— Они тебе понравились? — пытается улыбнуться Хёнвон и присаживается рядом.
— Вообще, выглядит довольно солидно, — восхищается тот с набитым ртом, а золотой браслет издаёт лязгающие звуки при каждом встряхивании.
Неужели это всё происходит на самом деле? Может, это чёртов сон? Может, он на самом деле так крепко уснул в горячей ванной, что до сих пор не может проснуться? Хёнвон незаметно щиплет себя за ногу. Больно.
— Хочешь, забирай себе, — не веря тому, что говорит, Хёнвон стыдливо краснеет и отворачивается в сторону бара, который всегда был пустым. Сейчас бы не помешала убийственная порция алкоголя. А лучше — смертельная. — Правда, не жалко. Если нравится, то носи.
Чангюн на радостях бросает вилку, тянется, чтобы обнять, но тут его пальцы едва касаются мягкой ткани халата. Приходится снова сесть ровно. Полностью из равновесия выводят капли воды, сбегающие по шее с волос. В штанах становится тесно. Парень закидывает ногу на ногу и сжимается. Только не здесь и не сейчас.
— Спасибо за подарок, — через силу улыбается он. — Может, тогда вместе в магазин сходим, раз уж у тебя времени не хватило?
— А у нас ещё остались на это деньги?
Чангюн хитро щурится и стукает себя по карману.
— Кое-что осталось. Не бойся, последние штаны продавать не пойдём. Тем более, что в твои никто не влезет.
Хёнвон искренне надеется, что как-нибудь он заберёт эти часы, а Чангюну скажет, что сломались или потерялись. Нужно ещё придумать, что сказать Хосоку, ведь тот наверняка уже хватился пропажи, только вернуться не решился. За что ему огромное спасибо.
Хрупкий мир едва не покачнулся, но устоял. По крайней мере, пока. Хёнвон насмешливо зажимает голову приятеля рукой, теребит волосы и уходит в комнату, чтобы одеться.
========== 2. Middle of the night ==========
Не имея в воскресенье живого будильника и причин вставать, Чангюн просыпается около обеда, сонными глазами осматривает полки холодильника и, к своему ужасу, понимает, что нет ничего готового. Продуктов много, есть даже почти готовые завтраки, но готовка — это совсем не его. Поэтому, набрав номер друга, который и без того его часто выручает, Чангюн терпеливо ждёт такого же сонного голоса. Непривычно хрипловатый голос обещает, что будет ждать в любимом кафе примерно через час.
Парни встречаются у парковки, хотя оба пришли пешком. Это было странно. Чангюн не помнил, чтобы его не самый бедный приятель передвигался пешком по городу. Иногда складывалось впечатление, что дорогущий немец с кольцами на решётке радиатора — его самый лучший и незаменимый товарищ. По чуть припухшему лицу и едва уловимому запаху перегара парень понимает, что Кихён вчера, судя по всему, неплохо отдохнул.
— Извини, что разбудил, — Чангюн чуть отворачивается, чтобы улыбнуться в собственный кулак. — Вижу, что вчера было довольно весело.
Кихён по привычке дует щёки, но и не думает ничего скрывать. Иногда он думает, что его непьющий приятель ему просто завидует.
— Ничего страшного, — отвечает он и указывает на двери кафе, намекая, что пора пройти внутрь. — Думаю, что ты вовремя, потому что, если я сейчас что-нибудь не съем, то, вероятнее всего, упаду в голодный обморок.
Пройдя за столик в дальнем углу зала, где было довольно темно, парни делают заказ, и молоденькая официантка быстро убегает, оставляя их наедине.
— Ты прости, если снова навязываюсь тебе и твоему кошельку, — извиняется Чангюн и отпивает принесённый сок. — У меня плохо с готовкой. Ты же знаешь, что мой сосед по квартире на выходных дома не ночует.
Кихён усмехается так по-лисьи, смотрит на своего приятеля и никак не может понять, что тот нашёл в своём, так называемом, соседе. Никогда его не показывает, только рассказывает, какой он идеальный. Парень не верит в такие рассказы, он прекрасно знает, что идеальных людей не бывает. Он сам циник, а потому переубедить его сложно. Взгляд упирается в блестящий циферблат, наполовину выглядывающий из-под рукава обтягивающего гольфа. Кихёну не нужно объяснять, сколько стоит такая вещь.
