Обито покосился на родственника, немедленно покрывшись мурашками от зловещей ухмылки, затем перевёл взгляд на его друга. Полная противоположность. В маленькой тёмной головке промелькнула мысль, что может и неплохо, что его привезли сюда. Мальчишка улыбнулся.

— Что только не сделаешь ради… — Хаширама изогнул губы в усмешке, но решил не договаривать, когда заметил, что приятель недовольно закатил глаза. — Я думаю, что мы поладим, только обещай мне всё объяснить потом.

Учиха толкнул племянника вперёд, что тот едва снова не запутался в собственных ногах и не упал, но был небрежно пойман за ручку портфеля.

— Я обязательно позвоню тебе вечером, как только решу все свои вопросы.

Мадара махнул рукой на прощание, и Обито тут же расслабился. Желудок напомнил о себе неприлично громко и заставил смутиться. А он действительно давно не ел. Странно, что после всего пережитого вообще есть аппетит.

Внутри дома царила приятная прохлада, запах цветов и натурального дерева. Стены оштукатурены или выбелены, или быть может оставлена натуральная фактура камня. Мальчишка не понимал этого, но ему тут уже нравилось. Столы, комоды, шкафы, диваны и стулья, словом, практически вся мебель изготовлена из дуба, сосны, вишни и других пород деревьев. Все неокрашенное, ровное и естественное. Каменный пол покрыт коврами с мягким длинным ворсом, что так приятно щекотал босые ноги. Они прошли на кухню, там уже преобладали другие запахи, и то была еда. Наконец-то еда. Взгляд пробежался по затемненному помещению. Окна как и не было, его уже собственнически затянул бешеный огурец, по стенам разместились полки и стеллажи, на которых плотно размещены горшки, сковородки, посуда и многие другие вещи домашнего обихода. Украшением служили тиснения и гравюры кельтских медальонов, а на льняной ткани, свисающей с одной из полок, был вышит фамильный герб.

— Как тебя хоть звать-то, ребенок? — Хаширама жестом показал на обеденный стол, предложив сесть, а сам подошёл к плите, на которой уже давненько томилось вкуснейшее овощное рагу с мясом. — Что у тебя случилось? Я надеюсь, что ты ешь всё, потому что я не знаю, чем обычно питаются дети. Наверняка какой-нибудь фастфудовской дрянью.

Обито сглотнул, не в силах ответить. Запах горячей еды уже дёргал за нос. Мальчик удобно уселся за столом и сложил руки.

— Мама не покупала мне фастфуд, у нас не было на это денег, — от чего-то ему самому стало за это стыдно. — Меня зовут Обито.

— Очень приятно, Обито, меня зовут Хаширама Сенджу, — дымящаяся тарелка опустилась на стол перед мальчиком. — Сегодня тебе выпала честь оценить мои кулинарные способности. Я уже довольно давно живу один, потому и всегда рад гостям. Этот нервный мужик редко ко мне забегает, весь в делах, в работе.

Хаширама улыбнулся, наблюдая, как парнишка пытается напихать в рот как можно больше, несмотря на то, что ещё очень горячо.

— Нервный мужик? — усмехнулся Обито, едва не подавившись. — Он твой друг?

— Да, Мадара мой лучший друг с самого детства. Даже не знаю, за что я его так люблю, — мужчина громко рассмеялся и вышел из-за стола.

Мальчик наблюдал как тот направляется в главную комнату, достаёт из большого комода какую-то красивую книгу, а затем идёт обратно. Книга в алом бархатном переплёте ударяется об стол. Зашуршали пергаментные листы-прокладки, показался детский почерк растекшейся от времени синей ручки. «Друзья навсегда» — так гласила надпись под детским рисунком, на котором были изображены четверо мужчин в обнимку. *

— Это наш фотоальбом, — почти вычурно представил Хаширама открытую книгу. И это действительно больше было похоже на книгу. На ярком электрическом свету поблескивали окованные в серебро уголки. — А этот рисунок — его рук дело. Это сейчас нам по тридцать, и ты уже наверняка считаешь нас старыми и скучными, а тогда нам было всего четырнадцать. Мы думали, что наша общая дружба будет вечной, но… Ничего, что я тебе это рассказываю? Или совсем неинтересно? Может, тебе будет интересней посмотреть телевизор?

