Хосок покорно кивает и, в последний раз взглянув на Хёнвона, поправляет на плечах халат и вылетает за дверь. Он не может поверить в то, что сейчас произошло, смотрит мутным взглядом через стекло и складывает в молитвенном жесте руки, надеясь на то, что у любимого мальчишки все будет хорошо. И когда подоспевший врач снова ставит капельницу с неизвестны ему раствором, Хёнвон дергается, и Хосок дергается вместе с ним.
Чья-то рука трогает за плечо и напористо пытается развернуть лицом.
— Вот и встретились снова, — невесело хмыкает Чангюн и нагло заглядывает в глаза. — Говоришь, что я во всем виноват? Кто ты такой или кого из себя строишь? Решил, что все можно?
Хосок не торопится ответить, набирает полную грудь воздуха и медленно его выдыхает. Он прекрасно понимает, что не время и не место все выяснить, однако скидывает с плеча чужую руку и бросает халат на первый попавшийся стул.
— Давай без дураков, — сдержанно отвечает он. — Ты знаешь, кто я такой.
— Да! — резко перебивает его Чангюн и машинально встает в позу защиты. — Я знаю, кто ты такой. Ты наглый, самовлюбленный, эгоистичный ублюдок, который любит только себя! Плевать ты хотел на всех остальных!
Потирая переносицу и вздернутые в изумлении брови, Хосок пытается дышать ровно и легко проглатывает слова парнишки. Косится на его левую руку, замечая там свою дорогую вещицу.
— Именно поэтому ты до сих пор носишь мои часы? — кивает он и даже пробует улыбнуться. — Уверен, что ты уже знаешь, что они мои. Я даже знаю, кто тебе об этом рассказал.
— Да неужели?!
Мужчина жмет плечами. Попытка скрыться абсолютно смешная.
— Ты забываешь, какой шлейф за тобой тянется? — спокойно продолжает он. — Я могу тебе напомнить. А еще, я бы на твоем месте не все докладывал Кихёну. Не забывай, что тот, кто рассказывает тебе обо мне, рассказывает мне о тебе.
Злость засела в глотке. Вот тогда все и случилось. Чангюн видит, как поднимается его рука. Видит, как задирается рукав кофты, а под ним показывается браслет от часов. Видит его мягкий блеск. Его собственный кулак кажется чужим — какая-то странная штуковина, прикрепленная к руке. Кулак ударяет по губам Хосока, отчего их заметно кривит набок. Мерзкое ощущение — ударить незнакомого человека. Но выбора нет. Да и удовлетворения нет никакого. Под губами почувствовались твердо стиснутые зубы, которые все равно умудрились оцарапать костяшки пальцев.
Хосок делает шаг назад, задевает рукой непонятный, но, судя по звуку, очень увесистый предмет, который тут же валится на пол. Ваза, стоящая на полу, с грохотом рассыпается.
Элен вскрикивает, но буквально подлетевший к ней Кихён быстро прижимает к себе, тем самым прося не вмешиваться.
Все замирают, наблюдая за дальнейшими действиями, но мужчины лишь смотрят друг на друга и тяжело дышат.
— Вот это ты можешь, Гюн-и, вот этому ты научился, — наконец с вызовом выкрикивает Хосок. Его разбитые в кровь губы кривятся в усмешке. — Меня отчего-то это совершенно не удивляет. Ты это делаешь вместо того, чтобы извиниться?
Чангюн сам дергается вперед, и Хосок тут же ударяет его по шее, совершенно не желая делать этого изначально. Все выходит чисто механически. Удар оказывается неуклюжим, несильным, скользящим, но Чангюн его не ожидал. Горло взрывается болью. Проглотить собственную слюну становится тяжело. Голова запрокидывается назад, и он падает на одно колено. Ему хочется смеяться совершенно диким смехом, но смеха нет. Из саднящего горла вырывается лишь слабый стон.
Хосок с окровавленными губами и звериным оскалом делает шаг навстречу к Чангюну, который так и стоит на одном колене, и со всей силы пинает его по почкам. Боль яркой вспышкой пронзает бок. Чангюн упирается кулаками в пол, чтобы не растянуться на животе.
— Вот куда ты лезешь, когда прекрасно понимаешь, что не справишься? — кричит Хосок в горячечном возбуждении. Он пинает мальчишку еще раз, снова целясь по почкам, но промахивается и попадает в левую ягодицу. Чангюн вскрикивает от боли и на этот раз все же растягивается на белом кафеле, ударившись подбородком и прикусив язык.