— Смотрю, у тебя появилась дорогая игрушка, — указывает он на правую руку Чангюна. — Неужели ты плюнул на гордость и нашёл себе папика?
Чангюн прячет часы под рукав, натягивая его по самую ладонь, неуверенным жестом зачёсывает назад длинную чёлку и делает ещё один глоток, так как в горле пересыхает от волнения.
— Это Хёнвон мне отдал.
Сложив руки в замок, Кихён с довольным видом пристраивает на них подбородок. Прищуренные глаза жадно изучают смущённого парнишку с едва проступившим румянцем на щеках.
— А ты не говорил, что он богат, — сладко протягивает он, облизывая уголок пересохших губ. — Надо же, у него полно денег, а ты ко мне бегаешь. Нехорошо, Чангюна.
— Он не богат, — возмущается парень, недовольно разводя ладонями. — Это всего лишь подделка, но выглядит здорово.
— С чего бы ему тебе что-то дарить? — не перестает подначивать Кихён и даже, для верности, находит ногу приятеля под столом и слегка толкает её носком туфли. — Ты наконец-то уломал его на целую ночь безудержного секса?
Каждый раз, глядя на ехидную улыбку Кихёна, Чангюн выходит из себя. Ему не нравятся эти постоянные тычки и иногда он жалеет, что всё рассказал, желая просто хоть с кем-то поделиться своей бедой. Парень со злостью стукает кулаками по столу.
— Я не собираюсь ему в этом признаваться, — выкрикивает он чересчур громко и даже не замечает стушевавшуюся официантку, пытающуюся поставить заказ. — Это игрушку я нашёл вчера на диване.
Деликатно перехватив запястье крикливого друга, Кихён кивает девушке в попытке извиниться, а та улыбается и, оставив тарелки, спешно удаляется.
— Можно взглянуть? — указывает он взглядом на свою руку, которой прикрыл золотой браслет.
Чангюн недовольно кряхтит и фыркает, но сдается под напором всё той же ненавистной ему улыбки. Браслет тихонько звякает, когда оказывается в чужих руках, а внимательный взгляд уже изучает блестящий циферблат с камешками вместо цифр. Солнечный зайчик, отражённый от стёклышка, пробегает по лицу Кихёна, и тот жмурится, но всё ещё не спешит отдать вещь назад.
— Ну же, Кихён, — ворчит Чангюн. — Скажи, что ему это тоже подарил папик.
А Кихён именно это и хочет сказать, только ему не позволяет это сделать гравировка на задней крышке этих часов, которую приятель то ли не заметил, то ли сознательно игнорировал. Витиеватым шрифтом переплетены всего две буквы «LH», и они говорят Кихёну настолько много, что ком встаёт поперёк горла.
— Не все же такие, как ты, — вместо всего отвечает Кихён и отдает часы обратно. Чангюн же быстро застегивает их на своём запястье. — Почему ты не допускаешь мысли, что это могла быть богатая женщина?
— Он никогда не говорил, что его девушка настолько богата, — Чангюн сначала улыбается на эти слова и даже начинает ковыряться в тарелке, но потом, словно что-то осознаёт и откладывает вилку в сторону. Шея покрывается мурашками, а взгляд приковывается к бегущей стрелке. — Подожди. Так ты считаешь, что это оригинал?
Кихён давится очередным глотком. Это все туманная после пьянки голова не даёт ему нормально соображать. Он примерно прикидывает, какие последствия его ждут, если он сейчас скажет правду.
— Разве я такое сказал? — глупо оправдывается он с набитым ртом. — Я просто попросил тебя не грести всех под одну гребёнку.
— Ладно, — отмахивается Чангюн, поправляет рукав, чтобы скрыть часы, и опять копается в тарелке. — Я тебя позвал не только для того, чтобы поесть.
— Могу догадываться, зачем ещё.
Чангюну почти не стыдно просить у него денег в долг. Он прекрасно помнит с самой первой встречи, что тот живёт безбедно. Но сейчас парень отчего-то мнётся, прячет взгляд и начинает жевать быстрее, когда видит подходящую девушку с заказанными блюдами.
— Дашь денег в долг? — пытается он сделать свой голос непринуждённым, когда они остаются снова вдвоём. — У меня нарисовались непредвиденные расходы, а Хёнвона я больше не могу спрашивать. Я и так его уже порядочно разорил своими прогулами в универе.