Молча наблюдая за тем, как Тобирама пытается натянуть одной рабочей рукой его резинку на лапу медведю, Изуна вызвался ему помочь, обхватив чужую холодную кисть. Боже… Он даже на улице под лучами солнца холодный… Северный мишка…

— Вот так незаметно, — заключил Тобирама, когда резинка закрыла черные нитки.

— Так и оставь… — ладонь Изуны так и лежала на его кисти, когда Тобирама снова воткнулся лицом в голову медведя и глухо зарычал, вероятно, стиснув челюсти. — Поплачь…

— Я не умею… — отозвался Тобирама в плюшевого друга, до этого момента, будучи единственным.

— Все умеют, — настаивал Изуна, коснувшись белых волос, но Тобирама мотал головой, отрицая очевидное. — Слезы — признак человечности…

— Слабости! — крикнул на него мужчина, но тут же успокоился, заглянув в мокрые глаза напротив.

Несмело потянувшись ледяными пальцами к лицу Изуны, Тобирама вытер его слезы под глазом подушечкой большого пальца.

— Значит, я слаб…

— Значит… — заключил Тобирама и снова отвернулся, откинувшись на спинку лавочки, все так же прижимая к себе игрушку.

Ветер нес мимо ног жухлые листья, а бесцельное созерцание горизонта становилось умиротворяющим. Боль в боку напоминала Тобираме, что он еще жив, и он знал, что Изуна сейчас испытывает то же самое. Этот шрам всегда будет напоминать им обоим о пережитом. Это не хорошо и не плохо, это просто есть, как есть они сейчас здесь, молча сидящие в больничном дворе… Рядом… Вместе.

— Я обещаю тебе, что когда ты поправишься, то мы вместе отправимся куда-нибудь, ведь мир такой большой и интересный, — говорил Изуна фоном, замечая по легкой, меняющейся мимике, что Тобирама его слушает. Пусть даже не отвечает. Это сейчас и не нужно.

Наблюдая за разворачивающейся на глазах картиной из салона автомобиля, Хаширама поставил локоть на дверь и упер кулак в щеку, изредка мотал головой, не понимая, как такое может быть. Ему ведь так и не удалось пообщаться с братом. Может, он не за те ниточки дергал и не на те рычажки нажимал? А может, просто не пытался?

— Не понимаю я его, — мотнул он головой в сторону брата и Изуны. — Как человек может быть настолько разным?

— Иногда я сам его не понимаю, — отозвался Мадара, что до этого тоже молча наблюдал. — Но отчаянно пытаюсь.

— Я и не догадывался, что такой милашка может ругаться и оскорблять…

— Никто тебя не оскорблял, — толкнул Учиха товарища в плечо кулаком. — Он сказал правду, а то, что она тебе не нравится, это уже не его проблемы. Правду никто не любит, Хаши. И какого черта ты называешь его милашкой? — встрепенулся Мадара, уперев кулаки в бока. — Изуна дома и Изуна на работе — это два разных человека, я к этому уже привык. Он не слабак и никогда не прячется за моей спиной. Он моя правая рука и опора всю жизнь, он вместе со мной убивал преступников, и рука его никогда не дрожала. Изуна живет идеалами, даже я иногда не в силах убедить его в чем-то, но, как ни странно, сам слушаюсь его.

Хаширама не ответил, только кивнул головой на такие откровения, показывая, что он что-то понял. Может, и вправду понял.

— Я разговаривал с психиатром, — продолжил Мадара, запустив двигатель автомобиля. — Он сказал, что у твоего брата есть все шансы выйти из клиники через пару лет.

Обернувшись, Хаширама взглянул в лицо Мадаре, будто видел его в первый раз.

— Так его не посадят?

— Кто его посадит? — усмехнулся тот. — Состава преступления нет. Вот такие у нас законы, — развел он руками. — Кагами явно не скажет и слова против него, а Изуны там вообще не было, если ты понимаешь, о чем я.

— Теперь понимаю, — неуверенный кивок и взгляд на прощание на брата. — А что с мальчишками будет теперь?

— Я обещал оплачивать его учебу. Отдам им квартиру, в которой жил отец, все равно только плачу за услуги, а в ней никто не живет.

— Щедро, — выдохнул Хаширама, оставив на стекле облачко конденсата.

