Он улыбнулся на последнем слове, но только от того, что знал, каким будет следующий вопрос, а может, его и добивался. Вполне успешно. Учиха рассмеялся, словно вспомнил давнюю шутку, снова повернулся, прижавшись спиной, и обнял одной рукой за шею.

— Как дурак?

— Ага, — пуще прыснул смехом Сенджу, но всë же стёр слёзы и решился на последний вопрос. Это будет финальной точкой в их тайнах. — Я вот с самого начала хотел задать тебе только один вопрос. Твой… Племянник отдал Изуне какую-то записку, но тот быстро порвал её, сказав, что это тайна. Я не решился спросить, что в ней было, но мне страсть, как интересно. Может быть, ты мне скажешь?

Мадара довольно хмыкнул и потянулся за бокалом вина, что стоял на бортике. Этот жест однозначно говорил о том, что он сейчас очень доволен собой.

— Записку? — с некоторым любопытством переспросил Учиха, хотя ясно было, что он понимает о чём речь.

— Да, на бумаге, изрисованной ручкой…

Снова тихий смешок. Пустой бокал вернулся на бортик. Мадара сложил на груди руки и прикрыл глаза, вспоминая тот день. Тогда мальчишка бесил его гораздо больше. Привык?

— Ничего себе, он её сохранил зачем-то.

Хаширама наклонил голову, настойчиво заглядывая в лицо, что сейчас довольно улыбалось.

— Так что там было?

— Помнишь, я говорил тебе, что у нас одна боль на всех, — разом помрачнев, продолжил Учиха. — Потому мы и вместе. Мальчишка убил мать, неаккуратно толкнул её, а она разбила висок об угол комода. Я узнал эту позу: в открытых глазах злость, руки до сих пор готовы ударить. Зная Эшли, я могу быть уверенным, что она сама виновата, и не справедливо обвинять его одного. Я написал мальчишке в записке, что знаю, что он сделал, и если он пойдёт со мной, то я буду молчать. Я бы и так молчал, но взял его с собой потому, что хотел уберечь от новых опасностей. А они с братом подружились… И всë пошло кувырком. С одной стороны — я переживаю за Изу, а с другой — не могу выгнать мальца. Я всегда на нервах, может, потому и не выдержало сердце…

— А я подумал, что, может быть, он твой сын, — как обычно по-дурацки развёл руками Хаширама, будто снова не слышал ужасных слов. Слышал, но умело фильтровал. Он же обещал вести себя, как обычно.

— Ну ты и дебил… — хмыкнул Мадара, отпустив ситуацию. Где-то его друг действительно умён. Быть умным — это вовремя прикинуться дураком. — За что ты мне такой встретился? Жил бы я без тебя спокойно… Так нет же.

— Я уверен, что сейчас ты передумаешь и наконец-то назовёшь меня умнейшим человеком на земле.

— Такого не будет, — рассмеялся Мадара, но друг не услышал его, продолжив свою пламенную речь, к которой, вероятно, долго готовился, раз уже говорил с таким придыханием, стараясь выдать всё, как можно скорее.

— Да ты послушай сначала, — наигранно надул он щёки, словно ребëнок. — Я тут, уж прости, проникся твоей проблемой…

— У меня нет проблем, — снова перебил Учиха, но тут же замолчал, когда чужая ладонь прикрыла рот.

— У тебя есть проблема. Ты не можешь усыновить мальчишку, — продолжил Хаширама, за что и получил укус в палец, но ладонь не убрал, хоть и шикнул от боли. — Потому у меня есть к тебе совершенно безумное предложение.

Мужчина выждал немного и убрал руку, после чего увидел заинтересованный взгляд. Хорошо. Наконец-то он слушает.

— Предлагай.

— Только, ради Бога, не вздумай отвечать сразу. Подумай очень хорошо. Я готов ждать столько, сколько нужно.

— Я тебя внимательно слушаю.

После озвученного, ещё одно воспоминание выстрелило из подсознания злобно шипящим фейерверком.

***

Пятнадцатилетний подросток в первый раз поступивший так неаккуратно, что позволил своему товарищу оставить собственническую метку на его бледной тонкой шее, вернулся домой, когда уже темнело. Мадара надеялся, что отец не заметит его прихода, и он быстро сможет прошмыгнуть к себе, а там уж придумает, как поступить с бардовой отметиной.

Не угадал. Отец стоял посреди гостиной и что-то пытался объяснять маленькому братишке, а тот болтал ногами, сидя на диване и не очень-то охотно слушал. Возможно, провинился в чем-то, а может, Таджима в очередной раз пытался научить младшего сына, что не надо поступать так, как его испорченный старший брат.

