Хосок кивает, подхватывает Хёнвона под руку и настойчиво разворачивает в противоположную сторону от сцены.

— Мне нужно серьёзно поговорить с тобой. Тут можно найти место, где не шляются вот такие кадры?

Парень недовольно фыркает, но не предпринимает попыток вырваться. И, если уж сегодня всем суждено увидеть их вместе, то он не в силах это исправить. Спорить с Хосоком бесполезно, особенно, когда в голову того закрадываются навязчивые идеи.

— Гримёрка устроит? — спрашивает он ради порядка, но не ждёт ответа, а лишь ускоряет шаг. — Туда никто не заходит.

Везение пока точно на стороне Хёнвона. По пути им не попалось ни одного человека. Времени до открытия клуба остаётся немного, и это вынуждает понервничать. Новые сценические ботинки уже натирают пальцы: приходится скинуть их под стол, а самому усесться на диван, подобрав под себя ноги. Хосок не торопится сесть рядом, он даже не пытается начать разговор, только крутит в руках склянки с туалетного столика, ставит их на место, берёт другие и повторяет этот ритуал раз за разом. Хёнвон следит за ним взглядом и тоже молчит. Воздух между ними будто накаляется, готовый взорваться, подобно пороху. Быстро и громко.

— Ты можешь выслушать меня без истерик? — Хосок упирается руками в столик и пытается поймать взгляд Хёнвона в отражении большого зеркала. Тот кивает, смотря прямо в глаза. — Помнишь, ты говорил, что за тобой следят?

— И что? — с усмешкой переспрашивает парень. — За мной действительно следят? Я кому-то настолько интересен?

Только вот Хосоку совсем не до смеха. Спустя несколько секунд абсолютной тишины, он достает фотографии из сумки, а сам медленно, но верно прощается со своей решимостью. Когда он представлял себе этот разговор в офисе, то он звучал как-то проще. Спокойный вопрос, а за ним такой же ответ. Сейчас же эта странная улыбка на лице человека, которому сказали, что за ним шпионят, совершенно вышибает из колеи.

— Да, за тобой следят, — пытается он следовать своему безэмоциональному сценарию и присаживается рядом, протягивая фотографии тыльной стороной вверх. — Вот несколько фотографий, которые сегодня мне принёс Кихён.

Хёнвон разворачивает фотографии всего на секунду. Её оказывается достаточно, чтобы понять, что на них вчерашнее злополучное выступление, которое ему самому не пришлось по душе. Он откладывает фото в сторону и прикрывает ладонью глаза, молча проклиная тот день, когда ему посчастливилось познакомиться с Кихёном.

— Он за мной следит? Как это гадко…

— Не он, — быстрый ответ заставляет Хёнвона оторвать ладонь от лица и уставиться на любовника с немым вопросом. Тот кивает и подвигается ближе. — Но я знаю, кто. Обещаю это прекратить, если ты взамен пообещаешь мне всегда говорить правду.

Вскочив с дивана, Хёнвон разводит руками, нервно озирается и никак не может понять, в чем его пытаются обвинить. Парень хватается за голову, снова стукает себя руками по бёдрам, но так и не может выдавить никаких слов. Обессиленно падает в крутящееся кресло и отворачивается, а пальцы крепко вцепляются в ручки.

— Я и так всегда говорю правду, — цедит он сквозь зубы, исступлённо уставившись в пол. — Мне нечего скрывать, тем более от тебя.

Хосок не настаивает, молча переворачивает фотографии и раскладывает их на диване. Хёнвон нехотя косится на них, а самому мерзко оттого, что кто-то пытается их рассорить таким странным способом. И ведь ничего не докажешь.

— Однако об этом ты промолчал… — Хосок нарочно тянет слова, внимательно следя за реакцией своего парня, но Хёнвону будто всё равно.

Он теребит тюбик с блеском для губ, отворачивает крышку, вынимает спонж, снова закручивает, и так раз за разом. Тишина. Только хлюпающие звуки от нехитрых манипуляций.

— Ты видел моё состояние вчера? — наконец сдается Хёнвон, откладывая измученный тюбик на стол. — Я едва собственное имя вспомнил, когда ко мне зашли в эту дверь и сказали, что скоро номер. Я не вижу ничего ужасного в том, что она помогла мне выступить в паре, когда моя пара слегла дома с простудой…

Хёнвон замечает, как дрожит собственный голос, как окисляются слёзы во рту, а мысль в голове только одна: сохранить макияж. Парень замолкает, и какое-то время они смотрят друг на друга молча. Остается только упрекнуть себя за то, что не смог вчера сказать «нет» своей напористой начальнице.

