Обито поспешил убежать с кухни, вырвавшись из цепких рук матери. Представление получилось очень уж вульгарным. На его глазах произошла разительная перемена: из матери, женщины недалекой, но любимой, она превратилась в дешëвую проститутку, дающую советы зелëному, ничего не умеющему пацану. В этом не было ничего хорошего, а поскольку он действительно питал нежные чувства к однокласснице, сцена только усугубила ситуацию. Юноши часто возносят свою первую любовь на пьедестал, а если кто-то походя плюёт на идеал… Пусть даже собственная мать…

Женщина услышала удаляющиеся ножки сына, а после того, как хлопнула дверь в его комнате, снова рассмеялась, выронив стакан на пол и разбив его.

Уже подходя к дому, Мадара увидел в холле и столовой свет и тихо выругался. Опять он не слушается. Не может спокойно лежать в кровати, даже когда болеет. Насиделся на берегу, слушая романтичные звуки пенящегося прибоя, простудил горло, будь добр теперь обнимай одеяло и грелку.

— Из, это ты свет включил? — негромко крикнул Учиха, но слова тут же отразились от зеркального мраморного пола и эхом разлетелись по большому дому. — Братик, ты где?

Изуна вышел с кухни в тëплом махровом халате, а сверху на плечи ещё был накинут плед. Парень прижимал компресс у горла, голоса не было совсем, рот открывался беззвучно, но Изуна умудрялся улыбаться при этом.

— Ты опять за своё? Я же сказал лежать, — Мадара устало выдохнул и подошёл ближе, заботливо приподнял ладонью отросшую челку и приложился губами ко лбу. Горячий. — Почему ты никогда меня не слушаешь? Не забывал принимать лекарства? Я тебе утром всё положил на тумбу у кровати.

— Всё пил, — еле-слышно каким-то призрачным голосом смог вымолвить он в ответ. — Жаропонижающее закончилось, а ещё у меня уже спина болит второй день лежать.

— Иди в комнату, я сейчас переоденусь и всё принесу…

— Но я…

— Быстро, я сказал.

Мадара не злился, он элементарно не умел злиться на него, просто считал, что если он старше, пусть и всего на четыре года, то вполне может заменить братишке и мать, которой он никогда не видел, и отца, ныне покойного. Мать с отцом развелись, когда Изуне только исполнился год, а потом она, забрав старшего сына, в будущем пошедшего по еë стопам и ставшего алкоголиком, уехала в восточную часть Ирландии, кажется, в Белфаст, в то время, как они втроём с отцом остались в Голуэй, где и проживали до сих пор. Отец не был подарком, и жизнь с ним была далеко на сахарной.

***

Мадара вернулся с двухдневной школьной экскурсии по старой Ирландии, ему тогда было пятнадцать, Изуне одиннадцать. Младший бежал со всех ног и сразу же бросился к брату, что сидел на кухне, залез к нему на колени и обнял за шею.

— Я соскучился, — тихо прошептал он, воткнувшись в плечо. — Интересная экскурсия была?

— Очень, — Мадара всегда охотно отвечал на его объятия, он тоже скучал не меньше. Разумеется, он смолчал о том, что, будучи на овечьей ферме, они с другом отстали от основной группы и неумело лизались за сарайкой, но этого дома знать и не нужно было. — А ты чем занимался, пока меня не было?

— А мы с папкой разбирались на чердаке, знаешь, сколько я там интересного нашел? Хочешь покажу?

— Ну, пошли, покажешь.

Таджима сурово покосился на старшего сына, но ничего не сказал, решив, что он поговорит с ним позже.

Уже вечером, когда совсем стемнело, братья сидели в комнате Изуны на кровати, а из света был только тусклый ночник. Мадара разглядывал вещи, что младший притащил с чердака. То были какие-то антикварные игрушки, которые, по всей видимости, принадлежали ещё отцу. Парнишка ахнул и на миг задержал дыхание, когда ледяные ноги залезли к нему под футболку. Изуна при этом не смог сдержать звонкого смеха.

— Это чьи там лягушачьи лапки лезут ко мне, а? — подделав свой голос под ужасного монстра из-под кровати, Мадара сделал из рук воображаемые когтистые лапы и бросился на братишку со щекоткой. Тот как всегда буквально задыхался от восторга и хохотал так, что отец рявкнул из соседней комнаты, чтобы они вели себя потише.

