Изуна только постарался улыбнуться на это, приложил ладони к чужому лицу и потëр скулы большими пальцами. Ноги ещё крепче надавили на поясницу брата. В глазах Мадары проблескивала искорка, которая в момент могла стать пожаром, и вчерашнее повторилось бы. Стоило только помочь раздуть её. Как? Поцелуй в любимые губы, влажный умелый язык во рту, сильные руки стискивающие бока всё сильнее. Как же отец ошибался, называя старшего сына уродом и проституткой. Мадара вырос красивым мужчиной и всегда был сдержанным в плане любви, не демонстрировал её всем и каждому. Всегда говорил, что счастье любит тишину.

— Лисëнок… — простонал старший, когда наконец-таки пересилил себя и смог оторваться от поцелуя. Он уронил голову братишке на грудь и прислушался к бешено стучащему сердцу. Что же они опять делают? — Мне не нравится узнавать очень интимные подробности твоей личной жизни от третьих лиц. Это неправильно. Расскажи мне всё сам.

— И ты не злишься на меня? — скинув волосы на бок, Изуна стал играючи разминать широкую спину своими тонкими пальчиками. Лишь бы только был спокоен, а все остальное они переживут. — Прости. Я переспал с ним, но он меня не заставлял, я сам этого захотел. Это случилось вчера…

Мадара легко дотронулся губами до горячей кожи, прикрыл это место ладонью и глубоко вздохнул, даже как-то облегчëнно. Приятно услышать не ложь, и сразу же стало понятно вчерашнее поведение этих двоих за столом. Эти их переглядывания, страх, прячущийся где-то на глубине двух пар глаз, эти неловкие ужимки при прощании.

— Почему ты решил, что я буду на тебя злиться?

— Потому что ты считаешь, что он насильник и извращенец, — Изуна пожал плечами, что и заставило брата поднять голову, чтобы посмотреть, но парнишка тут же успокоил его, пригладив обеими руками взлохмаченные волосы. — Я не могу знать, передал тебе Хаширама это или нет, но тогда Тора не трогал меня. Целовал — да, тискал — да, но дальше дело не дошло. Я соврал тебе тогда, и вот столько лет жил с этим грузом.

— Смело… — вздохнул Мадара и просунул руки под спиной, стараясь прижаться как можно плотнее. — Выкинь из головы все эти отцовские замашки. Я — не он, а ты — не безвольная марионетка, которую можно шпынять лишь по взмаху руки. И я думаю, что Тобирама прав был, когда говорил, что ты хорошо разбираешься в людях, раз уж подпустил его к себе сейчас и не жалеешь. Да, я бы не хотел, чтобы ты всё повторял за мной, но это твоя жизнь. А ещё, — улыбнулся он и потëрся щекой о гладкую кожу. — Как мне кажется, я неплохо учусь у тебя.

— Учишься у меня? — вскинул брови Изуна и даже приподнял голову, чтобы быть уверенным, что эти слова произнёс именно его брат.

— Именно, — кивнул Учиха в ответ. — Ты каждый раз доказываешь мне, что не все в этой жизни подвластно силе. Некоторую информацию лучше добывать лаской. Вот даже сейчас, мы с тобой поговорили на неприятную тему, но всё прошло очень спокойно, и мы друг друга поняли. Помнишь, что сделал бы Таджима?

Они оба рассмеялись, представив перед глазами гневного отца с красным лицом и со вздувшимися венами на висках, по которым всегда из-за одышки текли струйки пота. Ни до чего хорошего его злость не довела.

— Я знаю, кто тебе всë рассказал, — Изуна пытался быть спокойным, но на самом деле его душили фантомные слёзы за такое предательство. Он, не прекращая, поглаживал брата по плечам и волосам.

— Не сердись на него, — и этот шёпот старшего брата чуть успокоил. — Я его чуть напугал. Он совсем не такой, как ты. Помнишь, что бы отец с тобой ни делал, ты не выдавал меня, всегда поддерживая теорию, что я «нормальный» — Мадара улыбнулся от этого слова, но так маленький Изуна всегда называл его, даже, когда не совсем понимал, что значит «ненормальный», — А он очень быстро сдался, правда, мне пришлось пообещать ему, что я не расскажу, что тебя сдал именно он. Прости…

— Ничего, — очень быстро ответил младший. — Не думаю, что он тебе до конца поверил, так что, вероятно, знал, на что шёл. Если он вдруг испугается со мной общаться после этого, то передай, что говорить правду нормально, — он ненадолго замолчал, тяжело вздохнул, вспоминая своё прошлое, а потом шутливо потрепал брата по макушке. — Да, пожалуй, бояться тоже нормально.

Мадара не ответил, только приложил палец к губам, а второй рукой указал на дверь. Братья замолчали, оба, не смея даже шумно вдохнуть, после чего почти сразу послышались удаляющиеся шаги детских босых ножек по паркету.

