Придавив своим весом щуплое тельце, мужчина тут же набрасывает ремень на шею, делая из него петлю. Одна рука тянет вверх, вторая держит удавку у тонкой шеи.

— Не хочешь раздеваться сама, так придётся тебя заставить, — натужно выдавливает он из себя слова, готовый уже сам упасть в обморок от недостатка кислорода, но всё же ему хватает сил порвать шорты дочери, а вместе с ними и оторвать клочок майки. — Сучке нравится смотреть на непристойности, так я покажу тебе, как заниматься это правильно. Не так, как это делает он. Хочешь бесплатный урок, девочка из сказки? Так он тебя называет?

Девчонка обессиленно мотает головой, её шея напрягается, на висках вздуваются вены. Руки её зажаты коленями, а бёдра ломит от веса отца.

— Я не слышу твоего согласия, — с усмешкой продолжает мужчина, начиная расстёгивать свою ширинку. — Тебе как больше нравится, а, малышка? Расскажи, как твой братик это делает. Он ведь с тобой делится этим? Насколько глубоко у вас всё это зашло?

Мужчина смеётся от своего же каламбура, выдыхая отравленный алкоголем воздух в лицо дочери. Но тут же замолкает, когда видит, что испуганный взгляд её обращен не на него, а на что-то позади.

Снова этот звук в голове, как от карандашницы, только боли от него гораздо больше, в глазах резко темнеет, а лёгкие издают прощальный свист. Больше одышка их мучить не будет.

Лиен зажмуривается, когда по глазам ударяет кровь отца, хлынувшая черной липкой струей из его виска, но успевает разглядеть, как быстро глаза его стекленеют, после чего мужчина обрушивается сверху, вырвав из лёгких дочери остатки воздуха.

— Ты как? — старший брат тут же спихивает мёртвое тело ногой, дав возможность сестре дышать. В руке он крепко сжимает клюшку для гольфа с окровавленным концом.

Лиен истошно прокашливается, скидывая с шеи удавку, и потирает затёкшие кисти рук. Она не боится даже сейчас, вероятно потому, что устала бояться.

— Ты убил его? — сипло пытается спросить она, хотя ответ очевиден, но брат молчит. — Не молчи. Что с ним?

Наступает тишина, только с кухни доносится противное тиканье настенных часов, которые впоследствии будут выкинуты и предварительно разбиты.

— Нужно столкнуть его с лестницы, — холодно выдает парень, отбрасывая в сторону орудие убийства. — Так мы сделаем видимость, что он напился и упал сам…

— Ты что такое говоришь?! — кричит Лиен, слыша этот бесстрастный тон, и бросается к отцу. Пульса нет, глаза того остаются открытыми, а руки до сих пор сжаты в кулаки, которые только что жадно ходили по её юному телу. — Ты действительно убил его…

Парень присаживается на колени рядом с сестрой и одной рукой обнимает её за плечи, а второй прижимает голову к груди. Начиная с этого дня, ни они, ни мать ни разу не проронили и слезинки по умершему отцу.

— Я защищал тебя. Я всегда буду защищать тех, кого люблю, чего бы мне это ни стоило, — ласково отвечает парнишка, а голос его даже не дрожит. — Прости, что так поздно, но он запер меня в комнате…

— Давай сделаем это… — перебивает его Лиен и заглядывает в глаза. — Скинем его с лестницы…

***

Мужчина заезжает парой колес на высокий бордюр, после чего Элен тут же выбирается наружу, приподняв высокий ворот пальто. Резкий порыв ветра невольно заставляет её поморщиться. После прогретого салона пронизывающий ветер с мокрым снегом кажется ледяным, и ей приходится прищуриться, чтобы на глаза не навернулись слёзы.

Элен нервничает на пороге дома, ожидая, когда ей откроют дверь. Она то и дело пытается смахнуть налипший снег с ботинок и волос, когда наконец на пороге показывается мужчина в широких домашних штанах и какой-то совершенно растянутой кофте.

— Ты дашь мне сейчас войти и выслушаешь меня без лишних вопросов.

Мужчина только непонимающе хлопает ресницами и прикладывает ладонь к щеке, не понимая, то ли он спит, то ли уже нет.

— Чего сделаю? — лениво вскидывает он брови, ожидая услышать, что это была шутка, но Элен кажется невозмутимой. Впрочем, как всегда. Мужчина тяжело вздыхает, закатив глаза. — Элли, я так хорошо дремал под пледом.