Обито быстро расправился с едой и попросил добавки, а в довесок еще и сладкого чая. Мужчине это оказалось только в радость, в отличии от своего друга он не испытывал такой ярой ненависти к детям, не называл их сопливыми и дурно пахнущими.

— Мадара — мой дядя, — немного грустно протянул мальчик, уставившись в тарелку. — Мой папа умер давно, мама умерла сегодня, а он решил забрать меня к себе. Но это не важно, я не люблю, когда меня жалеют. Расскажи мне что-нибудь о нём, мама предпочитала этого не делать, а лишь всегда говорила, что я очень похож на него. Ненавижу…

— Не знаю, огорчу я тебя или обрадую, но ты на него не похож, — мужчина открыл альбом с самой первой страницы, где уже начинались фотографии. — У тебя есть черты, характерные для всей их семьи, но выражение лица у вас точно разное. Веришь ты или нет, но в детстве он часто улыбался.

Картонная страница перевернулась, открыв чёрно-белую фотографию двух детишек. * Один из них совершенно точно Хаширама, его искренняя улыбка не изменилась и спустя годы, а вот второй… Неужели этот милый ребенок — Мадара?

— Это он? — Обито бесцеремонно ткнул пальцем в снимок.

— Да, — грустно улыбнулся мужчина. — Иногда хочется, чтобы дети никогда не вырастали. Я бы сейчас много отдал, чтобы снова стать таким, как ты. Снова бегать по пляжам, исследовать пещеры… А как мы мечтали, что когда-нибудь доберёмся до маяка вплавь.

— А сейчас вы в ссоре? — мальчишка смутился от того, что лезет в чужую жизнь незнакомого мужчины, но, не узрев на смуглом лице и капли злости, всё же расслабился.

— Бывает, что он прикрикивает на меня, говорит, что я слишком ватный и добрый, что таким нельзя быть для всех, но я привык не обращать на это внимания, — Хаширама снова перевернул страницу альбома, и показался довольно тёплый семейный снимок. * Мужчина явно не хотел о нём много рассказывать, и тут же перелистнул дальше. — Там наша семья. Отец и двое младших братьев разбились в автокатастрофе… Это дело давнишнее. Сейчас у меня есть только один братишка, и тот со мной общается через раз. Нам даже пришлось разъехаться.

Мужчина вновь перевернул страницу. Пергаментная бумага прилипла к одному из снимков со светловолосым подростком в очках. Уголок бумаги оторвался, оставшись на глянцевом фото неприглядным коричневым пятном.

— Это кто? — Обито всмотрелся в холодное лицо и на мгновение даже подумал, что Мадара будет приятнее на внешность. От снимка веяло холодом из-за сурового взгляда, запечатлённого на нем. Стало неуютно. *

— Это Тобирама. Как раз про него я сейчас и говорил, — Хаширама попытался отчистить пятно, но выходило плохо. Тем временем, он мотнул головой на фото сверху, под которым детской рукой было выведено «Исследователи». * — Это мы как раз бегали по пещерам на пляже… Да что же такое? Возьми, да прилипни…

Сенджу бережно отогнул приклеенные уголки, на которых крепилась фотокарточка, но как только она оторвалась от картонки, то удивились, кажется, оба. Под снимком с братом Хаширамы оказалась вторая фотография. На ней был тёмноволосый парень с длинным хвостом, как будто позирующий на камеру. Его томный взгляд смотрел в объектив камеры, а руки пытались стянуть с себя толстовку, оголив красивый торс. Ширинка расстёгнута, штаны чуть приспущены. * Для кого он так снимался? Обито никогда бы не подумал, что так может выглядеть парнишка, скорее уж девушка.

— А это кто? — чуть с презрением спросил он, хотя, справедливости ради, нужно заметить, что мальчишка был симпатичный.

— А он что тут делает?.. — Хаширама оторвал и эту фотографию, после чего звучно захлопнул альбом. Он явно знал, кто там изображен, но смотрел так, как будто видел в первый раз. Мужчина то и дело переводил взгляд то на брата, то на мальчишку, после чего положил оба снимка на стол. — Это, Обито, своего рода яблоко раздора… Не пойму, как это фото тут оказалось… Я его сюда точно не мог вставить. Это долгая история…

— Мы никуда не торопимся, — мальчишка просиял улыбкой и уселся удобнее.