— Он вернул мне брата к жизни, подарил во второй раз. Так что не очень-то это и щедро, — Мадара отмахнулся и выехал на дорогу. Какое-то время они так и ехали молча. Он то и дело поглядывал на товарища, что отстраненно смотрел в окно. Была какая-то недосказанность между ними, и эта недосказанность давила камнем на плечи. Мадара не хотел ни о чем спрашивать, надеясь, что Хаширама начинает понимать, насколько холоден и безразличен был к Тобираме.

— Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос, только честно, — нарушил тишину Хаширама уже на самом подъезде к дому. — Ты настолько сильно хотел застрелить Тобираму, что стрелял даже через брата? А если бы ты не промахнулся? Что было бы тогда?

— Хаши, не надо лишний раз доказывать, что ты дурак, в этом никто не сомневается, — легкая усмешка, смешанная с оскалом, расчертила лицо Мадары. Хаширама даже невольно сжался, увидев такое. — Я с семи лет держу оружие в руках, — прихлопнул Учиха по поясу, где обычно висела кобура. — А по ночам храню его под подушкой, и если ты меня неожиданно разбудишь, то я выстрелю тебе прямо в глаз. Ты еще не понял, что я не промахнулся? Я попал, — кивнул он сам себе, подтверждая сказанное. — Туда, куда нужно. Ради тебя — дурака оставил его живым и не дал спалить дом.

— Я тоже тебя люблю.

— Кто бы сомневался, что именно это ты и ответишь.

Эпилог

What if it makes you sad at me?

And what if it makes you laugh now but you cry as you fall asleep?

Сидя в комнате за уроками, Итачи помогал Саске справиться с ненавистными ему задачами. Младший же витал в облаках и что-то строчил в чате с одноклассниками. Он несмело мялся и пытался толкнуть брата локтем в бок, пока тот сам не заметил этих ужимок.

— В чем дело, Саске? — улыбчиво обратился он, отложив ручку. Задача была решена. Юному гению понадобилась пара минут, он дольше писал, чем решал.

— Да так, — ответил брат и положил телефон на стол.

Итачи успел прочитать, пока экран не погас, что скоро будет школьный бал, и что мальчики приглашают девочек. Глупая традиция, где на входе в спортивный зал, увешанный разными фонариками и гирляндами, тебя не пускают без пары.

— Давай без секретов, — подмигнул он Саске и приобнял за плечи, заметив, как младший брат едва заметно смутился.

— Эти танцы, — ответил младший неохотно и опустил глаза в пол. — Ерунда какая-то.

— Такому красавчику, как ты, не с кем пойти?

Саске расценил усмешку брата, как вызов, потому надулся и быстро отыскал в телефоне фотографию худенькой блондинки, волосы которой были подвязаны в высокий хвост, а челка скрывала добрую половину лица.

— Ее хочу пригласить, — ткнул он пальцем в экран.

— Красивая, — подтвердил Итачи и, подмигнув, кивнув. — Она не откажется, это я тебе точно говорю.

— А тебе какие девушки нравятся?

And what if it takes your breath

And you cant hardly breathe?

And what if it makes the last sound be the very best sound?

Сжав зубы в подобии виноватой улыбки, Итачи посмотрел на брата и прокрутил сам же свои слова: “Никаких секретов”. Саске его любит и должен понять… Наверное…

— А мне нравится… мальчик… — тихо произнес он и убрал руку, зажав обе между сведенных колен.

Мягкая ладошка младшего брата легла между лопаток, а улыбчивый взгляд пощекотал лицо.

— Это твой выбор… — только и ответил Саске, прижавшись к Итачи и уткнувшись носом в его плечо. — Так и быть… Приглашу Ино.

What if what I want makes you sad at me?

And is it all my fault or can I fix it please?

Наблюдая за редкими снежинками, Шисуи смотрел в окно из новой квартиры с высокого этажа на город. Они с братом почти весь день провели дома. Кагами упорно изучал язык, теперь и вправду немецкий, подумывая все же отправиться в Европу, хотя бы просто посмотреть на нее. Шисуи не разделял его рвения, ему нравилось в Штатах, а еще крайне не хотелось уезжать от любимого друга далеко. Им и сейчас нелегко, когда приходится проделывать огромный путь, чтобы увидеться, но все же, пародируя брата произношением каркающего языка, он сам невольно запоминал.