— Забудь…

Хёнвон всё время молчит за ужином, нехотя переключая каналы телевизора. Стало стыдно за свою минутную слабость, но он не находит сил извиниться и как-то исправить накалившуюся ситуацию. Хуже того — он не может понять, правду сказал или нет. Он элементарно ни разу не представлял, что будет, стоит Чангюну узнать о его отношениях.

Взяв упрямца под руку, Хосок почти насильно тащит его в ванную, включает воду и сам раздевает. Хёнвона даже не приходится уговаривать выпить пару стаканов виски со льдом. Ему будто всё равно.

От горячей воды, наполнившей ванну, по телу расходится приятная слабость, мышцы ноют, заставляя потянуться и упереться спиной об бортик. Щиплет чуть рассеченную бровь, но Хёнвону эта боль кажется малозначительной, уходящей куда-то на второй план. Он задумчиво собирает пушистые комки густой пены и прикрывает ей свои избитые колени. Создаёт руками волну и смотрит, как вода иногда выплёскивается за край. В полукруге большой ванной так уютно, и Хосок напротив выглядит как-то иначе, мягче. Рассеянный свет ламп у потолка смазывает черты его лица, и без того идеальная кожа будто превратилась в светлый мрамор.

В небольшом пространстве ванной комнаты собственный голос звучит приглушенно, отбиваясь от стен. Чувство отстранённости от мира за стенами этого дома на мгновение превращается в абсолют. Хёнвон просто наслаждается тёплой ванной и мягкими касаниями чужих рук к его коже, когда в голове чуть мутно от выпитого алкоголя.

Он подтягивается ближе, пытаясь не расплескать воду, сгибает ногу в колене, прижимаясь ею к горячему боку Хосока. Ловит на себе внимательный, но спокойный взгляд и наконец расслабленно улыбается в ответ.

— Прости, я сказал глупость… — вздыхает парень, положив ладони на широкую грудь и поглаживая выемку между ключиц. — Можно я у тебя тоже кое-что спрошу? Ты то кричишь на меня, то боишься потерять. Что у тебя в голове?

Хосок вопросительно изгибает бровь, но молчит, лишь неопределенно хмыкает на его реплику. Касается волос Хёнвона, заставив склонить к нему голову.

— Ты требуешь от меня правды, но ещё ни разу не рассказал о себе, — продолжает свой монолог парень. — Ты ведь когда-то тоже с чего-то начинал. Наверняка, был таким, как я. Можешь рассказать о своём детстве или юности?

Хосок продолжает осторожно ухаживать за ним: намыливает парфюмированным шампунем голову, заставив прикрыть глаза и на секунду забыть о том, что он там допытывается. Касания пальцев к коже головы вызывают удовольствие, близкое к возбуждению.

— Тебе нравится ухаживать за мной? Кем ты меня считаешь? Куклой? — хмельно бубнит Хёнвон, приоткрыв один глаз, когда чужие ладони исчезают, и на смену массажу приходит приятная прохлада от чистой струи воды. Хосок заботливо вымывает из его волос всю пену и клейкий лак для волос, прикрыв ладонью лоб, чтоб мыло не щипало, попав в глаза. Ну точно с ребёнком возится. — Ты играешься со мной или же нет? Я тебе нужен? Скажи мне хоть раз, что любишь меня. Это не трудно.

Хосок усмехается на его слова, сжимает пальцами гладкую кожу на его щеках, сдавливая лицо в своей руке и заставляя взглянуть на себя. Проходится подушечками пальцев по скуле.

— Помолчи. Я думаю, — беззлобно отвечает он и снова замолкает.

Что это за игра такая? Хёнвон обиженно поджимает губы. Никаких ответов. Он никак не хочет принимать такое общение в одну сторону. Не мысли же учиться читать.

Хёнвон подтягивается, под тихий шелест воды дарит ответную ласку — аккуратно массирует мыльные волосы Хосока, мягкими касаниями обводит его уши и гладит шею, пока тот не уходит от прикосновений.

— Я не понимаю, что ты хочешь! — вскипает парень и стукает ладонью по поверхности воды. — Если ты ревнуешь, то прекрати это! Если ты хотел от меня извинений, то извини, пожалуйста! Прости за то, что не мог сказать “нет” своей начальнице. Прости меня за то, что я такой стеснительный. Прости за то, что до сих пор молчу о наших отношениях! Но я принял тебя таким, какой ты есть. Почему же ты пытаешься меня перестроить?

