Кабуто деловито сдвинул очки на кончик носа и посмотрел на мальчишку.

— Восемнадцать есть? — безразлично спросил он, почти устало. Мадара даже усмехнулся про себя, что кому какое дело, есть или нет. Крови это безразлично, а мальчишку там явно не насиловать собрались.

— Есть, — подобно солдату ответил Кагами и вытянулся по струнке.

Ассистент доктора не стал долго церемониться, глянул на часы, а затем подтолкнул парнишку между лопаток и повел по коридору за собой, будто уводил мертвеца к пресловутому свету в конце тоннеля. Кагами обернулся еще несколько раз через плечо на сложившего в молитвенном жесте кисти Мадару, кивнул и, подчиняясь чужой руке, шел дальше.

— О чем это он? Изуна тоже здесь? — удивился Хаширама и, встав, приобнял друга за плечи, слегка брезгливо. — Поэтому ты так выглядишь?

— Я убил его… — Мадара только мотал головой в полном оцепенении от происходящего. — Я стрелял в них обоих…

Лежа на каталке, Кагами смотрел в потолок и на лица, наполовину прикрытые масками, что маячили у него перед лицом. Он поморщился и зашипел, когда катетер остро вошел в плоть, разорвав вену, рука похолодела, чувствовалось с каждой каплей, что ускользали по трубке, как вену скручивает будто в сухую спираль, высасывая полностью. Но так только казалось. Такая процедура никогда не была приятной. Он другого не ожидал. Кагами повернул голову, взглянув на Изуну, что не мог самостоятельно дышать, потому находился под маской ИВЛ, горько вздохнул и тихо прошептал в его сторону.

— Спасибо… Теперь мы с тобой одной крови. Прости меня…

Прошло четыре дня.

Проснувшись рано, Изуна бесцельно лежал на больничной койке. Он почти не вставал, только наблюдал в окно за сменой погоды. Те пару дней она действительно была похожа на осеннюю: дождь заливал окна так, что казалось, будто ты подводный путешественник, изучающий дно океана. А сейчас, когда солнце наконец выглянуло из-за туч на последней неделе сентября, оно не только светило, но и грело.

Полусидя, прикрыв простыней только ноги, Изуна подставлял бледное лицо лучам и чувствовал тепло. С окон еще падали редкие капли утреннего ливня, но скоро они высохнут, как высохли и капли крови на бинтах, туго держащих торс, что были заменены лишь вчера вечером.

Раздался робкий стук, а затем дверь приоткрылась. Послышалось шуршание, и ветерок потянул легкий аромат духов. Учиха в улыбке закусил губу, предвкушая встречу. Прошло уже без малого две недели, что они не виделись.

— Доброе утро, — влился в уши приятный голос старшего брата. Мадара вошел в палату и прихлопнул за собой дверь. Под мышкой он зажимал бумажный пакет без ручек, а в другой руке болтались два больших блестящих пакета из молла и один маленький с известным брендовым логотипом. — Ну как тут мой котенок?

Сложив руки на манер суслика, Изуна будто виновато поднял глаза, продолжая ими кокетливо стрелять и улыбаться. Это он всегда делал безупречно.

— Мяу…

Мадара аккуратно составил покупки на пол, а сам присел на край кровати. Понимал, что вообще-то так не делают, но ничего не мог с собой поделать. Он слишком соскучился, а постельное белье тут и так меняют в дело и без дела, заставляя бедных пациентов туда-сюда кувыркаться.

— Не напрягай губки, — шепотом проговорил он, наклоняясь к лицу. Изуна блаженно прикрыл глаза, внутренне немного передернувшись, когда мягкие губы коснулись его собственных. “Таких не было ни у кого, да и не могло быть”, — так он всегда думал. Побывав в так называемом плену, он понял, что не ошибался. В этом легком поцелуе чувствовалась любовь и забота, а не желание обладать. — Папочка соскучился.

Изуна смущенно улыбнулся, хотя вряд ли испытывал смущение, скорее уж жгучее удовольствие. Его взгляд упал на покупки. Очень уж захотелось сунуть в пакеты свой любопытный нос и посмотреть, что брат, с его отличным чувством стиля, прикупил на этот раз. Парень слегка поерзал, когда теплая ладонь Мадары коснулась сначала груди, потом почти невесомо скользнула по бинтам и спустилась к паху.

