— Тоже?! — не сдерживая гнева, Элен срывается на крик и вскакивает на ноги, наверное, впервые чувствуя себя выше и сильнее старшего брата. — Нет такого чувства «тоже», братик. Почему ты такой упёртый?
Растерянно потирая шею, Хосок отворачивается от пристального взгляда. Злого и уничижительного, каким всегда смотрел на него отец. Он вглядывается в серую улицу, налипающий мокрый снег на окнах, и содрогается, нехотя вспоминая прошлое.
— Я часто говорил отцу, что люблю его, даже несмотря на то, что он со мной делал, — Хосок замолкает, переводит взгляд на сестру, прося её не истерить и сесть на место, и та молча подчиняется. — А потом… Тебе рассказать, что должно было произойти, если бы я не успел?
— Я знаю, что он хотел сделать! — твёрдо кивает она, ничуть не страшась того, чьё тело давно разложилось в земле. — Мне было не пять лет. Ты ведь понимаешь, что Хёнвон не такой, как наш отец, он не сделал тебе ровно ничего плохого.
Хосок щурится, разводит руками и не сразу соображает, как ему ответить, чтобы не обидеть. Всё он прекрасно понимает. Вот ещё бы гордость голову не жала.
— Да что с тобой происходит? — склоняет он голову, пытаясь заглянуть в глаза сестре. — Зачем ты мне всё это высказываешь, будто я ничего не понимающий мальчишка? Я виноват — это бесспорно. А потому, тебе не приходило в голову, что я ему больше не нужен? Если бы был нужен, то он попробовал бы со мной связаться.
В порыве плохо сдерживаемой агрессии рука девушки срывается сама собой и звонко прикладывается брату по щеке. После щелчка наступает тишина, и в пространстве повисает что-то гнетущее. Хосок тяжело дышит и не решается даже схватиться за место удара, лишь отворачивается.
— Я поражаюсь на тебя! — сорванным, чуть дрожащим голосом вскрикивает девушка и ждёт, пока брат удостоит её взглядом. — Ты великий слепой?! Я вижусь с ним исключительно по работе, но я вижу, как он относится к своему другу, я вижу, как иногда тяжело даются ему эти танцы. Он даже со мной чувствует себя свободнее.
— Не понимаю, при чём тут это?
— При том, что он боится, но верен тебе, — пытается выговаривать она каждое слово, всё ближе склоняясь к чужому лицу. — То, с какой любовью он произносит твоё имя. Хосок, я мечтаю, чтобы рядом со мной появился такой человек.
— Бога ради, Элли…
Смущение и стыд в голосе брата. Но она решительно не хочет его слушать, подрывается с места и снова выходит в холл. Не обращая внимание на неразборчивое бурчание, находит оставленный в кармане пальто телефон и, снова переступив через кота, возвращается на кухню.
— Я здесь не только для того, чтобы в очередной раз вправить тебе мозги, — жёстко обрывает она бормотание брата, а в голосе слышатся те знакомые нотки, присущие их отцу. — Помнишь ли ты про восточный ветер? Ну, из той самой сказки… Возможно, это просто моя паранойя, но…
Хосок жестом прерывает её и устало прячет лицо в ладонях. Девочка из сказки, которая любую проблему приплетает к несуществующим персонажам со страниц пыльных книжек.
— Восточный ветер — страшная сила, выискивающая слабых и сдувающая их с Земли, — бубнит он тихо и клонит голову.
Элен удовлетворённо кивает и двигает телефон под самый нос брату.
— А вот это, — нервозно стукает она длинными ногтями по экрану телефона. — Это мне пришло сегодня утром. Меня это тревожит. Дозвониться ему невозможно, поэтому я и приехала к тебе. Найди его, пожалуйста, ты же можешь. Скажи мне, что с ним всё в порядке. Я всегда была на твоей стороне, но признай, что в этот раз ты неправ. Я не верю, что твоё сердце сейчас спокойно, ведь ты не каменный… Я знаю…
Элен резко замолкает. Терпеливо ждёт, пока Хосок всматривается в невнятное сообщение. Несколько ужасно долгих минут, тянущих на вечность в данной ситуации. Он делает большой глоток остывшего чая, отодвигает от себя кружку и роняет голову на стол. Снова тишина, но девушка не пытается её нарушить.