— Я не собираюсь тебя перестраивать… — пытается перебить Хосок, но ответом ему становятся брызги в лицо мыльной водой.

Приходится зажмуриться и вытереть глаза полотенцем. Хёнвон встаёт и перекидывает ногу через бортик, в последний раз оглядывается и накидывает на мокрое тело махровый халат.

— Я в последнее время уже не понимаю, что ты хочешь от меня, — обиженно бурчит он, готовый покинуть ванную. — Тебе нравился прежний я, но ты не против, чтобы я менялся. Ты не разрешил мне дальше делать карьеру модели, но сейчас не против, чтобы я ставил со своим другом откровенные номера. Однако тебя смутила появившаяся девушка.

Хосок устало кладёт ладони на лицо и откидывается на бортик. Сейчас он думает даже о том, чтобы приложить свой мозг к чужой голове. Он не может, не ранив чувства парня, объяснить смысл своих действий.

— Девушка меня смутила меньше всего, — отвечает он в собственные ладони, когда Хёнвон замолкает. — Я только хотел, чтобы ты стал немного раскованнее. Ты очень многого не видишь. Вокруг тебя происходят странные вещи, но вполне объяснимые, которые тебе не понравятся.

— Не надо, — прерывает его Хёнвон и открывает дверь. — Не надо сейчас выставлять меня дураком и делать вид, что ты знаешь больше меня. Я прекрасно вижу, что вокруг меня происходит. Это не мой друг за тобой следит, начнем с этого.

— Ты этого не знал, пока я тебе не сказал…

Хосок осторожно смотрит сквозь пальцы. Лица касается приятная прохлада из коридора. Хёнвон держится одной рукой за ручку, а второй — за косяк двери, тянет выступающую влагу носом. Он иногда пытался спорить и раньше, но всегда это заканчивалось одним и тем же — слезами. Так и сейчас. Прикрывшись краем халата, словно в этом доме ему ещё не приходилось раздеваться, парень поворачивается. Стыдливо или кокетливо, а может, защищаясь, прижимает одну руку к груди. С волос по шее течёт вода, но Хёнвон будто этого не замечает.

— Извини, — шепчет он, склонив голову. — У меня, видимо, перепады настроения. Я пойду лягу в кровать.

Вернувшись в спальню, Хосок видит, как Хёнвон тихо хныкает на своей половине кровати, на самом краешке, как можно дальше от, так называемой, его половины. Подушка совсем промокла от некогда мокрых волос, скомканное одеяло лежит в ногах. Парень будто не чувствует, что в комнате он больше не один. Всё так же вытирает нос, трёт покрасневшие веки и пытается сжаться так, словно хочет занимать как можно меньше места в этом мире, скрыться от него в складках, даже для него, огромного халата.

На своей подушке Хосок обнаруживает телефон, тот заблокирован, но пришедшее сообщение, висящее в «шторке», частично видно.

«Ты такой, какой есть. Прекращай скрывать и начинай ж…»

Сделав вывод, что следующим словом было «жить», Хосок откладывает телефон на прикроватную тумбу, гасит ночник и, стараясь не шуметь, укладывается рядом. Кто бы ни был этот аноним, он действительно не пишет ничего дурного. Странно лишь то, что ему слишком много известно при довольно скрытном образе жизни Хёнвона.

— Малыш, не спишь ещё? — Хосок прекрасно видит и слышит, что тот не спит, но отчего-то решает спросить и деликатно тронуть за плечо. — Тебе снова пишут.

Хёнвон ведёт плечом и решается повернуться. Двигается на сухую подушку, а свою скидывает на пол.

— Я не читал, но слышал, — мямлит он, подбивая руки под щёку. — Не хочу больше это читать. Мне очень некомфортно от этого. А ещё я хочу тебе признаться кое в чем. Я знаю, что тебе это будет неинтересно. Можешь даже не верить мне, но то, что сегодня произошло в клубе, случилось не в первый раз. Я, кажется, возбуждаюсь от твоего гнева…

— Такого не может быть, — отмахивается Хосок, расправляет одеяло и заботливо прикрывает им Хёнвона. — Нормального человека гнев пугает.

— Вот поэтому я и испугался самого себя, — кивает он и больше натягивает одеяло на плечи. — Извини, что на тебе сорвался.

— Сейчас уже слишком поздно, — парень смотрит на часы, едва различимые в свете, проникающем в комнату с улицы. — Третий час ночи. Мы сейчас ничего не решим. Завтра у нас целый день, нужно будет разобраться с одним делом, а потом я с удовольствием выслушаю твои проблемы.