Чангюн кивает, явно намереваясь уйти. Пусть даже через силу. Кладёт ладонь на плечо и впивается долгим взглядом.

— Классно целуешься… — искренне выдаёт он и ничуть не жалеет об этом. При очередной мысли стягивает низ живота. Самому себе соврать точно не выйдет.

— Ты тоже…

Всё словно рухнуло. Чангюн скрывается за дверью и понимает, как жестоко он попал. В горле поднимается молчаливый крик. Парень закрывает лицо ладонями и, шатаясь, прислоняется к стене. Им владеет только одна мысль — бежать, бежать от света, в темноту; темнота укроет.

Только бежать не получается. Воздух в лёгких становится патокой. Сознание словно тормозит время. Даже ядовитый смешок Чжухона, стоящего неподалеку, превращается в зловещий басовый гром. На заплетающихся ногах парень бежит вдоль стены и едва не заваливается, но удерживается, согнувшись пополам. Громыхающий смех становится громче — будто огромные бьющиеся друг об друга камни.

Чангюн бежит сквозь зал, потому что так путь до приватной комнаты короче. Кажется, что в темноте слишком много света и шума, отчётливо видно лица. Их улыбающиеся рты, белоснежные зубы, поднятые вверх руки. Парень смешивается с жуткой толпой и несётся дальше, оставляя всех позади. Навстречу попадается девушка, постоянно набивающаяся в пару по танцам, с написанным на лице лживым состраданием. Её рот приоткрывается, и Чангюн слышит голос — жуткий, растягивающий слова:

— К тебе снова пристают?

Парень мысленно ударяет её и яростно мотает головой. Бросается бежать. Прямо сквозь толпу красиво одетых людей. Закрывает ладонью лицо и смотрит под ноги через решётку пальцев. Эти люди такие чужие, и их так много. Красиво окутанные светом, в одеждах, идеально подчёркивающих красивые тела. Блестящие туфли, ясные лица, безукоризненные причёски. Многие расступаются, пропуская мальчишку, несущегося сломя голову, как чумного.

Перед глазами болтаются волнистые пряди смоляных волос, и Чангюн едва ли не ползёт по стенке. Сейчас не хватает только почувствовать чью-то ладонь на плече. Но нет, обошлось, и парень неловко подымается. Время снова ускоряется. Чангюн дёргает дверь на себя и торжественно входит в тихое помещение. Противный смех Чжухона, явно пытающегося поглумиться, звучит в подсознании и словно догоняет, как хлопающие крыльями птицы.

Спасительная темнота. Чангюн озлобленно скидывает неудобные туфли, пинает их от бессилия и хватается за волосы. Как же в сущности легко испортить хорошие отношения, достаточно сказать «я тебя люблю», или же сделать так, как он сделал сейчас.

— Да!!!

В душе будто распрямляется стальная пружина — сил хватает, чтобы крикнуть и признаться самому себе и пустоте, окружившей его. Слово звучит громко и уверенно. Сейчас ему самое время. Чангюн истерически хихикает, вспомнив одно из любимых выражений Хёнвона, как тот всегда дует щёки, произнося его.

— И почему ты всегда всё портишь?..

На несколько секунд наступает оглушающая тишина, а затем слабый скрип дверного замочка. Не раздумывая, слепо, парень ударяет наотмашь рукой по стене, вкладывая в удар всю свою энергию. Наверное, именно в эту минуту, он понимает, что не готов играть чувства. Он понял, что бывают настоящие. Как же так? Сердце бешено стучит, но всё тело сковывает холодом. Лицо белеет, и только на щеках темнеют пятна лихорадочного румянца. В голове пульсирует мысль, что надо вернуться или хотя бы позвонить, чтобы извиниться.

— Вот и встретились снова, — мягкий голос за спиной, чуть виноватый, с неестественной хрипотцой. — Ты не дал мне договорить.

— Тебе нужно уйти, Ки, — отвечает Чангюн спокойно и поворачивается к голосу. — Мне нужно работать, и я просил тебя, чтобы ты меня не искал.

Парень замолкает и любопытно вглядывается в лицо в темноте. Совсем приглушённый красный свет позволяет видеть только силуэт, но даже в таком полумраке Чангюн готов поклясться, что с лица Кихёна исчез привычный флёр сарказма.

— Это я, Гюн-а, — Кихён виновато склоняет голову и суёт руки в карманы распахнутого пальто. — Именно за этим я тебя и позвал на улицу. Я хотел предупредить.

