— Ты так скоро здесь ночевать останешься, — и через туман Хосок узнает голос Кихёна. Машет рукой, мол, плевать. — Я четвертый день замечаю, что ты ходишь пешком. Снова головные боли? Поэтому ты бросил машину?

Ответить он не успевает, да и вовсе не старается. Настойчивая вибрация тянет лежащий на столе телефон к краю. Хосок быстро хватает его и отвечает на звонок, даже не взглянув на того, кому понадобился в столь поздний час.

— Вонхо, прости, что беспокою так поздно, — слышит он в трубке и успевает сообразить, что человек ему неблизкий, раз не зовёт по имени. После ещё одного короткого извинения, Хосок узнает голос детектива. — Ты просил меня узнать номер того, кто пишет Хёнвону. Так вот, я скину тебе номер сообщением. Я даже не буду утруждать себя тем, чтобы дать тебе на этого человека полное досье…

— Прости, Хёну, но это больше не актуально, — перебивает он со вздохом и прячет лицо за ладонью. — Извини за отнятое у тебя время.

— Ты передумаешь, — слышится довольное хмыканье. — Тебе стоит это узнать. А ещё ты мне заплатил. Я отработал плату. Так что, хочешь ты этого или нет, просто поблагодари меня за проделанный небольшой труд. Мне будет приятно.

— Спасибо, — заторможенно проговаривает он, но детектив сбрасывает звонок первым.

По мере того, как Хосок смотрит в экран телефона, глаза его все больше округляются. Он мог бы подумать на кого угодно, но только не на того, чьё имя высветилось на дисплее, стоило ему нажать на присланный номер в сообщение. Мужчина быстро сбрасывает звонок, не дожидаясь гудков, и, схватив пиджак, вскакивает с кресла.

— Ты извиняться побежал? — смеётся Кихён, хоть и не видит в этом абсолютно ничего смешного.

— Ты же на машине, — бросает ему Хосок на ходу и не ждёт ответа. — Подвези меня. Это срочно. Мне нужно в одно место.

Кихён скрещивает руки на груди и демонстративно остаётся стоять на месте.

— А где: «пожалуйста»? Где: «ты сейчас свободен, Ки»? Где вообще твоё сердце, в конце концов?

Оглянувшись, Хосок закидывает пиджак через плечо и поворачивает дверную ручку.

— Сердце… — тянет он, словно пробует слово на вкус, и кривит губы. — Моё сердце у железного дровосека. Пойдём, а то времени уже много.

***

Пар в ванной комнате почти скрывает предметы, вода невыносимо горячая, а в пространстве завис аромат соли и пены, тишину нарушает лишь бульканье пузырьков воздуха из массажных отверстий. За маленьким затуманенным окном виднеется городской пейзаж. Всё стоит без движения. Конец октября выдался тёплым, столбик термометра ни разу не опустился ниже плюс десяти градусов.

Положив на лицо влажное полотенце и откинувшись на бортик, Чангюн почти засыпает, пытаясь выспаться перед лишней сменой в клубе, которую его заставили отработать за прогулы по мнимой болезни. День, проведённый в одиночестве, подходит к концу. Чангюна нисколько не смущает отсутствие звонков и сообщений от Хёнвона. Он искренне надеется, что тот всё же помирился со своей пассией и снова остался на ночь.

Призрачные зачатки сна нарушает робкий стук в дверь. Точнее, это даже не стук, а нечто, больше похожее на ленивое перебирание пальцами азбуки Морзе.

Чангюн вздрагивает от неожиданности, полотенце падает в воду, а тело скользит по широкой ванне. Но когда стук повторяется, парень нащупывает ручки на бортике и подтягивается обратно. Утонуть в собственной ванной — вот чего ему так не хватает в последнее время.

— Открыто…

Услышав ответ из-за двери, Хёнвон заходит внутрь и зачем-то прикрывает дверь на засов.

— Можно я посижу с тобой? — ежится он от перепада температуры и трёт плечи руками. — Я не буду тебе мешать. Смотреть тоже не буду.

На бледной коже проступают мурашки. Последний час парень бесцельно бродил по улице, пока окончательно не замёрз под моросящим дождём. Домой идти не хотелось. Не хотелось вообще ничего, кроме как забиться в угол и просто чего-то ждать.

— Посиди… — чуть испуганно отвечает Чангюн, находит утонувшее полотенце, выжимает его и снова накидывает на лицо. — Я думал, что ты уже не вернёшься. Стемнеть успело.

