Под стопкой наверняка нетронутых с сентября учебников обнаружились помятые журналы, украденные из гаража отца, несколько про мотоциклы, один про политику, а самый нижний — взрослого содержания. Голые женщины в самых нелепых позах демонстрировали свои половые органы, стремясь возбудить зрителя. Кожа у них у всех была загорелой, они напомнили Тобираме жаренную курицу-гриль, которая крутилась на вертелах в круглосуточном супермаркете на углу. Такие же коричневые и лоснящиеся… Мальчика передернуло. Доза солнца, превратившая их в это поджаренное недоразумение, наверняка способна была вызвать у него рак кожи.

Среди вороха беспорядочно раскиданных вещей он заметил свой CD-плеер, валявшийся на полу. Дал брату послушать, надеясь, что хотя бы с этой вещицей, купленной на старательно откладываемые деньги, тот будет аккуратным, но… Наушники, тянувшиеся от гнезда подключения, оказались безнадежно спутаны и связаны в нескольких местах в тугие узлы. Тобирама раздраженно зажал кнопку открытия — внутри оказалось пусто. Черт знает, куда делся одолженный диск. Зачем вообще дал ему свою музыку? У Хаширамы дисков было несколько полок, бери слушай, не хочу. Да и свой плеер тоже имелся до поры до времени, красивый, подаренный на день рождения. Только старший его удачно разбил, гоняя на велике, и целыми днями ныл, что не может слушать любимое музло.

А теперь решил и плеер Тобирамы угробить…

Мальчик отложил плеер на полку повыше, чтобы Хаширама не наступил на него случайно, но забирать отчего-то не стал. Не решился. Аккуратно прикрыл дверь и спустился на кухню и по совместительству гостиную, зонированные барной стойкой.

Все пространство было завалено упаковками от чипсов, поверхности засеяли пустые стаканы и бутылки из-под алкоголя, пепел от сигарет был не только в пепельнице, но и в жирных от недоедков тарелках. Кто-то запихнул ложки и вилки в несчастный вазон у окна, расковыряв землю, а затем успешно размазал ее по полу. Диванные подушки валялись на кухне, в проходе к коридору, возле туалета. На ручке кресла висела забытая кем-то рубашка, пропитанная ничем иным, к ужасу Тобирамы, как блевотой. Липкая лужа на границе с ковром была непонятного происхождения, и мальчик опасливо обошел ее, стараясь не вступить. На камине красовалась надщербленная рамка с фото, стекло на которой поползло трещинами. Видимо, фотография упала на пол ночью, задетая чьим-то неловким локтем.

С фото смотрели родители, молодые и счастливые, только познакомившиеся… улыбчивая мать, мягкий взгляд у отца, такой непривычный сыну. Это было до детей. Точнее, до дефективного Тобирамы, сломавшего всем в этой семье жизнь, бесполезного крысеныша, уродца и идиота. Так, по крайней мере, считал Буцума, не забывая постоянно напоминать об этом.

От спертого запаха пота, алкоголя и дешевых сигарет, Тобираму затошнило. Он бросился к окну, пропуская в помещение свежий воздух, и несколько минут стоял, пытаясь восстановить размеренное дыхание, унимая рвотные позывы.

Потом он достал из кухонной тумбы мусорные пакеты и принялся сгребать в них весь мусор, что попадался под руку, а это было примерно полгостиной. Механические движения, наклониться-подобрать-выбросить, успокоили раздражение, и вместе с прохладой сквозняка, заполнившей комнату, принесли облегчение беспокойному сознанию. Ему нравилось убирать, казалось, наведешь порядок, и в самой жизни что-то станет проще и понятнее.

Как только мальчик закончил убираться и смог наконец расслабленно опуститься на вычищенный диван, послышался звук открываемой двери, зазвенели ключи на полке у зеркала. Старший брат влетел на кухню, не разуваясь, хотя за его грязнющей обувью тут же появились следы на ламинате.

Хаширама махнул рукой вместо приветствия, нетерпеливо открыл холодильник и достал канистру с апельсиновым соком. Жадно отпил несколько глотков прямо из горла, но пролил на себя, запачкав футболку.

— Блин! — расстроился брат, размазав сок по белой ткани, и недовольно скривился. — Вчера были на озере весь день, очень крутое место! Прыгать с обрыва — самый кайф! Тебе тоже стоит там побывать! — сообщил он, меняя тему в привычной ему манере, и тут же заулыбался воспоминаниям. Скинул грязную футболку прямо на пол и потянулся всем телом. То, что был на озере, сразу стало видно, кожу уже красиво украсил легкий загар. Хаширама летние деньки зря не терял.

