— Очень хочу…

— Тогда поцелуй меня уже, — на лице Хосока промелькивает росчерк улыбки и моментально скрывается, стоит Хёнвону коснутся его губ своими.

Было ли это действительно то, что он хочет — Хёнвон не понимает. Равно как не понимает и того, как можно было возбудиться, смотря на выплески чужой злости. Что в последние несколько дней влияет на его настроение — остаётся загадкой. Что заставляет срываться сначала на крик, а потом на ласку? Хёнвон задаёт себе этот вопрос, и каждый раз всё больше страшится ответа, ведь ответом является — ничего.

Чувствуя, как чужие пальцы расстёгивают пуговицы на пиджаке, Хёнвон прикрывает ладонью глаза любовнику, коротко касается губ, будто дразнит, сам улыбается и лижет их языком, нарочно задевая серёжкой верхнюю. В голове разливается плотный кисель, становится слишком душно, а комната перед глазами плывёт.

Губы сминаются в поцелуе, дыхание жжёт лицо. Влажно и горячо. Вся страсть скапливается на кончике языка, передаётся друг другу через касания. Когда чужой язык настойчиво прокатывается по серёжке, Хёнвону этого оказывается слишком много. Остаётся разомкнуть губы и громко простонать прямо в рот. Руки обоих вцепляются в волосы, стискивают лицо всё сильнее. И этого уже кажется мало, ничтожно мало, чтобы в полной мере проявить свои чувства.

Хосок распахивает полы пиджака на парнишке и спускается ладонями с боков на бёдра. Приятно. Горячо и красиво. Он не понимает, почему именно сейчас его повело от вида этого обнажённого тела. Губы растягиваются в счастливой, но глупой улыбке, такой ему не свойственной. Хёнвон открытый, такой беззащитный. Только для него. Нет. Только его.

Парень ёрзает, сидя на коленях, вжимается сильнее, трётся задницей и пахом, не разрывая поцелуя. Скидывает пиджак с плеч и прижимается грудью, уже ничего не видя перед собой.

— Хён-а, — обеспокоенным шёпотом просит Хосок, но тот и не пытается его услышать. — Остановись, малыш.

Он всем телом ощущает, как Хёнвон дрожит, пытается сжать его колени, схватить за руки, упереться в плечи, но не может оттолкнуть от себя, не причинив при этом боль. Парень сам слишком сильно сжимает губу зубами, пытается зарычать, после чего вскидывается и спрыгивает с коленей на пол. Слышно только его дыхание, тяжёлое и прерывистое.

— С тобой всё хорошо? — Хосок не понимает, чем помочь, и что вообще произошло, только видит, как Хёнвон сильнее прижимает колени ко лбу. Пытается тронуть за плечо, но тот рывком скидывает руку.

— А разве не видно, что не всё хорошо? — голос звучит глухо, а парень чуть покачивается, одной рукой пытаясь оттянуть брюки на ширинке. — Можешь подать мне салфетки со столика?

И только тут до Хосока начинает доходить, что же произошло. Он не решается спросить, прекрасно осознавая, как сильно это ударит по самооценке, молча подаёт несколько бумажных полотенец и присаживается на пол рядом.

— Что со мной происходит? — лицо Хёнвона испуганное. Он сейчас совсем как мальчишка, первый раз проснувшийся из-за мокрого сна. — Это же очень плохо, да?

Хосок жмёт плечами и задумчиво вытягивает губы, кусая их изнутри.

— Я бы сказал, что это от воздержания, но…

— Какого воздержания?! — перебивает Хёнвон, сминает грязные салфетки и отшвыривает их в мусорное ведро. — Ты это серьезно сейчас?

— Согласен, — кивает Хосок и теперь тщательнее подбирает слова. — Кажется, это называется повышенное либидо.

Лицо Хёнвона смягчается, и теперь на нём проступает настоящий страх. Он осматривает брюки и, к своему облегчению, видит, что не испачкал их.

— Это плохо?

Снова неоднозначная ужимка. Хосок накидывает на плечи парня его пиджак, потому как видит проступившие от холода мурашки.

— Нет, оно просто есть.