— Я бы тоже сейчас завалилась под тёплый бочок, однако вынуждена была ехать к тебе, — тихо возмущается она, загоняя упрямца с холодной улицы обратно в дом, однако мужчина ещё пробует сопротивляться. — Пусти меня в дом, братец, хватит уже бояться, что нас увидят вместе.

Он зябко ёжится от очередного ветра в лицо и обнимает себя за плечи. Признаётся себе, что готов сейчас даже сбежать из собственного дома, только бы не слушать нравоучения младшей сестры. Он её любит, он её бережёт, как умеет, но иногда она выходит из-под его контроля. И он никак не может свыкнуться с тем, что это вполне нормально. Они выросли, они изменились, они умеют хранить тайны. И до вчерашнего дня, ссоры между друг другом были у них под неким негласным запретом.

На тихом обречённом вздохе мужчина заходит в дом и прикрывает за гостьей дверь. Элен невозмутима, однако заметна мелкая дрожь в пальцах, когда она пытается ухватиться ими за рукава пальто, чтобы скорее его снять.

— Хочешь чая или чего покрепче? — зевает он, немного неуклюжей походкой направляясь в сторону кухни.

Внутренности странно переворачиваются и рискуют поменяться местами. Нетерпение и нервозность младшей сестры чувствуются кожей, но мужчина нелепо почёсывает затылок и то и дело подтягивает свисающие штаны, чтобы не выдать своего страха сжатыми кулаками. Он не боится. Нет. Он страшно напуган и не может понять, чем именно.

— Ничего не хочу и тебе не советую… — быстро отрезает она и делает это чересчур грубо, когда едва не спотыкается на трущемся у её ног котёнке. — Как давно ты завёл кота?

Элен останавливается, наблюдая за животным и за тем, что же он будет делать дальше. А тот мурчит и в очередной раз обтирается прохладным ухом.

— Это сделал не я, — отмахивается мужчина и, присев на корточки, через весь холл манит котёнка к себе.

На лице девушки недоумение и улыбка. Она всегда верила, что её брат не злодей. Ведь не может быть злым человек, который любит котиков.

Белоснежный комочек легко идёт на руки и забирается на плечо, а мужчина поворачивается к шкафу, чтобы достать чашки.

— Хосок, прости меня, — Элен смягчает тон, чуть боязно присаживается на предложенный стул и сцепляет руки в замок на столе. — Я этими сообщениями думала поддержать его. Я бы никогда не выдала себя. Я помню про то, что никому не нужно знать о родственных связях.

Но Хосок отмахивается и качает головой, мол, обсуждали вчера. Разливает из чайника зелёный чай, аромат которого Хёнвон чуял по утрам даже со второго этажа, а потому быстро спускался, завёрнутый в любимый халат. Сейчас мужчина вздыхает, отставляет чайник и какое-то время стоит неподвижно, склонив голову над столом.

— Теперь уже плевать. На всё плевать.

По надетому кольцу на пальце, Элен понимает, что далеко не плевать. Ей ли не знать, что брат не сентиментален. Он никогда не хранил старые вещи, а некоторые даже сжёг, когда отец сыграл в ящик.

— И ты не хочешь вернуть его? — прищуривается Элен, глядя на широкую спину и едва заметно зажатые плечи. — Он ведь ни в чём перед тобой не виноват. Ты иногда крайне несдержан, но это не твоя вина. Если бы не этот ублюдок, то мы бы выросли нормальными.

— Элли, не надо… — тихо перебивает он и присаживается рядом, поставив наполненные чашки на стол.

— Надо, Хосок! — от резкого удара ладонями по стеклянной поверхности кот пугается и срывается с места, оставив после себя несколько неглубоких царапин с сочащейся кровью. — Думаешь, я живу далеко и не замечаю, что ты пьёшь успокоительное пачками и срываешь на всех злобу? Ты должен остановиться, иначе ты ничем не будешь от него отличаться. Ты говорил, что будешь защищать тех, кого любишь. А ведь ты его любишь.

Хосок устало обтирает лицо ладонью, после чего прикладывает её к плечу и тихо шипит от зудящего жжения.

— Тебя тоже, — бубнит он тихо и снова подскакивает сидя от очередного хлопка по столу.