Мальчишки, не сговариваясь, приложили по указательному пальцу к губам и продолжили смеяться бесшумно. Изуна тогда сильно удивил брата, задрав ночную рубашку до самого подбородка.

— Дара, а ты можешь мне ещё раз так сделать, как в прошлый раз? — хитро прищурился мальчишка.

— Сделать что?

— Мне понравилось, как ты мне языком животик щекочешь.

Мадара снова прижал палец к губам и шикнул на брата, заставив замолчать.

— Тихо ты! Отцу ты об этом не рассказывал?

— Нееет, — протянул Изуна и озадаченно посмотрел на Мадару. — Это нельзя рассказывать?

— Отцу лучше не стоит об этом говорить, — оправдывался старший, чувствуя, как к бледным щекам приливает кровь. За дверью как раз послышались тяжëлые шаги отца и судя по тому, как они отдалялись — он спускался на первый этаж.

— Ладно, я не скажу. А ты сегодня ляжешь со мной спать?

Мадара спрыгнул с кровати и, подбросив одеяло, быстро закатился под него. Изуна снова запищал от радости и тоже закопался в одеяле, поставив замерзшие ноги брату на бëдра. Тот же в свою очередь начал потирать их ладонью, пытаясь согреть. Младший накрылся одеялом с головой и активно дышал там, чтобы согреться быстрее. Мадара подпрыгнул лёжа, когда почувствовал маленькую ладошку, что дотронулась до его паха.

— Из, чëрт возьми, что ты делаешь? Так делать нельзя! — парень покрылся мурашками от этого невинного, казалось бы, прикосновения и откинул одеяло. Намагниченные волосы Изуны издали электрический треск и встали дыбом, а от следующего прикосновения обоих ударило током. Младший как обычно хихикал, не понимая на что брат разозлился.

— Что нельзя?

— То, что ты сделал. Мальчики так делать не должны, — от кого же прозвучала эта фраза? Уж не от того ли, кто обжимается с парнем в школьном коридоре? Плевать. Тут этого никто не знает. — Обещай, что больше так не сделаешь.

— Мне просто стало интересно, почему у тебя так, а у меня не так, — этот невинный детский голосок чуть успокоил. Никакого подтекста это прикосновение не несло. Малец элементарно не понимает, что он делает, просто это брат у него такой испорченный.

— У всех так, давай спать.

— Ладно, спокойной ночи, аники, — быстро согласился Изуна и прикрылся одеялом.

— Спокойной ночи, лисёнок.

***

Мадара поднялся в комнату к брату, а тот послушно лежал в кровати с градусником во рту. Пахло ароматическими свечками, окна наглухо задëрнуты, и только на тумбе горит лампа.

— Ну и сколько набежало? — Учиха кивнул на градусник, который как раз издал жалобный писк, говоря, что его уже можно вытащить.

— Почти тридцать восемь, — Изуна отложил градусник на тумбочку и сильнее замотался в тёплом пледе. — Было больше. Я принял таблетку.

— Я оставлю тебе воду. И вот ещё сироп и пастилки от горла. В аптеке сказали, что быстро помогают прорезать голос.

— Спасибо, — пролепетал он одними губами и жестом пригласил присесть рядом. — Сделай одолжение, погладь спинку, пожалуйста, а то чувствую, что там скоро пролежни будут.

Манипулятор. Но, что поделать, Мадара сам с детства приучил его таким быть, потому и пришлось в очередной раз согласиться. Так он просидел около получаса, нежно потирая узкую спину через ткань толстого пледа, а когда вышел из транса, то глянул на лицо брата. Веки опущены, длинные ресницы чуть подрагивают, рот приоткрыт.

— Эй, Из, — Учиха слегка потрепал его за плечо. — Спишь?

Нет ответа. Мадара наклонился, чтобы ещë раз потрогать губами лоб. Всё ещё тёплый, но, по всей видимости, жаропонижающее начинало действовать. Он убрал влажные волосы, что приклеились к потному лбу братишки, и погасил ночник.

— Спи, лисенок.

С утра пораньше раздалась пронзительная трель домашнего телефона, а когда Мадара взял трубку, то спросонья ещë подумал, что продолжает спать. Детский заплаканный голосок прокричал в динамик всего четыре слова, после чего связь оборвалась.