Открыв дверь, парень видит такие же капли, как и в лифте. Голова начинает идти кругом, а под носом выступает пот, явно говоря о том, что сейчас станет плохо.
— Гюн-а, — зовёт он и искренне надеется на ответ. — Ты дома? У тебя что-то случилось?
Ответа нет. Хёнвон прислушивается к шуму воды из ванной, ногами скидывает обувь и слишком осторожно шагает через всю прихожую, стараясь не размазать белыми носками чужую кровь. Ровная струя из крана не разбивается о ладони, неслышно движений, жилы в теле становятся каменными, а собственная рука тянется к ручке и резким рывком открывает дверь.
— Ты чего не отвечаешь? — голос Хёнвона дрожит, а глаза от страха абсолютно ничего не видят. Он совершенно не узнает в склонившейся над раковиной фигуре своего друга.
Тихий всхлип. Мутная пелена постепенно спадает с глаз. Живой.
— Я не слышал, что ты меня звал, — оправдывается Чангюн и поворачивает голову.
Едва ли не зеленея от вида крови, размазанной по губам и щеке, Хёнвон хватается за косяк двери, чтобы устоять, но отчаянно делает вид, что всё в порядке. Ему необязательно делать это перед Чангюном, ведь тот наверняка помнит, как в детстве они учились кататься на велосипеде. Тогда неудачно разбитая коленка обернулась глубоким обмороком. Парень в очередной раз сморкается, умывает лицо и тянется за полотенцем.
— Ты подрался что ли? — Хёнвон медленно приходит в себя и уже старается не сползать по стенке. На губах друга видна улыбка, а его лицо выглядит вполне целым. Если не обращать внимание на раковину в красных потеках, то всё будет ещё лучше.
Чангюн смеётся и забрасывает полотенце себе на плечо.
— Вот как ты обо мне думаешь, — издевается парень, снова со стоном склоняясь над раковиной. Тонкая струйка воды закручивает ручейки свежей крови и утаскивает их в водосток. — Давно у меня такого не было. Наверное, давление, раз кровь носом пошла. Еле до дома дошёл. Голова кружится, если честно.
Облегченно выдохнув и утерев потное лицо, Хёнвон присаживается у ящика, почти не глядя достает несколько ватных дисков и старается убедить самого себя, что всё выдержит. Это же не страшно.
— Нельзя так наклоняться, — легко улыбается он и касается плеча, разворачивая Чангюна к себе. — Запрокинь голову и вставь вату, а лучше — иди и ляг.
Чангюн недоверчиво щурится, но всё же берёт предложенные тампоны и смешно суёт их в нос. Хёнвон и не думает смеяться, снова становясь белее снега. Скрепя сердце, сам берётся за шею друга и заставляет держать голову задранной. Здесь запах крови почти осязаем. Ощущение такое, будто лизнул ржавый гвоздь.
— Дай я хоть уберу тут всё, — слабо возмущается Чангюн, но его уже силой толкают в коридор.
— Иди уже отсюда…
— Ты реально сам все уберёшь?
Напоследок подтолкнув упрямца между лопаток, Хёнвон пытается оценить масштаб трагедии. Он закатывает рукава рубахи, включает воду и точно так же нависает над раковиной, изредка подглядывая за собой в чуть запотевшем зеркале.
— Когда-то должно было это произойти, правда, парень? — вымученно улыбается он своему отражению и мокрой ладонью смахивает ручейки крови с бортиков. Отчего-то в этот раз даже рвота не подступает, есть только тянущее чувство голода после длинного рабочего дня.
После вымытых полов и плотного ужина, Хёнвон устраивается на диване в гостиной, фоном включает телевизор, а сам то и дело оглядывается на дверь и переписывается в чате с Хосоком, рассказывая, как прошёл очередной скучный день. Тот охотно слушает и даже не настаивает на видеозвонке, старается успокоить и сказать что-то приятное, даже не смеётся над тем, что его мальчишка испугался капелек крови.
Вечер проходит на удивление тихо и спокойно, иногда из комнаты Чангюна слышен слабый храп. Это звучит забавно, если учесть то, что у него сейчас заткнут нос. Время тянется. Телевизор работает совсем тихо, ведь смотреть там совершенно нечего. А когда чьи-то руки касаются плеч, Хёнвон вздрагивает и едва не прощается с очередным телефоном, но вовремя ловит его и пихает под подушку, не успев заблокировать экран. Почти попался.
