В доме он остался теперь один. И не на неделю или две. Сам не знал, насколько.

Времена, когда в этом районе можно было оставлять дверь незапертой на ночь, давно прошли. Но сейчас Тобираму волновал не уровень преступности и внешние угрозы, а то, что он сам мог бы выйти ночью на улицу и превратиться в одного из тех страшных ночных гостей, о которых притишенным голосом сообщал ведущий криминальных новостей.

Он чувствовал, что мог бы.

Но в попытках остановить собственное безумие предпочел закрыться ото всех, надежно повернув все заслоны.

Нормальные люди еще могли плакать, испытывая смятение или грусть. Тобирама давно заметил, что ему это не удавалось. Поэтому он просто поднялся в свою комнату, укрылся теплым одеялом и заснул.

Во сне ему виделись окровавленные грифели карандашей и изувеченные ожогами лица людей, вставших у него на пути. Он бежал куда-то, сам не зная, куда, и чувство тревоги увеличивалось по нарастающей, заставив его встрепенуться на кровати, когда сон вдруг резко оборвался.

Утром пришлось вбивать в строку поиска названия успокоительных и искать способы купить их без рецепта. Таких обходных путей обнаружилось немало, и парень с облегчением выдохнул.

Если таблетками можно было превратить себя в околонормального, для него не все еще было потеряно.

***

— Ну что, как я выгляжу? — вырвал из воспоминаний хрипловатый от выпитого голос Изуны.

Парнишка стоял на коленях рядом, злосчастная рубашка была застегнута всего на одну пуговицу в районе живота. Тобирама сел на пол, дав возможность Изуне заползти поверх его бедер и, будучи в полной прострации, даже позволил стащить с головы свои очки. Парень накинул их на кончик носа и смотрел поверх, подобно строгой учительнице из порнофильмов. Оба они понимали, чем заканчиваются эти игры.

— Простите, что я к вам в таком виде, — начал он, сделав свой голос едва ли не самым жалким, наигранно пытаясь прикрыться, а на деле оттягивая одежку больше. — Какой-то очень злой дядька отнял всю мою одежду, но я подумал, что это не повод не явиться на экзамен, — Изуна простонал и чужой ладонью вытер несуществующую слезу, после чего переложил руки Тобирамы себе на пояс. — Я прилежный ученик, но сейчас совершенно ничего не учил. Не поставите мне зачет просто так, а я отработаю, а, мистер Сенджу?

Тобирама встряхнул головой, наконец найдя в себе силы оторваться от завораживающего зрелища. Его крепкие руки вцепились сначала в угловатые плечи парнишки, но потом резко переметнулись к горлу, яростно сдавив его. Очки с носа Изуны упали на колени, а в черных глазах, затуманенных вином, была некая смесь азарта и ужаса.

— Я тебе своей фамилии не называл… — прошипел Тобирама, припадая все ближе к напуганному лицу.

Изуна закашлялся, пересохшее от алкоголя горло, казалось, слиплось, но мужчина не пытался отпустить, только заглядывал в глаза все настойчивее.

— Я подсмотрел… — просипел он, когда понял, что не сможет дышать до тех пор, пока не ответит. — Подсмотрел в твоих записях, когда ты работал. Там, на мониторе… С какого ты там переводил? С испанского?

Руки Тобирамы опустились, стукнули об пол костяшками и, казалось, повисли будто плети. Каким-то нелепым, отработанным жестом он нашарил свои очки и криво надел их на лицо. Картинка стала четче, а вот в голове разлился густой туман, забивающийся даже между зубами. Изуна пробовал тряхнуть его за плечи, широкая рубашка на нем сползла с одного бока так, что едва ли не свалилась полностью через ноги.

— Тора, ты как? Ты здесь? — парень даже осмелился залепить слабую пощечину, но и это не сработало. Голова Тобирамы откинулась вбок, а во взгляде присутствовала только непроглядная тьма и пустота.

— Испанский — сложный язык, — пробубнил он почти неслышно. — Испанский очень сложный, лучше займись немецким…

Очередная пощечина заставила мужчину все же посмотреть Изуне в глаза. Взгляд без фокуса. Он будто был не здесь, все еще повторяя кому-то, чтобы лучше учил немецкий.

— Тора! — выкрикнул Изуна, решившись на невесомый поцелуй в щеку.

Еще никогда он не видел, чтобы глаза так явно приобретали фокус, возвращаясь из какого-то нечто. Тобирама облизнул губы, попытался ответить. С губ не сорвалось ни звука. Попытался еще раз, услышал эхо слов в голове, понял, что не может вообще ничего сказать и вступил в борьбу со стремительно поглощающим ужасом.