Хосок сжимает пальцами волосы на затылке, оттягивает их до боли и сжимает кулаки. Тупое бессилие и страх. Он не верит в сказки, как и не верит в их счастливый финал. Их придумали трусы, пытающиеся сбежать от реальных проблем, рисующие себе идеальную жизнь, пихая в несложный сюжет устоявшиеся нормы и морали.
— Я люблю его, Элли, — слышится тихо и приглушённо, почти виновато.
Такой исход девушку полностью удовлетворяет и, пусть немного, но успокаивает и вселяет уверенность. Она подходит сзади и кладёт руки брату на плечи.
— А теперь наберись смелости ему это сказать, пока не случилось нечто непоправимое. Он тебя не предаст.
========== 12. Happy to die ==========
Когда открыт мой рот
В нем гаснет топливо времен
Я знаю день, когда умрет мое тело
И закончится сон…
Чангюн проходит мимо сидящего на стуле Хёнвона, мельком треплет его по светлым волосам, начинающим терять свой яркий цвет. Хёнвон настолько серьёзен, что поговорить с ним — не такая уж простая задача. Кажется, что он всё время думает о чём-то, а взгляд пепельно-грустный. Его телефон всегда выключен, лежит бесполезным грузом на обувной полке, куда был брошен пару дней назад, когда парень вернулся домой с признаками очевидного алкогольного отравления.
Большие ожидания, с которых они начинали, свелись к тишине квартиры, куда они приходили после работы и подолгу молчали. Хёнвон пытался поесть, но всё заканчивалось тем, что Чангюн забирал его тарелку с размазанным по краям ужином, который был приправлен слезами. Он старался показать, что не видит этого, отворачивался к мойке или к окну, начиная бормотать о какой-то ерунде, чтобы в собственном голосе утонул очередной всхлип. Чтобы не было неловко.
— Уверен, что не хочешь со мной поговорить? — делает очередную попытку Чангюн, но в этот раз даже не видит, как Хёнвон качает головой.
Тот просто встаёт со стула и идёт в гостиную. Чангюн трёт рукавом нос и мысленно корит себя за то, что до сих пор трусит начать откровенный разговор. Он обещал, но тогда не понимал, насколько это сложно. Ему обо всём известно и без рассказа Хёнвона, но сказать об этом ещё сложнее. Ситуация может усугубиться. Это уже не тупик, это конец пути.
В последние два дня он только и делает, что думает и думает, даже иногда просыпается ночью, потому что к горлу подступает вполне реальная тошнота от кружащихся мыслей. Чангюн ставит греться чайник и высыпает из бумажного пакета на тарелку несколько последних печений, на случай, если Хёнвону вдруг захочется разделить с ним вечерний чай. Устроившись за столом со своей большой керамической кружкой, парень смотрит в гостиную через открытую дверь.
Хёнвон сидит на диване, поджав ноги к груди. На худых ногах висят джинсы, а с плеча сползает слишком большой для него свитер фиолетового цвета. В руке парень держит начатую бутылку виски, которую ещё утром спрятал за диваном. Чангюн нашёл её, даже не искав, но промолчал. Слёзы, угрожавшие пролиться с самого утра, теперь хлынули ручьём, и он заплакал впервые за долгое время, низко склонившись над паром из чашки. Плакал беззвучно, стараясь не выдать себя даже прерывистым дыханием. Чангюн не думал никогда, что можно так серьёзно переживать разрыв отношений. Наверняка, они были для Хёнвона чем-то большим, чем просто постель, чем-то значительным, раз он до сих пор не снимает с пальца маленькое украшение, о котором ему рассказал по секрету тот же Кихён.
Вылив остатки чая в раковину, Чангюн теребит золотой браслет часов и, озлобленно сцепив зубы, подставляет циферблат под мощную струю воды. Он знает, что это им не навредит, но смотреть, как вода пенится и разбивается о стёклышко, доставляет какое-то садистское удовольствие. Парень споласкивает чашку и уже представляет, как вместо чая на её донышко сейчас упадёт карамельный виски, который он с удовольствием разделит с Хёнвоном, чтобы тот снова не свалился посреди коридора от огромной дозы.
Хёнвон некрепко сжимает пальцами телефон и упорно слушает длинные гудки в динамике.
— Упёртый баран, — бормочет он и кладёт телефон на диван.
