Миниатюрная девушка с небольшой собачкой на руках, прятавшаяся под козырьком, любезно соглашается впустить внутрь. Хосок не хочет звонить в квартиру, оставляя свой визит неожиданным.
Начинает материться уже в лифте на то, что тот еле тащится. Ударяет кулаком в металлическую панель, оставляя на ней характерную вмятину. Как же оказывается сложно держать себя в руках, когда тебя выставляют на посмешище. Он всю жизнь пытается быть сдержанным, старается на всё реагировать спокойнее, но иногда это просто невозможно.
Хёнвон открывает дверь почти сразу. Слишком удачно проходил мимо, когда раздался звонок. Видя перед собой Хосока с непривычным чёрным цветом волос, он даже не сразу узнает его. Мокрая чёлка, прилипшая ко лбу, спадает на глаза. Столько злобы читается в этом взгляде, но Хёнвон приветливо приглашает войти внутрь и, пожимая плечами, проходит в гостиную.
Хосок пытается дышать ровно, сжимает кулаки и даже тихонько прикрывает за собой дверь, чтобы не побеспокоить соседей. Скидывает ногами промокшие туфли и сбрасывает куртку на пол. С утра в его планы не входили глупые разборки, которых, он надеялся, с Хёнвоном никогда не случится. Он не привык верить на слово, зарекался не верить слухам, но проклятое сообщение буквально вышибло землю из-под ног. Пришлось пожертвовать и новыми туфлями, и только что отглаженными брюками, и даже своим спокойствием. В силу характера он крайне не любил, когда его выставляли дураком, особенно, когда это делал человек, в которого вложены не только большие деньги, но и собственная душа. Если таковая вообще была.
Хёнвон сидит на полу в гостиной, понуро склонившись над низким столиком, на котором лежит тетрадь. Парень то и дело пихает в зубы карандаш, нервно покусывает его, а затем что-то черкает на полях. Он мельком поворачивается, как-то скоро машет рукой, а затем снова нависает над почти чистым листом с разрисованными полями.
Подойдя сзади почти вплотную, Хосок останавливается и заглядывает через плечо. Его мало интересует, чем там Хёнвон занимается, так как почти уверен, что тот решает очередные задания Чангюна, который очень любит выезжать в рай на чужом горбу. Мужчина ставит руки на пояс и расставляет ноги на ширину плеч, нетерпеливо разминая шею, будто перед борьбой. Возможно, первое, что он бы сделал тому же Чангюну, так это хорошенько вмазал бы, а потом разбирался. Хёнвон другой. С ним несколько иначе.
— Малыш, — даже ласково обращается он к ничего не подозревающему Хёнвону. Глаза того наполняются ужасом. Что-то пугающее промелькнуло в этом тоне. Парень сжимает карандаш в кулаке. — Ты сегодня снова будешь играть в молчанку или всё же введёшь меня в курс дела своей личной жизни?
Хёнвон тяжело сглатывает и не решается повернуться, рука всё так же судорожно сжимает карандаш, чертя рваные линии на листе.
— Всего несколько заданий, — смог он произнести, отчетливо ощущая, что цепенеет от ужаса, сдавливающего горло невидимой петлёй. По выпирающему позвоночнику начинает течь густая струйка пота. — Нужно сдать экзамен. Ты сменил образ? Тебе очень идёт.
В очередной раз крутанув шеей, Хосок присаживается на корточки совсем рядом, соприкоснувшись бедрами. Его локти вызывающе ложатся на собственные колени. Паника в наивных глазах отчего-то раззадоривает больше, чем открытое мальчишеское тело. Хосок всегда боялся, что ему придётся именно так поступить, но верил, что с Хёнвоном такого не произойдёт. Тот всегда казался честным, доверял пароли от телефонов и социальных сетей. Однако Хосока немного, но всё же задевал за живое тот факт, что мальчишка скрывает отношения. Что бы там Хёнвон ни говорил — дело было далеко не в Чангюне. По крайней мере, так казалось.
— Давай ты отложишь это безобразие, и мы с тобой поговорим, — Хосок старается говорить тихо, отчаянно пытаясь держать себя в руках. Двумя пальцами трогает тетрадь и, прикрыв её, отодвигает на середину стола, а сам присаживается на край. Ножки издают протестующий скрип, но мужчина знает, что этот стол и не такое выдерживал. Хёнвон тревожно поглядывает снизу вверх, останавливая взгляд то на крепких ногах, то на скрещенных на груди руках. Сердце пропускает удар. — Хён-а, малышка, для тебя учёба закончилась два года назад. Скажи, ради чего ты это делаешь? Я, правда, очень хочу послушать. Ты ещё не знаешь, что твоя маленькая потаскушка тебя сдала?