Мужчина подбежал так стремительно, что мальчишка не успел увернуться от тяжëлой руки. Отец потянул его за ухо в гостиную, видимо для того, чтобы устроить прилюдную казнь, а после чего швырнул его через всю комнату. Чтобы не повадно было.

Удивлëнный крик вырвался у мальчика и смолк, когда Мадара ударился о стену с такой силой, что онемело плечо. Собрав волю в кулак и больше не произнеся и слова, подросток плюхнулся на диван рядом с братом, но тот лишь сжал ладошками колени и скромно отодвинулся, помня наказание отца — держаться подальше.

Дверь с грохотом захлопнулась. Всё это не к добру.

— Ты мразь, Мадара, ты знаешь об этом? Ты знаешь, о чем я говорю. Ты всë понимаешь, паскуда, но всё равно делаешь по-своему.

— Пап, что…

…на этот раз? Но слова с губ так не сорвались. Мальчишка замер в ужасе, не сводя глаз с отца, что медленно подходил ближе с задумчивым, грустным, беспощадным лицом. Не хотелось ему видеть эту беспощадность, но она там была.

Мужчина рассеянно покусывал костяшки пальцев правой руки, одетый в брюки тëмно-синего цвета и расстëгнутую рубашку с пятном на манжете. Мадара даже это успел рассмотреть прежде чем рука опустилась и ударила его по лицу. Затылок тут же впечатался в спинку дивана. Отец засунул большие пальцы за ремень, смотрел на сына, а на лице читалось отстранëнное любопытство. Парень почувствовал, как из левого уголка нижней губы течет струйка тёплой крови.

— Я понимаю, что ты становишься взрослым. — Он подумал, что отец скажет что-то ещё, но тот пока решил этим ограничиться.

— Пап, я не понимаю, о чём ты? — спросил Мадара тихим дрожащим голосом.

— Если ты соврëшь мне, я изобью тебя до полусмерти, — предупредил отец, и подросток с ужасом осознал, что смотрит он не на него, а на Изуну, который уже готов был зареветь в голос от страха.

— Я не буду врать, — сухо согласился мальчишка, после чего отец расплылся у него перед глазами, потому что потекли слёзы.

— Ты трахался с парнем?

Сердце Мадары бухнулось вниз, взгляд снова коснулся напуганного до жути брата. Только не слушай это, лисëнок.

— Я просто гуляю с ним… Он мой друг…

Шлëп! Ладонь, жёсткая от мозолей, вновь прошлась по лицу. Мальчик вскрикнул от боли. Выражение лица Таджимы пугало не на шутку. Он не смотрел на старшего сына, и это тоже пугало, возможно, даже больше. Что-то было не так. Уж не собрался ли он в самом деле убить.

— Отвечай мне! Что ты позволял ему с тобой делать?

— Делать? Что? — Он понимал, но сидящий рядом братишка заставлял включать дурачка. Всё, что угодно, только бы это не коснулось его детских ушек.

— Снимай штаны.

Его замешательство нарастало. Что же делать? Сидящий рядом Изуна всхлипнул и прикрыл лицо ладошками.

— Что… Зачем?

Рука отца поднялась, мальчишка отпрянул, но удара не последовало. Лишь напугал.

— Снимай их! Давай проверим, делал ты это или нет. Кого ты тут стесняешься? Тут все свои, правда, Изу?

Но тот замотал головой и разревелся. Что он должен был ответить? Попросить старшего брата подчиниться отцу и его бредовым идеям. Нет. Он вообще ещё слишком мал, чтобы всё это понимать.

— Пап, я не делал этого, — неуверенно соврал Мадара, чуть покраснев. — Не буду я ничего снимать. Успокойся…

Рука Таджимы опустилась, но теперь не отвесила оплеуху, а схватила. Сжала плечо с такой силой, что мальчишка закричал. Мужчина поднял сына и впервые заглянул в его глаза, в которых стоял неподдельный ужас и стыд за то, что сейчас может произойти. Кто-то разбавил в его отце человечность, а всему виной был тот злосчастный звонок от учителя. Разгневанный отец снова отбросил сына. Тот ударился об журнальный столик, перелетел через него и с криком распластался на полу. Мадара перекатился на спину. Таджима шёл к нему. Мальчишка тщетно пытался ползти от него на заднице, волосы падали на глаза, жутко саднило левый локоть, кажется, что из него сочилась кровь.