— Я и не хотел возвращаться, — и это, увы, правда. Хёнвон мимолетно вспоминает добрые глаза Минхёка, его руки, сжимающие запястья, и настойчивую просьбу целым добраться до дома. Парень усаживается на полу, скрестив ноги, и прислоняется головой к влажной от конденсата стене. Растрёпанные волосы прилипают к кремовому кафелю и расползаются тонкой паутинкой. По телу бежит озноб. — Я обещал одному человеку, что приду домой…

— Хватит там зубами стучать, — перебивает его Чангюн и дёргает занавеску в сторону.

Хёнвон вздрагивает от звука поскрипывающих колечек и опять обнимает себя за плечи. Действительно, зубы постукивают. Хотя на улице и не было настолько холодно, промокшая одежда сделала своё дело. Парень продрог до костей. Ноги в тряпичных кедах окоченели, а потому пальцы стали ледяными и почти не двигались.

— Мне нужно согреться, — отвечает Хёнвон почти неслышно. Дёргает себя за рукава рубашки, но сил стянуть их не хватает. — Когда освободишься, поможешь мне раздеться?

Чангюн в первый раз слышит такую странную просьбу. Нет, ему доводилось иногда слышать подобное от одноклассников и от тех, с кем он учится в университете, но Хёнвон… Тот всегда был другим. На памяти Чангюна это первая просьба друга с чем-то ему помочь, пусть даже с такой мелочью.

Парень подрывается с места, и вода выплёскивается за бортик ванной. Он хватает с крючка большое полотенце, кутается в него, чтобы своим видом не сделать неловко, пытается ухватить Хёнвона за руку, но худое запястье выскальзывает из мокрой руки. Мокрая рубашка спадает на пол, а пояс брюк криво держится на выпирающих тазовых косточках. Чангюн только сейчас вспоминает эту совершенно идиотскую привычку своего друга — не носить нижнее бельё.

— Подожди, пожалуйста, — тараторит Чангюн.

Нелепо хватается за полотенце, в спешке понимает, что сам останется безо всего. Снова запахивает его, цепляется пальцами за края и… Замирает. Здесь его помощь больше не нужна. Брюки с застёгнутым ремнем уже лежат у ног, накрыв собой промокшую рубашку.

И если в одежде болезнь Хёнвона не так бросается в глаза, то без одежды он больше напоминает медицинское пособие, по которому можно изучить буквально каждую кость в организме. Хёнвон — астеник, он никогда не отличался рельефным телом, но то, что творится с ним сейчас, заставляет задаться вопросом: а что же его держит на этом свете. Сам Хёнвон ответил бы, что ничего.

— Гюн-а, — тихо зовёт он и стыдливо клонит голову, разглядывая кафельный пол. — Я хотел бы с тобой поговорить.

Хёнвон делает паузу, а в голове у Чангюна уже целый ворох заготовленных ответов. Когда нужно выйти на работу, когда он убирался в последний раз, когда начнёт мыть за собой посуду и научится готовить. Парень кивает и позволяет продолжить.

— Я хочу с тобой честно поговорить, — и снова наступает тишина, будто Хёнвону даже говорить сложно.

Чангюн терпеливо ждёт, прячет взгляд и сам пытается смотреть куда угодно, только не в глаза. Он уже их видел: кричащие громче слов, тусклые и уставшие. Это больше, чем он способен вынести. Чангюн даже готов признаться себе, что он сейчас трусит.

— Пожалуйста, — подталкивает он Хёнвона к разговору, а сам натягивает бельё на ещё мокрое тело. — Если ты хочешь чем-то поделиться со мной, то я тебя выслушаю. Не знаю, чем смогу тебе помочь, но…

— Гюн-а… — тихая просьба, будто последняя в жизни, и лёгкая ладонь ложится на плечо Чангюна. — Посмотри мне в глаза, пожалуйста.

Чангюн же воспринимает эти слова с точностью до наоборот: прикрывает веки и яростно мотает головой из стороны в сторону. Брызги холодной воды с волос летят Хёнвону на кожу, и он снова содрогается от озноба, но руку с чужого плеча не убирает.

— Хён, пожалуйста, — бормочет он неразборчиво и жмурится сильнее. — Проси всё, что угодно. Я не могу…

— Гюн, услышь меня, — твёрдо и требовательно.

Хёнвон встряхивает друга за плечи, обхватывает ладонями лицо и буквально оттягивает веки, заставляя на себя посмотреть. По щекам Чангюна скатываются слёзы. Крупные и горячие. Он бы лучше провалился на этом самом месте, чем открыл глаза.