— И тебе хватило смелости предложить ей это?

Недоверчивый прищур и пытливо приподнятая бровь не на шутку злят. Хёнвон вскакивает с кресла, случайно задевает баночки, стоящие на столике. Склянки и кисточки гремят по полу, и он нервно отшвыривает их ногой, снова вцепляясь в собственные волосы пальцами.

— Да о чём ты?! — взвизгивает он, всплескивая руками. Плечики с вешалки летят вслед за баночками, лёгким пинком ботинки отметаются к двери, а сам парень будто места себе найти не может, оглядывается и думает, на чём бы ещё выместить злость. — Она сама попросила! Я иногда понятия не имею, что делать с женским телом. Оно такое хрупкое, что мне страшно. Знаю, я говорю сейчас это, как дурак, но это правда. Неужели моей правды тебе недостаточно, что ты пытаешься меня в чём-то уличить? В чём я провинился?!

Хёнвон тяжело дышит, пытается сморгнуть слёзы, всхлипывает и закусывает губу, пытаясь этой болью перебить злобу. Ничего не выходит. Становится только хуже. Слов больше не осталось. Ему не в чем оправдываться, но он всё равно делает это из раза в раз. На столе звонит телефон, но парень пытается его игнорировать, даже несмотря на то, что звонит Чангюн. Он отлично представляет, что тот скажет или спросит. И от этого лишь паршивее.

Чтобы предотвратить дальнейший скандал и истерику, Хосок сам сбрасывает звонок и прячет телефон в карман своей куртки. Это сейчас действительно лучше. Он осторожно разворачивает Хёнвона к себе и касается уголков его глаз салфеткой, промакивая слёзы.

— Почему ты кричишь? — шепчет он ласково и прижимает за талию. — Ты выглядишь очень перевозбуждённым. В чём проблема?

Странное чувство, накатившее после стычки с Чжухоном, снова возвращается. Теперь Хёнвон спокойно может себе позволить обнять за плечи и воткнуться носом в шею.

— Я не кричу, — смято шепчет он, касаясь губами кожи, втягивает нос и рвано выдыхает. — Разве я кричу? Сообщения тоже Кихён мне пишет? Если да, то пусть прекратит. Знаю, он не пишет ничего дурного, но пусть делает это со своего номера. Мне так будет спокойнее.

— Я по-прежнему не знаю, он это или нет, — сознаётся Хосок, беря лицо Хёнвона в ладони и заглядывая в его раздражённые глаза. — Я обещал узнать, кто пишет, и я это сделаю. Верь мне. А теперь успокойся и поцелуй меня наконец, а то совсем как неродной.

Игриво щурясь и делая вид, что задумался, Хёнвон наигранно мнётся, заставляя любовника чуть понервничать. Он бегло шарит пальцами по груди, щекочет сгибы локтя, мягко проводит подушечками по выделенным венам на предплечьях. Но после того, как Хосок поднимает полы его пиджака и кладёт ладонь на горячую поясницу, выдает так тихо и ласково:

— Хочу тебя…

— Это что-то новенькое. Раньше ты никогда так не говорил, — тихо шепчет Хосок, а сам обследует рукой такое знакомое и изъезженное вдоль и поперек тело, обтянутое бархатистой кожей. — Ты даже не боишься и не стесняешься?

— Нет, — слишком быстрый ответ.

Хосок удивленно приподнимает брови. Как понять, врёт он или нет? Ведь зачастую даже боится поцеловать первым. Но с другой стороны — вот он настоящий, который каждый раз без боя и ужаса в глазах отдаётся.

— Почему? — пытается спросить он, но Хёнвон наощупь находит его губы и прикладывает к ним палец.

— Я не могу это объяснить. Можно обсудить это дома?

— Малыш хочет сегодня остаться? — почти сюсюкает Хосок, приподнимая голову Хёнвона за подбородок. — Хочешь, чтобы я тебя забрал после работы?

Хёнвон кивает, толкает Хосока обратно к дивану, а сам усаживается ему на колени. Сейчас он действительно чувствует, что ему всё равно, войдёт кто-то в эту дверь или нет.