— Спуститься за еще одной бутылкой в бар? — попытался Изуна снова.

Тобирама кивнул, но очень медленно, будто вспоминал, как проводить эти нехитрые манипуляции.

— Да, — тяжело выдохнул он. — И красную баночку с таблетками…

— Я мигом!

Изуна подскочил так стремительно, что чуть не растянулся на скользнувшем коврике, ноги едва не заплелись. Парень на ходу поправил рубашку и, вылетев за дверь, побежал по лестнице. Времени, чтобы включить свет он не нашел, но уже знал этот дом наизусть. Еще пара шагов, и будет кухня, а в ней, если свернуть налево — бар, над ним шкаф с таблетками. Он сейчас. Он быстро все найдет, главное — не перепутать в темноте.

Свет от фонарей проникал на кухню, превращая ее хотя бы не в мрачный склеп. Кое-что можно было разглядеть. Первая баночка оказалась прозрачной… или из коричневого стекла. В темноте не очень понятно. Это та, что нужна? Изуна шарил дальше: снотворное, сердечные капли, глазные… Все не то! Кончики пальцев наткнулись на упавшую склянку. Красная.

— Ну надо же… а я думал, что не найду.

Парнишка прижал к груди пару бутылок вина, сунул в подмышку таблетки и уже подошел к лестнице, как услышал шуршание, что заставило его снова спуститься к подвальной двери. Он не сомневался, что звук идет именно оттуда. В первое мгновение он подумал, что у него начался бред. То, что он слышал уже второй день слабо было похоже на крыс.

— Кто там? — спросил он шепотом, понимая насколько глупо сейчас выглядит, стоя полуголым посреди чужого дома и разговаривающим с подвальной дверью. — Я тебя слышал еще вчера.

Но ответа не было. А чего он ожидал? Что дверь начнет ему отвечать, или оттуда выглянет нечто не из этого мира?

Сердце заколотилось в тесной клетке из костей. В гостиной пробили часы, оповестив о наступлении полуночи. Сверху послышались тяжелые шаги. Звук спускаемой воды в туалете. Опять тяжелые шаги, а затем слабый скрип дверных петель.

Изуна рванул наверх, не желая больше оставаться с подозрительными шорохами наедине.

Тобирама сидел на полу, точно так же, как и Изуна ранее — откинувшись спиной на край кровати, он проглотил пару капсул и ждал, когда же ему станет легче, но отпускать его не спешило. В голове еще прокручивались картинки с учебниками испанского. Но одно он видел ясно даже сквозь эту дымку: перед ним на коленях сидел Изуна, а на нем все та же дрянная рубаха.

— Тора, — нерешительно позвал Изуна. — Можно у тебя кое-что спросить?

Мужчина кивнул и прикрыл глаза.

— Почему у меня такое ощущение, что в доме есть кто-то третий?

— Ты слишком много выпил, — покачал головой Тобирама и притянул парнишку ближе к себе, усаживая его на колени. — Открывай новую бутылку, не переживай ни о чем…

Изуна туго сглотнул. Голос Тобирамы был спокойным, но что-то в нем было не так. С ним всегда что-то не так.

========== 7. Уроки испанского. ==========

Лучи ярко-оранжевого закатного солнца пробивались сквозь не до конца зашторенные окна. Белая кухонная плитка расчерчивалась полосками света, которые всего каких-то несколько сантиметров не доставали до босых ног, стоящих перед мойкой.

Одетый в черный гольф и обтягивающие серые джинсы Тобирама сидел за стойкой и допивал кофе, пока Изуна мыл посуду после ужина. Сегодня парень отчего-то хотел быть слишком послушным. Как только проснулся, так сразу обласкал еще сонного и явно перебравшего с вечера мужчину, спустился за утренним чаем с пирожными, весь день вел себя тихо, а теперь сам вызвался убраться. Такое внимание со стороны Изуны должно было бы удивить, но Тобирама был сосредоточен и зол от того, что нужно будет выйти на улицу, а сделать это лучше всего вечером, когда народу на улицах не так много. Ему нужно получить от очередного заказчика текст на бумаге: инструкция по эксплуатации и технике безопасности какой-то немецкой машины, которая в скором времени будет стоять в кабинете офтальмолога и служить людям, а точнее их глазам, для коррекции зрения. Хотел бы он верить, что когда-нибудь такая машина поможет и ему самому.