— А как у нас там? — хитро заглядывая Изуне в глаза, спросил он, но увидел в них только некое отчаяние, что и заставило младшего брата отвернуться и вцепиться виноватым взглядом в окно. В уголке глаза блеснула слеза, но быстро высохла, так и не скатившись.

— Никак… — тихо ответил Изуна почти одними губами. Мадара успокаивающе сжал его кисть с ледяными пальцами. — Пока совсем никак. Я уже спрашивал, врачи говорят, что все будет как раньше, надо только подождать, пока дырка в боку затянется, а до этого даже живот не напрягать.

Мадара каждый день только и делал, что корил себя за свой поступок, иногда запивал свою боль алкоголем, но потом вспоминал, что, не выстрели он, все могло быть хуже. Облитая бензином кухня тут же занялась бы огнем, из которого, увы, спастись было бы сложнее, а то и вовсе невозможно.

— Ты сердишься на меня? — несмело взглянул он в любимое личико.

Сжав ладонь брата, Изуна приложил ее к своей щеке. Теплые пальцы тут же пробежались по скуле. На какое-то время он забылся, пытаясь насладиться забытыми за такое короткое время ощущениями. Он знал, что эта рука никогда его не ударит, знал, что большой палец, трогающий линии губ, не залезет в рот и не будет вызывать рвоту, а вцепиться в волосы может только в одном единственном случае — если Изуна сам его попросит.

— Мои любимые пальчики… — шептал он будто в прострации, поочередно целуя костяшки, но понемногу придя в себя, тряхнул чужой рукой и стал перебирать пальцы своими, подобно четкам. — Не говори ерунды. Я на тебя не злюсь. Мы с тобой все обговорили заранее, и я знал, на что шел.

Не желая это принимать, Мадара замотал головой. Безусловно, они это обговаривали, но наверняка каждый надеялся, что до этого не дойдет, уж он сам-то точно.

— Но ты ведь не думал, что именно этим все закончится.

Изуна устал слушать постоянные извинения и каждый раз доказывать, что он сам не кисейная барышня. Сколько уже совместно проведенных тяжелых операций прошло, а Мадара все еще считает его исключительно маленьким братишкой.

— Дара, я передал тебе с мальчишкой прощальные слова, — вздохнул он, крепче стиснув пальцы обеими руками. — Неужели ты думаешь, что я не предполагал, на что способен этот человек?

Мадара запретил себе об этом думать. Не хотел он принимать никаких прощальных слов. Пока он жив — он такого не допустит или, по крайней мере, приложит максимум усилий: перевернет весь город, переругается со всей, мать его, Вселенной, но только для того, чтобы его любимый кроха жил и был счастлив.

— Даже думать боюсь о том, что ты там пережил…

Прохладные пальчики коснулись головы, мягко впутавшись в волосы на макушке. Мадара поднял голову, и братья встретились взглядами. Изуна улыбался, но улыбка эта казалась вымученной и грустной.

— Поверь мне, не все было так плохо, — ласково произнес парень, а сам прокручивал в голове все, что творилось с ним в треклятом холодном доме. Всего он не расскажет, но кое-что они обязательно обсудят, только уже не здесь. Изуна взглянул на брата и тут же приложил палец к губам, готовым открыться. — Я понимаю, что ты хочешь сказать, что человек болен, — он кивнул. — Я это понимаю. Это действительно так, но он осознает это и сам прячет себя от людей.

— А подросток в подвале? — всплеснул руками Мадара, грубо вырвав их из ладони брата. — Его он зачем прятал?

Изуна усмехнулся и недовольно цокнул языком. Вот же неугомонный мальчишка, то любит, то зарывает своего учителя. Глупый, не определившийся подросток.

— Вон оно как… — возмутился он, будто обращался к окну. — Кагами побоялся вам рассказать, что остаться там — это был его выбор?

Мадара вздохнул и отчего-то взглянул на дверь. Опять он сделал поспешные выводы, не удосужившись узнать ситуацию с разных сторон.

— Он об этом умолчал…

— Тобираме действительно сложно сопротивляться, — продолжил Изуна спокойно. — Мне даже нравилось, хотя и напрягало немного строить из себя невинного мальчика. Приходилось вспоминать, как это было в первый раз. Каюсь, — коротко усмехнулся он. — Иногда я немного забывался, но в том виноват проклятый алкоголь.