Тобирама хмыкнул, не зная, что и ответить. Он никак не мог отвести взгляда от скомканной футболки на полу. Только что навел здесь порядок, и вот, опять…

— Я серьезно! — продолжил старший Сенджу. Он открыл буфетницу и, покопавшись, достал оттуда большую банку с арахисовой пастой. Набрал полную ложку и смачно облизнул. Потом бросил ложку не в умывальник, а на кухонную тумбу. Банку с пастой не закрыл, и ярко-красная крышка так и осталась рядом с ложкой, сигнальным пятном, раздражающим Тобираму до скрипа зубов.

Старший плюхнулся на диван рядом и начал потрошить карманы, выбрасывая ненужные бумажки на журнальный столик. Неужели и их не уберет потом?

— Тебе срочно нужно найти друзей и устроить себе незабываемое лето!

— То, что тебе на пользу, меня убить может, — вздохнул Тобирама, неохотно выдавливая слова. Не хотел ни поддерживать беседу, ни ввязываться в споры. Хаширама, довольный и возбужденный, загорелый, повзрослевший, был таким счастливым с виду, что било оскоминой. Какое еще незабываемое лето, это как вообще? Лето было худшим временем года для Тобирамы, потому что УФ-индекс, объявляемый по радио, запрещал ему, альбиносу, выходить на улицу дольше чем на минут десять.

— Ты можешь гулять, когда солнце заходит, ночью! — словно прочел его мысли Хаширама и дернул брата за плечо, пытаясь подбодрить. Но тот только скинул его руку. Старший засмеялся, проигнорировав этот жест раздражения. Он явно был на своей волне. — Будешь, как вампир! Многие взрослые ведут ночную жизнь, и ничего…

— Я не вампир.

Ты мерзкий кровосос, вечно тебе все надо, что у Хаширамы есть! Завидуешь ему, смотришь жадно так! Чего тебе?! Ты должен быть благодарен вообще за то, что у тебя есть. Не всем таким, как ты, везет, знаешь ли.

Образ отца на мгновение затмил действительность, яркий и слишком навязчивый. Наверное, глаза младшего утратили выражение, потому что брат даже помахал ладонью перед его лицом.

— Ты — чудик, — сообщил Хаширама, и не обидная в общем-то фраза, полоснула слух, заставив брата нахмуриться. Старший подхватился с места и начал носиться по гостиной, заглядывая в каждый угол, каждый ящик, разворачивая аккуратно расставленные Тобирамой вещи. — Нашел! — радостно сообщил он, когда выудил из полой статуэтки на каминной полке пачку смятых купюр, мелочевку по десять долларов. На пиво отцовской заначки ему вполне хватило бы.

Хаширама довольно кивнул, складывая наличку в задний карман штанов. Поднялся в свою комнату за новой футболкой, чистой, но не менее мятой, чем предыдущая.

— Так нельзя, дружище, жизнь пройдет мимо тебя. Ты же не больной, просто… — замялся уже на пороге, не зная какие слова подобрать своим мыслям. — Не такой, как все. Это можно использовать выгодно!

Для чего? Чтоб стать объектом номер один для насмешек в школе?!

Тобирама поежился, вспоминая удивленные взгляды прохожих, любопытные глаза-пуговки детей, бесстыдно тыкавших в него пальцем, как в диковинную зверушку, привезенную с далеких берегов.

— Ты ночевать вернешься? — перевел он тему.

— Нет, я завтра утром сразу в школу двину. Привет передай отцу, хорошо?

Хаширама протянул свою ладонь и растрепал его светлые волосы.

— Отвали, — пробубнил Тобирама. Ему было неприятно прикосновение. — Отвали, ну! — повторил он уже с нажимом и вдруг рассердился, ощутимо толкнул брата в грудь так, что тот от неожиданности попятился на несколько шагов назад, пытаясь восстановить равновесие.

— Ладно! — выставил ладони вперед Хаширама. — Что на тебя нашло-то?

Когда дверь за ним закрылась, Тобирама выдохнул с облегчением. Присутствие старшего словно выжимало кислород из легких. С каждым годом он становился все красивее и очаровательнее, все более безответственным, менее понятным, собирая вокруг себя шумные компании и очереди фанаток. Иногда и фанатов… Младший умел хранить секреты, в отличие от болтливого брата. Он бы не стал стучать отцу, что тот пропадает в компании мальчишек не просто, чтоб на велике поездить. Скоро он, наверное, оседлает что-то поинтереснее сидения велосипеда.