— Но раньше не было…

— Было, — сжав зубы, Хосок пытается улыбнуться, даже видя озадаченное выражение лица. Видно, что Хёнвон даже не пытается поверить, что это правда, качает головой и отворачивается. — Я серьёзно. За тобой всегда замечалось подобное, просто ты не обращал на это внимания. Ты часто зажимаешься и не даёшь выхода своему желанию. Хён-а, ты же здоровый парень, и тебе не стоит меня стесняться. Ты можешь не рассказывать другим о том, какой ты есть, но со мной ты можешь быть настоящим. Вот таким, как сейчас.

Хёнвон молча и не очень охотно соглашается. Ему трудно поверить в услышанное. Во все, кроме того, что он действительно иногда не в меру зажат. Он лишь просит Хосока приехать сразу после звонка, надеясь уйти не в конце рабочего дня, а сразу после второго номера.

***

Наспех переодевшись после номера и покидав в сумку свои вещи, Хёнвон пулей вылетает в коридор. Лучше уж ждать на улице, чем в душном помещении. После проливного дождя температура быстро сползала к нулевой отметке. Изо рта идёт пар, но парень и не думает застегнуть пальто. Стоит и не может никак надышаться стылым воздухом. Тянет табачным дымом, и Хёнвон резко поворачивается в сторону запаха.

— Уже уходишь?

В тёмной фигуре он отлично различает Чжухона, одетого в рваные брюки и кожаный жилет на голое тело. Похоже, что ему было очень жарко, чтобы одеться.

— Не твоё дело, — рявкает Хёнвон и отворачивается. — Тебе дня не хватило?

Чжухон хмыкает, тушит сигарету и подходит ближе, заранее выставляя ладони и говоря этим, что не собирается драться.

— Я только хотел извиниться и ещё раз попытаться спросить номер твоего друга.

Тяжелый вздох. Хёнвон находит номер Чангюна в записной книжке и протягивает телефон Чжухону.

— Извинения принимаются, — смиряется парень.

— Как тебя зовут?

— H-one, — бросает он и снова отворачивается, выискивая на парковке знакомый автомобиль.

— А если серьёзно? — Чжухон просовывает телефон в карман чужого пальто, пытаясь тронуть за рукав, чтобы на него обратили внимание. — Ты скрываешь своё имя?

— Нет, просто не хочу говорить. Прости. Ты извинился, я тебя простил и дал номер телефона. Что ты ещё от меня хочешь?

Слышится шум шин по мокрому асфальту и мурлыканье двигателя. Чжухон оборачивается, когда видит приближающийся свет фар, дёргает Хёнвона за карман и указывает в сторону подъехавшего авто.

— Кажется, это за тобой, — он понимает, что не ошибся, когда видит опущенное тёмное стекло и уже знакомое лицо. — Извинись за меня и перед ним тоже.

Хёнвон кивает на ходу, проверяет наличие телефона в кармане и садится в машину. Отъезжая с парковки, он провожает Чжухона взглядом, а тот закуривает новую сигарету.

— Он снова от тебя что-то хотел?

Хёнвон лениво отрицает, скидывает обувь на коврик и притягивает колени к груди. Лоб прижимается к холодному стеклу, на котором остаётся лёгкое облачко конденсата от дыхания. Ему всё ещё стыдно, а потому он предпочитает молчать, наблюдая за разноцветными огнями города, сливающимися в одно сплошное пятно, от которого даже начинает немного подташнивать.

— Чангюн не против, что ты не придёшь домой? — снова аккуратно интересуется Хосок. — Ругаться на тебя не будет? Он же болеет.

На что Хёнвон так же нехотя качает головой, обтирая стекло.

— Всё нормально, — вздыхает он. — Еды я ему сегодня приготовил. Надеюсь, он сможет её разогреть. Сказал, что отпускает меня на ночь.

— Очень благородно с его стороны. Как ты думаешь, что будет, когда он узнает обо мне?

Горькая усмешка. Хёнвон сильнее прижимает колени и кладёт на них щёку, глубоко задумавшись над вопросом.

— Я вскроюсь… Наверное…

От резкого нажатия на педаль тормоза вещи с сидений летят на пол. Хёнвон ударяется лбом о торпеду и едва успевает выставить руки, чтобы не полететь дальше в лобовое стекло. Сзади раздаются тревожные гудки, но Хосок на них не реагирует, яростно сдавливая кожаный руль ладонями.

— Что?..

Из-под упавшей челки почти не видно мокрых глаз. Хёнвон даже не решается её скинуть, продолжая с замиранием сердца смотреть на искренний испуг. Он складывает руки на торпеде и падает на них ушибленным лбом. Больше ему сказать нечего.