во рту… Гладкие волосы под ладонью. Мужчина вздохнул, махнул рукой, показывая, что ничего больше не скажет, и попытался встать. Хаширама подорвался со стула и ринулся поддержать, но ответом ему стал звонкий шлепок по руке. Он одернул ее и потер ушибленную кисть, но ничего не сказал. Оставалось молча наблюдать, как брат стискивает зубы, роняя слюни от того, что часто и тяжело дышит.

— Ты куда? — осмелился Хаширама спросить, когда Тобирама натягивал на руки кофту. Верно. Он же не переносит солнце.

— Нам двоим в этой жизни очень тесно, — бросил младший на прощание и взялся за ручку двери, готовый выйти. — Мне не в чем тебя винить… Изуна прав, ты сам сделал свой выбор. Сначала отобрал у меня все, а теперь кидаешь несколько ничтожных слов, как подачку собаке…

— Бережно? — зачем-то глупо переспросил Хаширама.

— Нет, — отрезал Тобирама. — Быстро, и главное, чтобы не покусали. Посмотри на себя. Ты боишься меня. Ты жалок.

Хаширама смотрел ему вслед, а на душе становилось гадко. Брат прав во всем. Он действительно сейчас сидит и трусливо поджимает хвост.

— Что ты будешь делать теперь? — вопрос прозвучал в пустоту.

Тобирама вышел за дверь, закрыл ее за собой, оставив Хашираму в палате одного. Тот долго смотрел на смятую постель с каплями крови, даже невольно подумал, что она у него не голубая и холодная, как могло показаться, а тоже красная и наверняка горячая. Он человек… Не чудовище.

Дверь открылась, заставив Хашираму подпрыгнуть, сидя на стуле.

— Жить, Хаши, я буду жить.

А большего и не надо.

Теплый, ласкающий лицо ветерок гнал по больничному двору опавшие листья, превращая дорожки в желтые реки. Тяжело передвигаясь, Изуна переставлял единственный костыль, приближаясь к сидящему на лавочке человеку. Правая нога слушалась плохо из-за боли в боку и перебитых нервных окончаний. Он предполагал, что его не захотят слушать, возможно, даже прогонят или обзовут, но эта встреча рано или поздно должна была состояться, ведь завтра его самого выпишут, а значит, что другого шанса может и не быть вовсе.

— Привет, — робко поздоровался Изуна, подойдя сзади мягкой поступью. Под ногами шуршали листья, в левой руке шуршал пакет, но Тобирама не повернулся, сделав вид, что не слышит его. — Я бы очень хотел извиниться за свое представление, что устроил у тебя дома. Я полицейский, Тора, но зачем я это тебе объясняю, ты ведь и так уже все знаешь.

Ветерок усилился на одно мгновение и взъерошил темные волосы, сбив связанный хвост вбок. Тобирама принюхался, чуя запах шампуня, яблочного, как и в прошлый раз. Мужчина ничего не ответил. Разумеется, теперь он все знал, но разве ему должно стать от этого легче? Что это меняет? Изуна обошел лавочку и тяжело опустился на нее, зашипев от вгрызшейся боли, поставил костыль рядом и положил ладонь Тобираме на колено.

— Я понимаю, отчего ты такой, но я тебя не презираю. Такое скотское отношение, какое у всех было к тебе, любого может довести до белого каления, — Учиха внимательно рассматривал мягкий профиль своего молчаливого собеседника, теперь видя в нем не мучителя, а жертву социума, увы, не первую и не последнюю. — Я обещаю, что буду тебя навещать, не брошу… Просто не имею права…

Они оба молчали, всматриваясь в ускользающую линию горизонта и вдыхая запах прелых листьев. Изуна слишком хорошо понимал, что слова тут не помогут, потому несмело приблизился, соприкоснувшись бедрами, и легко дотронулся до бледной щеки губами. Тобирама прикрыл глаза и вздохнул, так и не прервав тишины.

— Поговори со мной, — почти умоляюще вопрошал Изуна шепотом и сжал кулак ладонью, держащей пакет.

— Зачем? — наконец ответил Тобирама, но так и не повернулся, продолжая смотреть вдаль.

— Просто так, — пожал плечами парень. — Людям иногда свойственно заниматься такими глупостями, как разговаривать…

— Зачем? — снова почти грубо перебил его Тобирама. Изуна опешил. — Зачем ты ему помогаешь?

— Кому?

— Мадаре…

— Потому, что он мой брат…

— Ты спишь с ним, — слишком быстрый ответ вогнал Изуну в некое подобие клина, что он даже обернулся, чтобы посмотреть, не слышит ли их кто-нибудь. — Но в то же время помогаешь сохранить нормальные отношения между ним и моим братом, — холодно продолжал Тобирама. — Вот я и задаю тебе вопрос: зачем?

— Ответ до безобразия прост, и я тебе уже это говорил. Я люблю его. Но ты же уверял, что не знаешь меня…

— И я не врал, — стоял на своем мужчина. — Я знаю его. И повторюсь, что знаю очень хорошо.

— И все это время…

— Я молчал, — закончил за него Тобирама и наконец повернулся лицом, всматриваясь в бегающие от растерянности глаза. — Я и дальше буду молчать. Мое слово против его… Мне никто не поверит.

Изуна не мог поверить собственным ушам. Какое все же благородство с его стороны — ничего не рассказывать о таких ужасных вещах. А ведь Тобирама мог бы, вполне мог разрушить этим такие ненавистные ему отношения, но не стал. Может, не до конца растерял свою человечность и все же любил брата. Но Тобирама об этом никогда не расскажет. Не стоило и пытаться.

— Ты не ответил, — сменил тему Изуна, нырнув одной рукой в бумажный пакет. — Можно я буду к тебе приходить?

Тобирама подумал с минуту, обвел взглядом двор, гуляющих в нем людей и снова повернулся к Изуне.

— Вряд ли там, куда меня отправят, возможны посещения.

— Возможны, — отрезал Изуна и вынул то, что принес. Глаза Тобирамы едва заметно расширились от увиденного, а бесцветные брови мимолетно дернулись. — Мы вместе едва не оказались там, где точно невозможны посещения, а все остальное возможно. Смотри, кого я тебе принес.

Усадив белого медведя себе на колени, подобно ребенку, Изуна приветственно помахал его лапой.

— Привет, — сделав свой голос детским, глупо поздоровался он и отдал игрушку Тобираме, а тот моментально прижал его к себе. — Я надеюсь, ты не против, что я пришил ему лапу? К сожалению, в женском отделении не нашлось белых ниток, потому пришлось пришить черными.

Изуна остановился, видя, как взрослый мужчина прижимает к себе игрушку, как вжимается лицом в мохнатую голову, как мелко подрагивает рука, стискивающая меховой бок. Он зажмурился, пустив пару мокрых дорожек по щекам, но едва заметно вздрогнул, когда Тобирама схватил его за хвост. Изуна предполагал всякое: сейчас он ударит или дернет за волосы, намотает их на кулак и прижмет лицом к асфальту… Ничего не произошло. Рука Тобирамы мягко скользнула по хвосту вниз, стянув с него белую резинку.