— Вижу, что сидишь тут и скучаешь, — игриво усмехается Чангюн, запрыгивая на спинку дивана. Его колени в шутку сжимают чужие плечи, а пальцы нарочно треплют волосы. — У меня есть бесплатные билеты в клуб, а потому грех ими не воспользоваться.
— И что мы будем там делать? — как-то отрешенно спрашивает Хёнвон, даже не вникая в суть, потому что слышит звук нового сообщения, которое не может прочитать. — Тебе лучше?
— Да, я поспал немного, — отмахивается парень, сосредоточенно сплетая отросшие волосы товарища в косички и чуть смеясь. — Хён, ты выглядишь, как дурачок.
— После таких слов я верю, что ты мой друг.
Хёнвон запрокидывает голову, и какое-то время парни смотрят друг на друга, после чего одновременно смущённо отворачиваются.
— На самом деле, я хотел тебе кое-что предложить, — уже не так уверенно продолжает Чангюн. — Мы же с тобой занимались танцами, я помню, что тебе это нравится. Ты бы не хотел немного подработать, танцуя в клубе?
И Хёнвон отлично помнит эти занятия. Помнит, как пришли в студию ещё мальчишками, как со слезами на глазах тянулись и пытались открыть в себе талант. Чангюн тогда так ничего и не добился, но продолжал ходить лишь потому, что туда ходил его друг, иногда помогающий или прикрывающий перед преподавателем. Танцы всегда были контактными, а потому заметить его неудачи на фоне Хёнвона было нетрудно. Однажды нервный учитель по классическому танцу даже ударил его по лицу, назвал неспособным и толстожопым. После такого, парень старался изо всех сил, тянул своё деревянное тело, сбивал костяшки пальцев о грубые стены, когда ничего не выходило, после чего обтирал лицо окровавленными ладонями и начинал всё с начала. В один прекрасный день на конкурсе он вырвал награду у своего преподавателя по джазовому танцу, обойдя его на целых десять очков. Правда, награда недолго находилась в руках мальчишки, уже на следующий день она была разбита перед кабинетом учителя и приправлена плевком. Вот это была самая настоящая победа. Больше Чангюн не появлялся в подобного рода студиях. Они с Хёнвоном иногда дурачились и придумывали разные танцы, после чего таскались с ними по клубам, желая поразить девчонок. Беспечная молодость прошла, и они пришли к тому, что имеют сейчас. Хёнвону не нужны девочки, а Чангюну нужен Хёнвон.
— Ты думаешь, что наши танцы тянут на то, чтобы за них платили? — чуть погодя спрашивает парень, и в этот момент снова приходит сообщение. Он надеется на то, что Хосок не обидится на долгое молчание и поймёт, что отвечать просто стало неудобно. Хотя, Хёнвон с каждым днем склоняется к тому, что его любовник устал понимать.
— Я думаю, что у меня есть отличный друг, который никогда не подсунет мне гнилой товар, — Чангюн бросает билеты на диван, и Хёнвон косится на них с недоверием. Название клуба говорит о том, что он им не по карману.
— Откуда у тебя такие деньги?
Насмешливо фыркнув, парень скатывается со спинки и, пристроив голову на чужих коленях, снова берёт в руки билеты, тыча ими едва ли не в нос.
— У меня нет таких денег, — смеётся он. — Это подарок, за который с меня не спросят. Друг сказал, что хозяйка клуба ищет танцоров и обещает им хорошие деньги. Мне кажется, что такую возможность упускать нельзя.
Хёнвон кивает, скептически поджав губы. Ему ли не знать, кто делает такие подарки. Он смотрит на приятеля, давящего улыбку в полный рот, а сам скромно растягивает губы, не имея возможности их разомкнуть. Хёнвон искренне не хочет верить в то, что Чангюн живёт такой же тёмной второй жизнью, как и он сам.
— А твоему другу можно верить? Я его знаю?
В ответ отрицательный мах головой, и Чангюн скатывается на пол, в шутку становясь на колени.
— Ты его не знаешь, но, уверяю тебя, ему можно верить, — парень складывает руки в молитвенном жесте и раздвигает колени Хёнвона локтями, подползая всё ближе. — Так мы пойдём? Это основной работе никак не помешает. Если ничего не выйдет, то и Бог с ним. Я просто… — тормозит он и кивает на подушку. — Я очень хочу хотя бы такой же телефон, как у тебя. Пойдём, а?