— Мне не нужно ничего говорить, — совсем тихо прошептал он и, напоследок прикоснувшись губами к груди, поднялся на ноги. — Он довольно смышлëный пацан, но прятаться абсолютно не умеет. Познакомь их с Тобирамой поближе, может, хоть он его научит. Дурное дело — не хитрое.

Изуна улыбнулся и потряс головой, он перекатился на бок и подпëр голову на локте, а согнутая в колене нога маняще качалась из стороны в сторону, то открывая все интересные места, то закрывая. Парень с прищуром следил, как брат подходит к шкафу, накидывает на плечи шëлковый халат, после чего направляется к двери.

— И что? — как обычно в своей манере фыркнул он, погладив себя по бедру. — Даже не доведëшь дело до конца?

Взявшись за ручку двери, Мадара повернулся в пол оборота и украдкой взглянул на брата, лежащего в вызывающей позе и ведущего себя столь развязано. Низ живота тягуче наполнялся тяжестью возбуждения. Правая сторона лица скрывалась за тяжëлой челкой, потому Изуне не довелось увидеть этот огонёк со смесью азарта и похоти, он только елозил зубами по нижней губе и улыбался, предвкушая желанную близость, нисколько не сомневаясь, что она будет. Парень задрал глаза кверху, когда брат подошёл ближе и встал рядом, словно большая тень, а затем издал наигранный стон, увидев, как шëлковая ткань скользнула вниз и свернулась на полу.

— Мой лисёнок опять решил меня соблазнить? — Мадара улыбнулся и, прогнувшись в спине, медленно заполз на братишку сверху, а ловкие руки Изуны уже шарили по его телу, вцеплялись в плечи, гладили торс, пытались ухватиться за резинку трусов, наконец залезли под неё, крепко сжав твёрдый член. — Что же ты со мной делаешь? Не знаю, как дело, но тебя точно доведу… Ты — мое наваждение и проклятие…

— Я — твой приз, вырванный из лап злодея, — томно прошептал Изуна на ухо, второй рукой приспустил с себя бельё, и прижался, выгнувшись в пояснице, чтобы наконец ощутить этот контакт кожа к коже. — Забирай.

Никогда ещё Мадара не делал всё настолько аккуратно, пытаясь не навредить и не испугать. И почему вчера было так легко? Может быть потому, что он не думал, причём совсем. А сейчас, когда отчётливо понимает, когда эти родные большие глазки смотрят на него, иногда жмурясь от проникающей боли, когда ноги давят на пояс, заставляя все делать быстрее, все это вкупе делает ситуацию страшной, но в то же время такой отчего-то нужной. Нужной и себе, и ему. Им нравится хранить тайны, это делает их ближе, хотя, казалось бы, уже некуда. Это придаёт их отношениям некую интимность и таинство, понятное лишь им двоим.

— Терпи, терпи… — пытался успокоить Мадара своим нежным шёпотом, иногда выдувая тонкую струйку воздуха братишке на лицо. — Чшшш… Только не кричи…

Изуна кивал и пытался расслабиться. Больше кричать он не собирался. Не хватало ещё мальчишке и это узнать.

— Да, алкоголь — хороший анестетик, — сдавленно проговорил он, сильнее впиваясь пальцами в спину брата и запрокидывая голову.

— Прости, — почти так же отвечал Мадара и облегчëнно выдохнул, когда вошёл до конца. — Это просто я дурак и лентяй, уже забыл, как это делается. А ты молодец, почти ни звука, я бы так не смог.

— Поцелуй меня, — перебил Изуна, схватившись за свисающие волосы, и сам притянул лицо брата ближе.

— Ты же мой недоласканный ребëнок… — успел прошептать Мадара в губы, прежде чем его любимый лисёнок действительно по-зверски вцепился и простонал прямо в рот, пытаясь тем самым заглушить свой крик.

Горячо. С особой страстью, с особым наслаждением теперь они делили не только один дом, одну судьбу и боль, но и одну постель. Этого никто не поймëт, да и знать об этом никому не нужно. Ещё пара минут, и Изуна еле сдерживается, чтобы не располосовать брату всю спину своими ногтями, ведь будет сложно объяснить тому же Хашираме, откуда это взялось, избегая при этом правды. Парень комкает хлопковую ткань простыни липкими ладонями, широко раскрытым ртом пытается снова найти губы, чтобы закричать уже от удовольствия. Да, это должно было случиться ещё давно, чтобы сейчас не было так мучительно тяжело это воспринимать, ведь если бы всё началось с ранней юности, то они бы уже давно привыкли друг к другу. И, чёрт возьми, как же больно было сейчас осознавать, что отец видел младшего сына насквозь, хоть поначалу и пытался беречь его от старшего, думая, что, хотя бы он сохранит рассудок. Но, с другой стороны, Изуна даже рассмеялся в голос над своими мыслями, что было бы неплохо, будь Таджима жив, отснять процесс на скрытую камеру, привязать отца к стулу и показывать ему эту запись со звуками снова и снова.