И тут парнишку пошатнуло: задница больно ударяется о натёртый до блеска паркет, а босые ноги скрипят пятками. Хёнвон замирает, но поворачивается на свою правую руку, когда замечает, что карандаш больно врезается в ладонь и с хрустом ломается.
— Кто сдал? — глупо переспрашивает он и отбрасывает отросшую чёлку со лба. — Ради чего я делаю?.. Я помогаю… Не знаю…
— Кто сдал? Ты действительно ничего не понимаешь? — Хосок делано задумывается, стучит пальцем по подбородку, а затем стремительно бросается вперёд, заставив Хёнвона в панике отползти назад. Лишь напугал. Мужчина с мрачной усмешкой упирает ладони в колени. — Долго ты ещё из меня клоуна будешь делать? Я целый год вокруг тебя хожу и слушаю твоё нытьё про любовь. Что?! Надоело?! Подстилку решил сменить? Нравится любить ушками? Я, как последний баран, думаю, что ты, мой милый, мне верен… Что ты скрываешь?!
Хёнвон панически оглядывается, ища пути отступления, но куда бы он ни побежал — спасения ждать неоткуда. Дверь так быстро не откроется, да и босиком бежать в уличный холод не очень уж хорошо. Парень на заднице ползёт назад, ощупывая сжатыми кулаками пол, стараясь не растянуться. Глаза Хосока чернеют. Хёнвон не может припомнить такой ярости в них, такого бездонного цвета и такой затаившейся тихой злобы. Парень в ужасе распахивает глаза, следом за ними открывается и рот, пропуская из уголков обильно выделившуюся от страха слюну.
— Я… Я ничего не скрываю, — краем сознания он уже понимает, что дело не кончится простым ответом на вопрос. Но что он должен на него ответить? Он скрывает отношения, скрывает ориентацию, но всё это Хосоку известно. — Ты же не хочешь меня ударить, правда?
— Заткнись, сука! — Хосок яростно швыряет вещи со стола, чересчур медленно снова опускаясь перед напуганным любовником на колени. Не сводит с него дурманящего взгляда. Парнишка вновь делает жалкие попытки отползти назад, но сильная рука хватает за подбородок, сжимает его и насилу поворачивает лицо. — Тебе всегда мало… Это твоя блядская сущность? Скажи, легко было говорить правду тому идиоту из клуба?
— Я не понимаю…
— Я сейчас поясню, — ухмыляется Хосок и едва ли не в нос Хёнвону тычет экраном телефона. — Достаточно хорошо видно? Или мне зачитать?
Хёнвон смотрит в экран и жмурится от яркости, но отодвинуть подальше от лица не решается. В коротком сообщении говорится, что какой-то неизвестный человек просит оставить Хёнвона ему и больше не тащить в постель против его воли.
— Это что?.. — пытается спросить он и снова не сводит взгляда со смотрящих в упор глаз. — Какой-то бред. Когда бы я нашёл время на кого-то ещё?.. Ты же не веришь этому?
Очередная ничтожная попытка ползти оборачивается неудачей. Рукав толстовки попадает под ладонь, и Хёнвон падает на пол, больно ударяясь лопатками. С ужасом осознаёт, что не может пошевелиться из-за сковавшего страха. Ноги пытаются скользить по полу, но Хосок тут же садится на них, придавливая своим натренированным телом.
— Мне даже интересно, как ты сможешь оправдаться, — издевательски прикладывает он ладонь к уху. — Если уж тебе так хорошо со своим дружком, то, может, нам пора разойтись? Как ты считаешь? Или нравится мои деньги себе в трусы засовывать? Ах, да, — наигранно спохватывается он, хватаясь за собственное лицо. — Я совсем забыл, что ты их не носишь.
Хёнвон фырчит, пытается дёрнуть ногами, но всё напрасно. Их силы явно неравны.
— Столбиком в уме, — шипит он сквозь сомкнутые зубы. На его несчастье Хосок слышит эти слова, резко хватается за толстовку на груди и притягивает мальчишку к себе.
— Что? — шёпотом, со смесью издёвки и ярости спрашивает он, наклонившись почти к самому лицу. — Что ты сказал?