— Предупредить о чём? — кривит губы Чангюн, вставая в позу защиты со крещенными руками. — Что за мной бегает этот ненормальный, я уже и так знаю. Я не думаю, что у меня на лбу написано то, какой я. Я просто танцую, Хёнвон меня в упор не видит, и в данный момент ему явно не до меня. Я не собираюсь ни перед кем оправдываться, но почему это должно мешать мне нормально жить? Почему все думают, что могут трахнуть меня, когда им вздумается? Меня не спрашивали?!

Кихён примирительно выставляет ладони и устало прислоняется спиной к стене. Момент не самый подходящий, ведь он узнает себя в каждом слове, сказанном Чангюном. Он мечтал о нём только потому, что тот был недоступен, таким он остаётся и сейчас. А ещё каким-то надломленным, почти разбитым, пропускающим через себя все страдания своего лучшего друга. Ещё пару недель назад Чангюн был другим. Таким, который пытался любой ценой привлечь к себе внимание Хёнвона, чего бы ему это ни стоило. Всё изменилось, и только слепой этого сейчас не видит.

— Я хотел сказать, что ты не должен этим заниматься, — Кихён склоняет голову и впивается взглядом в пол, кожей чувствуя, с каким нетерпением от него ждут объяснений. — Я знаю, что ты любишь деньги, но это не лучший вариант их заработать. Это легко, я не спорю, но совершенно тебе не нужно. Именно поэтому я дам тебе деньги просто так. Мне ничего от тебя не нужно, кроме, пожалуй, одного…

— Постой, постой, — нетерпеливо перебивает его Чангюн и упирается ладонями в плечи, сильнее придавливая к стене. — Я, кажется, понимаю, что ты хочешь мне сказать.

— Ничего ты не понимаешь! — выкрикивает Кихён довольно резко, в своей манере недовольно морщит нос и скидывает руки. — Я твой клиент, но только потому, что я не хотел, чтобы ты наделал глупостей.

— Ты меня… Купил?

Чангюн таращит глаза и сам пытается осознать то, что только что произнёс. Происходящее никак не вписывается в общую картину ужасного дня. Не придётся раздеваться, не придётся давать себя трогать. Сунув руку в карман пальто, Кихён достает заготовленную сумму, которую, впрочем, собирался отдать ещё на улице.

— Я даю тебе шанс не упасть ниже дна, — с лёгким упрёком проговаривает он каждое слово и пихает деньги в карман пиджака. — Я знаю, что не должен обсуждать с тобой некоторые темы. Более того, я боюсь это делать, но дело принимает серьёзный оборот. Мне не справиться одному. Я не пытаюсь тебя купить, не пытаюсь задобрить. Я хочу поддержки. И отчего-то я уверен, что ты найдёшь в себе силы помочь мне.

— Я не… Понимаю, о чём ты говоришь… — мотает головой парень, а сам щупает купюры в кармане. — Обычно я просил тебя о помощи. Что я могу сделать?

Остервенелым рывком Кихён хватается за плечи Чангюна и меняется с ним местами. Боль в лопатках срывается с губ парнишки тихим стоном, а расширенные зрачки жадно вгрызаются в лицо напротив. От жёстких касаний становится душно, и колени превращаются в вату. Внизу живота закручивается невидимая спираль. Парень зажимает рот ладонью и закусывает палец, крепко зажмуриваясь, но отнюдь не от боли. Ему не хочется верить в то, что это происходит с ним, да и в принципе происходит на самом деле.

— Ты мне небезразличен, — чётко проговаривает Кихён, приближается к лицу Чангюна и упирается лоб в лоб. — Я не хотел тебе этого говорить, но тайны не делают хорошо никому. Пусть ты будешь знать. Я не жду от тебя ответной реакции. То, что случилось… Забудем об этом.

Чангюн сползает спиной по стене и замечает, что Кихён точно так же присаживается перед ним на колени. Момент оказывается очень неловким. Невидимые нити напряжения тянутся в пространстве. И все они, как предполагает Чангюн, сосредотачиваются на нём. Он это чувствует почти физически, и, кажется, что Кихён тоже. Парень озадаченно хмурится, и только потом до него доходит, что тот терпеливо ждёт хоть какого-то ответа. Ведь ничего уже не изменить. Сейчас хочется выйти не из помещения клуба, а из собственного тела. Наивно. Голова Чангюна падает на грудь, и теперь он видит только свои руки, безвольно повисшие между колен.