— Вот! — снова выкрикивает Хосок. — Что-то я припозднился. Надо было отвесить тебе пинка гораздо раньше. Это волшебное средство для всех. Многие после хороших пиздюлей начинают хоть что-то понимать.
Чангюн неуклюже перекатывается набок и садится. Хосок пытается пнуть его снова, но Чангюн хватает его за ногу двумя руками. Хватает крепко, как мяч для регби, и со всей силы отталкивает от себя.
Хосок с ревом отлетает назад, размахивая руками, чтобы не потерять равновесие. И когда он все же падает на пол, сестра бросается к нему, игнорируя то, что Кихён пытается удержать ее за рукав пальто.
— Стой! — но этот отчаянный крик тонет в звонкой пощечине, которая, кажется, прочищает мозги всем без исключения. — Не трогай! Он же псих!
Но Хосок сидит неподвижно на коленях, смотря стеклянными глазами перед собой. Его слегка разбитые руки в тонких ладонях Элен уже не выглядят устрашающим орудием. Чангюн отползает назад, и Кихён хватает его за плечи, прижимая к себе так крепко, как только может.
Очередная пощечина звучно режет наступившую тишину. Вторая. Третья. Плечи Хосока опускаются, и он падает в объятья хрупкой девушки. Оба парня рядом облегченно выдыхают.
— Сколько еще тебе нужно повторять, что не стоит быть таким? — ласково шепчет Элен и гладит брата по растрепанным волосам. — Ты должен бороться с этим. Ты же помнишь, как кончил тот, кто делал так же.
Она незаметно машет рукой за спиной, прося уйти. Момент действительно интимный, и Кихён это понимает. Сколько ему самому приходилось так делать, он и сосчитать не может. Потому он поднимает Чангюна с пола и тащит к выходу, что-то шепча на ходу.
Хосок покидает коридоры больницы, вдруг ставшие невыносимо душными и узкими, давящими на сознание. В каком-то странном полусне садится в машину к сестре. Не помнит, как доезжает до дома. Не помнит, как проходит по знакомой тропинке, как поднимается на крыльцо и открывает дверь ключом; как оказывается в большой спальне.
Чувствует себя, только сидя в ванной, под холодными струями воды, стучащими прямо по спине. Мокрая одежда мерзко липнет к телу, кофта, штаны, носки — все становится тяжелым, словно набухает от воды, и давит на него, сжимает холодными объятиями. Тело трясет от холода. Свет в ванной не горит, в доме царит полнейшая тишина, и холодная морось душа, разбиваясь об кафель, звучит как-то особенно зловеще.
Хосок ударяет себя по лицу ладонями так, что кожу начинает печь, вжимается носом в согнутые колени. Думает только об одном — таблетки нужно было принимать вовремя. После трагедии моральное здоровье совсем сдает. Ему бы только поговорить с любимым мальчишкой. И он знает теперь, что тот все слышит, только отчего-то не хочет отвечать. Или не может? Или он просто себя накручивает.
Каждого встреченного после ужасных событий человека он бы с радостью изувечил или убил. Кипятком в лицо, карандашом в глаз… Проводом на шею. Лицом об стеклянную дверь. Ножницами в горло. Канцелярским ножом в живот.
В голове рождаются один за другим подручные способы причинить кому-то вред. Увидеть ужас в глазах напротив еще раз. Чужой страх будоражит его сегодня, заставляет вспомнить то, что было уже много лет назад, почувствовать себя кем-то значимым, не ничтожным уродцем, забитым отцом в угол собственной прихожей… Человеком, имеющим власть над другим человеком, пусть и через страх.
Но он ведь не пытался действительно убить Чангюна… Он просто попался под горячую руку. Элен… Если бы не она, то, возможно, все было бы по-другому. Сколько власти у этой девушки над тем, чье сознание с детства покалечено.
Всплывает в памяти услышанная когда-то фраза из криминальной хроники, которую отец любил смотреть перед сном. «В сущности, все мы однажды мечтали убить кого-то. Но убийцей становится тот, кто свои фантазии воплотил в реальность».
Хосок совсем не хочет увидеть свое лицо на экранах телевизоров. Не хочет быть персонажем из той ночной хроники. Ни убийцей, ни трупом в мешке. Тела, завернутые в черные блестящие пакеты, похожие на мусорные, ужасают. Они отвратительные, грязные, извращающие само представление о жизни. Набитые мясом мешки, держащие свой путь к мяснику-патологоанатому. Он хочет жить… И очень хочет, чтобы приступы агрессии не повторялись на пустом месте.
